Книга песчинок. Фантастическая проза Латинской Америки - Пальма Клементе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Четырнадцатая остановка»?
— Вот именно. Мы встречаемся здесь завтра в пять утра.
— Корреа запротестовал. Так они не договаривались. Он согласился потерять одну ночь, а теперь выходит, что он потеряет две ночи и день.
Доктор отступил на шаг, как будто хотел рассмотреть его получше.
— Вы только поглядите, что он мне предлагает. Чтобы мы возвращались среди бела дня, на глазах у всех конкурентов. Знаете, с вами надо держать ухо востро, иначе наше знакомство дорого мне обойдется. А теперь скажите, что вы станете делать один за границей без моей помощи? Сядете и заплачете? Побежите просить консула, чтобы он отправил вас домой в чемодане?
Корреа понял, что судьба его целиком зависит от доктора и лучше его не сердить.
— До завтра,— сказал молодой человек.
— До завтра,— отозвался доктор и посмотрел на часы.— Ровно в пять, тогда времени у нас будет с избытком, потому что рассветает в шесть. Я не люблю суетиться. Теперь я — сюда, а вы — туда. И не вздумайте следить за мной, а то вам не поздоровится.
Пройдя несколько шагов, Корреа подумал, что, если доктор не придет на свидание, ему будет плохо. Денег у него с собой было немного, и конечно же, он не слишком надеялся, что сам найдет вход в туннель. Разумнее было бы поискать туннель сейчас, пока еще не все смешалось в памяти. Он попытался вернуться тем же путем, но скоро заблудился среди путаных улиц. Была еще одна подробность, о которой он не расспросил доктора, боясь выглядеть дураком: где они находились? У него закружилась голова, и он подумал, что не стоит, падая с ног от усталости, плутать по этим улицам, проложенным вопреки всем законам градостроительства. И еще он понял, что прежде всего должен немного поспать. Потом уж он разберется, что к чему. «Я лягу где угодно,— сказал он вслух и добавил: — Где угодно, лишь бы не было собаки». Но сразу же возникли проблемы, потому что здесь было принято в каждом саду держать собаку, а то и двух. Желая, быть может, успокоить свою совесть, он подумал: если бы вместо того, чтобы, как кретин, послушаться доктора, он внял бы голосу разума и вернулся на остров Меркадера, все равно он не смог бы заниматься — так он устал. Если ему сию же минуту не попадется сад без собаки, он уснет прямо на улице. Холодея от страха, он вошел в какие-то ворота и двинулся к беседке, обсаженной лаврами,— в сером утреннем свете они казались призраками. Все было тихо, и он уснул.
Когда Корреа проснулся, солнце било ему в глаза. Он прищурился и вздрогнул, потому что кто-то стоял рядом и смотрел на него. Это оказалась молодая женщина, совсем недурная собой, но лицо ее было каким-то распухшим. Нервничая, он смутно подумал, что должен успокоить ее.
— Простите за вторжение,— сказал он.— Мне так хотелось спать, что я лег и заснул. Не бойтесь, я не вор.
— Мне все равно, кто вы,— ответила женщина.— Хотите перекусить? Уже поздно, вы, наверное, голодны, но придется удовольствоваться завтраком. Сегодня я ничего не готовила.
Они пошли по лужайке среди кустов и наконец подошли к белому дому с черепичной крышей; вокруг него шла галерея, выложенная красной плиткой. Внутри было темно и прохладно.
— Меня зовут Корреа,— сказал молодой человек.
— Женщина ответила, что ее зовут Сесилия, и добавила фамилию, прозвучавшую как-то вроде Виньяс, только на иностранный лад. По всей видимости, они были одни.
— Садитесь,— сказала женщина.— Я приготовлю завтрак.
Корреа подумал о странном туннеле, собственно очень коротком, который, очевидно, завел его весьма далеко, и спросил себя, где же он находится. Потом встал, прошел по коридору, заглянул в кухню. Сесилия стояла спиной к нему у плиты; на огне закипала вода, подрумянивался хлеб. Она обернулась не сразу и быстро провела рукой по лицу.
— Я хочу задать вам один вопрос,— начал Корреа, но замолчал и наконец спросил: — Что случилось?
— Меня бросил муж,— ответила Сесилия, плача.— Как видите, ничего необычного.
Корреа снова отложил свой вопрос и принялся утешать женщину, но это оказалось не просто: трудности возрастали по мере того, как он все больше узнавал о случившемся. Сесилия любила мужа, а он бросил ее ради другой, более молодой и красивой.
— Теперь ясно, что он всегда обманывал меня, так что от моей великой любви не осталось даже светлых воспоминаний.
Сесилия не переставала плакать, и молодому человеку было неудобно сказать, что вода закипела. Когда по кухне разнесся запах горелого хлеба, Сесилия улыбнулась сквозь слезы. Корреа решил, что улыбка ему нравится — отчасти потому, что плач на миг прекратился. К сожалению, она снова заплакала; Корреа погладил ее по волосам, ибо не находил убедительных доводов, которые могли бы ее утешить, и обнаружил, что ласкать плачущую женщину как-то проще. Сесилия отвечала на его ласки, не прерывая рыданий. Ему удалось немного приободрить ее, но тут неосторожное слово, видимо, вызвало воспоминания, грозившие новым взрывом. Когда он уже готовился к худшему, Сесилия сказала:
— Теперь я тоже хочу есть. Сейчас что-нибудь приготовлю.
«Слезлива, но характер хороший»,— подумал Корреа. Они поели, потом пошли отдыхать, и оказалось, что времени хватает на все. Впервые за эти часы вспомнив о докторе Марсело, Корреа подумал: «Лишь бы он не опоздал на встречу». Затем его охватил страх, что час свидания придет слишком скоро; он решил, что догадки о том, почему Сесилия не отвергает его ласк, не только циничны и грубы, но и нелепы. «Ей больно, потому ей и хочется, чтобы ее утешали,— сказал он себе.— Ласки — универсальное средство, ведь плачущие дети успокаиваются, когда их ласкают». Он забыл о докторе, забыл об экзаменах. И нашел, что Сесилия ему очень нравится.
В этот долгий день, когда столько ему удавалось, молодому человеку удалось наконец спросить:
— Где мы находимся?
— Не понимаю,— ответила Сесилия.
— В какой части света мы сейчас?
— В Уругвае, конечно. В Пунта-дель-Эсте.
Молодому человеку понадобилось время, чтобы переварить услышанное. Потом он спросил:
— Как далеко Пунта-дель-Эсте от Буэнос-Айреса?
— На ширину Ла-Платы. Самолетом примерно так же.
— А сколько это километров?
— Около четырехсот.
Корреа сказал, что она очень умная, но есть кое-что, о чем он знает, а она, наверное, нет.
— Спорю, ты не знаешь, что есть такой туннель, по которому можно прийти сюда пешком, не торопясь, что называется, нога за ногу, за пять минут.
— Откуда?
— Из Тигре, конечно. С самой дельты. Думаешь, я вру? Вчера вечером мы с одним доктором по имени Марсело приехали из Тигре на катере, проплыли ну совсем недолго, высадились на остров, поросший тополями и кустарником,— такой же, как все остальные. Там находится вход в туннель, снаружи его не видно. Мы вошли и минут пять спустя (но под землей казалось, что мы идем вечность) очутились среди садов и вилл, в районе парков, в городе-саде.
— В Пунта-дель-Эсте?
— Вот именно. Только я должен предупредить, что про туннель никто не знает, кроме нас троих — доктора, тебя и меня. Прошу тебя, никому о нем не говори.
Увлекшись объяснениями, Корреа не заметил, что Сесилия опять погрустнела.
— Я никому не скажу,— заверила она и добавила уже другим тоном: — Как бы обманщик ни клялся, он в конце концов все равно бросит тебя одну.
— Не понимаю, как кто-то мог тебе лгать! — горячо воскликнул Корреа.
— Вдруг его почему-то охватил страх, что Сесилия думает, будто туннель — вранье. Он снова и теперь с большими подробностями стал описывать все путешествие, начиная со встречи с доктором Марсело и вплоть до прощания на «Четырнадцатой остановке».
— Как раз на этой остановке,— подчеркнул он,— завтра ровно в пять утра доктор будет ждать меня, чтобы отвести назад.
— Через туннель? — спросила Сесилия, опять на грани слез.
— Мне надо заниматься. До экзаменов остается совсем немного. Я сдаю за первый курс юридического.
— К чему эти сказки? Я скоро привыкну к тому, что меня бросают.