Возвращение Арсена Люпена - Морис Леблан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он стал прислушиваться. Шум голосов продолжался, но нельзя было сказать, чтобы он изменил направление. Должно быть, Альтенгейм расспрашивал своих помощников. Только через полчаса Сернин услышал звук шагов по лестнице.
«Кажется, он идет наверх, – подумал князь, – но что он делал столько времени внизу?»
– Пусть все ложатся спать, – послышался голос Альтенгейма. Барон вошел в комнату с одним из слуг и закрыл за собой дверь.
– Я тоже лягу спать, Доминик. Мы можем проспорить и всю ночь, но не продвинемся вперед.
– Я думаю, – сказал другой, – что он приходил за Штейнвегом.
– Я и сам так думаю и в душе очень доволен, потому что Штейнвега здесь нет.
– Но где же он, наконец? Что вы с ним сделали?
– Это моя тайна, и ты знаешь, что я не открою ее никому. Все, что я могу тебе сказать, – это то, что он хорошо спрятан и не выйдет, пока не откроет, в чем состоял проект Кессельбаха.
– Следовательно, князь ошибается?
– Конечно! И ему еще пришлось поломать голову, чтобы додуматься до этого. Нет, я очень, очень рад… Бедный князь…
– Все-таки, – продолжал другой, – от него надо отделаться.
– Будь спокоен, старина, через неделю я тебе подарю портфель, сделанный из кожи Люпена. Ну, довольно, не мешай мне, я страшно хочу спать.
Послышался шум открываемой двери, потом щелкнул замок, и Сернин услышал, как барон завел часы, порылся в карманах и начал раздеваться. Он был очень весел, напевал, насвистывал, громко разговаривал:
– Да… из кожи Люпена… через неделю, хорошо бы и скорее, а то он нас утопит, каналья. Здорово он промахнулся сегодня… хотя расчет был верен: Штейнвег не может находиться нигде в другом месте, только здесь… Только вот в чем дело, надо…
Он лег в постель и тотчас же потушил свет.
Сернин тихо подошел к занавеси и слегка ее приподнял. Ему была видна комната, слабо освещенная ночным светом, с кроватью за занавесями алькова.
«Действительно, я глупо делаю, – подумал Сернин, – как только он заснет, я уйду».
Но в это время до него долетел странный звук, какой-то легкий скрип, Сернин не мог определить точно.
– Ну как, Штейнвег, надумал?
Это говорил барон! Не было никакого сомнения в этом. Но как он мог разговаривать со Штейнвегом, когда последнего не было в комнате?
Альтенгейм продолжил:
– Ты что же, все еще не решился? Нет? Глупо! Все-таки рано или поздно тебе придется рассказать, что ты знаешь… Нет? Не расскажешь? Ну, спокойной ночи в таком случае. До завтра!
«Я вижу это во сне, – думал Сернин, – или нет, вернее, это он разговаривает во сне. Как же иначе? Штейнвега нет ни рядом с ним, ни в соседней комнате; его нет, наконец, даже в доме, как говорит сам барон… Что же тогда это значит?»
Он колебался. Броситься ли ему на барона и заставить его силой сказать, где Штейнвег?
Нелепость! Никогда Альтенгейм не позволит выудить у него таким образом секрет.
– Что же делать, надо уходить, – пробормотал он, – по крайней мере, я не даром потерял вечер.
Но он не ушел. Он чувствовал, что ему нельзя было уходить, что случайно он может узнать что-нибудь. Он осторожно снял несколько костюмов и пальто, положил их на пол, улегся и, прислонясь спиною к стене, спокойно заснул.
Барон не вставал рано. Часы пробили девять, когда он вскочил с постели и позвал слугу. Он прочел почту, которую ему принес лакей, не говоря ни слова, оделся и сел писать письма. В десять часов он подошел к столу, где был телефонный аппарат, и снял трубку:
– Алло, будьте любезны соединить с Гаршем… да, да… вы мне позвоните… Он остался у аппарата.
Сернин дрожал от нетерпения. Раздался звонок.
– Алло, это Гарш? Номер тридцать восемь? Да, это я… он вчера вечером обыскал весь дом. Конечно, ничего не нашел. Штейнвег? Нет, ничего не хочет говорить. Да, он отлично понимает, что без него мы ничего не можем… Но куда он денется, скажет, я за это ручаюсь, и даже сегодня ночью, а не то… Что делать, лучше это, чем дать ему ускользнуть. Князь у нас его выкрадет… С этим через три дня надо будет покончить… Когда увидимся? Во вторник? Идет. Я приеду во вторник к двум часам.
Он положил трубку на место и вышел. Сернин слышал, как он отдавал приказания:
– Будьте внимательны и не попадайтесь так глупо, как вчера, я не вернусь раньше ночи.
Тяжелая дверь передней закрылась, потом был слышен скрип калитки и побрякивание бубенчика удалявшейся лошади.
Через двадцать минут вошли двое слуг, открыли окна и убрали комнату, разговаривая между собой.
Когда они ушли, Сернин подождал еще довольно долго, пока они, по его предположению, не сели за обед. Тогда, надеясь, что вся прислуга в кухне за столом, он вышел и принялся за осмотр кровати и стены, около которой она стояла.
– Странно, очень странно, – говорил он, – нет ничего особенного. В постели нет двойного дна, под постелью тоже ничего. Посмотрим соседнюю комнату.
Он тихо прошел туда. Это была совершенно пустая комната без всякой мебели.
– Здесь он тоже не может быть спрятан. В стене? Нет, это не стена, а тонкая перегородка.
Черт знает что такое! Я ничего не понимаю.
Он осмотрел каждый дюйм в перегородке, опять внимательно исследовал постель. Впустую!
– Быть может, – бормотал он, – Альтенгейм бредил во сне?.. Чтобы проверить это, мне придется провести здесь еще ночь.
Он отправился в свое убежище и провел там целый день. Наконец наступила темнота.
Альтенгейм вернулся за полночь. Он вошел в свою комнату один, разделся, лег и сейчас же погасил свет.
Сернин с волнением ждал. Опять легкий, непонятный скрип, и Альтенгейм начал насмешливым голосом:
– Ну, как поживаешь, дружище? Ругаешься? Брось, не нужно! Мне нужно от тебя другое: проект Кессельбаха и история Пьера Ледюка… Ну, давай же!
Сернин слушал, крайне удивленный. На этот раз нельзя было ошибиться: барон действительно разговаривал со старым Штейнвегом!
– А, ты голоден? – продолжал барон. – Ешь-ешь, мой милый! Только помни, что я сразу дал тебе весь хлеб, и если ты будешь есть по крохе в день, то тебе его хватит на неделю… Может быть. А
