Войны за становление Российского государства. 1460–1730 - Кэрол Стивенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Институционализация реформ
Сразу же после Полтавской битвы Россия продолжила одерживать победы на Балтике. Саксонский курфюрст Август II при поддержке Петра вновь взошел на трон Речи Посполитой. Дания вновь вступила в войну со Швецией. Русские войска взяли штурмом Эльбинг и очистили от шведов Карелию; заняв Выборг, Петр обезопасил новую столицу империи – Санкт-Петербург. В 1710 году пала Рига. Эпидемия чумы, охватившая балтийские провинции, ослабила гарнизоны шведских крепостей, которые после недолгих осад одна за другой сложили оружие. В октябре 1710 года русские войска взяли Ревель, и шведы ушли из Ливонии и Эстонии. Петр заключил особые соглашения с крупными балтийскими городами, взяв их под русский протекторат. Эти города с прилегающими к ним территориями обезлюдели из-за войны и эпидемии; Россия пыталась заручиться их поддержкой и возродить торговлю на Балтике [Ростунов 1987; Бескровный 1958: 217–218].
Все эти военные действия имели своей целью окончательную победу над Швецией в Северной войне, однако в годы, последовавшие за Полтавской битвой, Петр большее внимание уделял другим делам. Особенно сильно его беспокоили административные вопросы, связанные с ведением войны: где брать деньги на содержание армии и флота, как комплектовать, кормить и снабжать русские вооруженные силы? Несмотря на все изменения, сделанные в бюрократическом аппарате Русского государства перед Полтавой, Россия так и не обзавелась надежной тыловой службой.
На первый взгляд, главным способом решения этой проблемы стали драконовские меры и дальнейшее «закручивание гаек». Характерным примером такого подхода является ситуация с рекрутскими наборами, которые с 1705 по 1724 год проводились одним и тем же образом. Как и до Полтавской битвы, частотность и массовость этих наборов постоянно варьировалась: иногда в солдаты забирали одного рекрута с 20 дворов, иногда проводились особые наборы (например, в гренадерский полк прусского короля Фридриха-Вильгельма I), а иногда объявлялся дополнительный местный набор (например, в слободах вокруг Москвы). Русское правительство постоянно меняло нормы рекрутского набора – все это приводило к хаосу и непоследовательности. В 1722 году Петр, стремясь сохранить в лоне православной церкви новообращенные народы Сибири, избавил их от рекрутской повинности [Hughes 2002: 353]. Для все большего количества рекрутов военная служба становилась пожизненной [Бескровный 1958: 26–30]. При этом правительство рассчитывало на то, что штрафы, круговая порука и клеймение рекрутов помогут справиться с вечной проблемой – дезертирством; губернаторов «за невысылку рекрут к назначенному сроку» наказывали «как изменников и предателей отечества», на дорогах «учиняли заставы для поимки беглых рекрутов»281. Наказанием за «прием, укрывательство и утайку» беглых солдат была смертная казнь282. При этом нетягловые люди (землевладельцы и представители прочих свободных сословий) призывались на службу как и прежде: теперь они тоже были обязаны отбывать воинскую повинность пожизненно, и власти более тщательно следили за тем, чтобы никто не отлынивал от выполнения этих обязанностей283.
На самом деле, суровые меры были не единственными и даже не главными инструментами реализации военных реформ. Так, например, по указанию правительства с целью решить проблему дезертирства «было обращено внимание на лучшее содержание рекрутов и несколько облегчены обязанности населения», но «декларации правительства оставались лишь на бумаге» [Бескровный 1958: 30–31]. Однако более важную роль в конечном успехе реформ сыграло то, что после Полтавской битвы Петр планомерно принялся перестраивать неэффективный бюрократический аппарат Русского государства. До Полтавы, пытаясь справиться с постоянно возникающими политическими и военными кризисами, нетерпеливый царь пренебрегал существующими административными механизмами и институтами, однако в результате ему так и не удалось создать надежной тыловой службы. Проблемы со снабжением и выплатой жалованья носили системный характер: за счет реквизиций удавалось добывать продовольствие только для сражающейся армии, а все прочие войска страдали от голода. Было очевидно, что Русскому государству необходимо выстроить стабильную и постоянную систему тылового обеспечения.
Эти реформы и консолидация административных ресурсов начались вскоре после Полтавской битвы. Поначалу реформы Петра не касались центрального государственного аппарата. Вместо этого в период с 1707 по 1710 год часть военных ведомств была переведена из столиц в провинцию. Российская империя была разделена на новые крупные административно-территориальные единицы (губернии), во главе которых были поставлены губернаторы. Губернаторы отвечали за гражданское управление вверенными им областями, однако при этом на них были возложены обязанности по финансированию и продовольственно-материальному снабжению русской армии и флота284. Во всех губерниях были приписанные к ним полки (при этом каждый полк в то время назывался по какой-то местности, которая вовсе не обязательно входила в состав этой губернии) [Зезюлинский 1915: 10]. Губерния, к которой был приписан тот или иной полк, отправляла в него рекрутов и лошадей, выплачивала жалованье офицерам и солдатам, поставляла амуницию и т. д. На втором этапе реформ за все это отвечал земский комиссар, который занимался сбором податей, фуража и провианта и состоял в переписке с представителем губернского управления, постоянно пребывавшим в расположении полка. Камерир, чин которого был выше, чем у земского комиссара, контролировал всю эту деятельность, проводил ревизии и совершал инспекционные поездки в армию. Схожим образом стало осуществляться финансирование и снабжение флота, артиллерии и даже дипломатического корпуса.
Все эти нововведения привели к децентрализации русской военной бюрократии. Благодаря этому местные власти могли более оперативно реагировать на различные внутренние угрозы – такие, например, как восстание Булавина в 1707–1708 годах – и напрямую заниматься комплектованием и снабжением подразделений действующей армии. При этом снизилось количество злоупотреблений, и деятельность чиновников стала более прозрачной и, как следствие, эффективной. Главным минусом децентрализации стало то, что теперь столичные военные ведомства хуже могли контролировать ситуацию в регионах и координировать действия камериров и земских комиссаров в различных губерниях. Губернаторы подчинялись только самому царю и впоследствии Правительствующему Сенату, учрежденному Петром I в 1711 году, когда царь в очередной раз отбыл в расположение действующей армии; именно губернаторы были основным связующим звеном между русской провинцией и ее административным центром. Однако в 1711 году Сенат еще не был постоянно функционирующим и окончательно сформировавшимся органом государственной власти285.
Впрочем, в одном отношении Областная реформа Петра I сильно отличалась от прежних преобразований такого рода. Сама по себе военная и фискальная децентрализация бюрократического аппарата, целью которой было комплектование и содержание вооруженных сил Русского государства, не была чем-то революционно новым и необычным [Brown 1992]. Однако создание губерний существенным образом изменило политическую ситуацию внутри России. Среди новых губернаторов, назначенных Петром, были не только люди из ближайшего окружения царя (его родственники, друзья и фавориты, такие как А. Д. Меншиков), но и представители аристократических русских семей, причем в куда большем количестве, чем прежде. В совсем еще недавнем прошлом эти отпрыски знатных родов автоматически попадали в политическую элиту империи через высший совет Русского государства – Боярскую думу. В конце XVII века, в зависимости от положения дел при дворе, они могли получить место воеводы, стать начальником одного из приказов или занять какую-нибудь другую высокую должность. Люди, принадлежавшие к высшим сословиям Русского государства, как правило, были хорошо знакомы с культурой Европы и Османской империи и были
