Откровения Екатерины Медичи - К. У. Гортнер

К моему изумлению, Лукреция разразилась слезами.

— Мы уж думали, что потеряли вас! — прошептала она, обеими руками стискивая мою руку.

Я недоуменно нахмурилась. Анна-Мария часто закивала; и вдруг на меня со всей мучительной силой обрушилось осознание того, что Елизавета умерла. На долю секунды мне отчаянно захотелось закрыть глаза и вновь погрузиться в забытье. Однако я не могла позволить себе слабости; я должна подготовить новый поход на Ла-Рошель, присматривать за послами, которые вечно следуют за мной по пятам, должна…

— Долго я была без сознания? — Я замерла, глядя на их встревоженные лица.

— Больше месяца. — Лукреция поднесла к моим губам кубок с водой.

— Больше месяца?! — Я оттолкнула ее руку. — Это невозможно! Что со мной произошло?

— Лихорадка. — Лукреция убрала кубок и намочила полотняный лоскут в тазике, стоявшем у изголовья кровати. Затем она вновь положила влажную примочку мне на лоб, я ощутила резкий запах трав. — Трехдневная лихорадка. Мы обнаружили вас лежащей на полу. Врачи ничего не могли поделать. Они пустили вам кровь, но вы не очнулись. Мы по очереди ухаживали за вами. Ох, госпожа моя, пот тек с вас ручьями, холодный словно лед. И однако вы не шевелились. Вы были живы, но вместе с тем как мертвая. Когда вы совсем недавно подали голос… мы уж думали, что настал конец.

— Что я сказала?

— Вы говорили о сражении, о всаднике, который спасается бегством, и человеке в золотом. Это звучало, как… — Голос ее прервался и замер.

На моей руке остались рубцы от кровопусканий. Я умолчала о том, что у меня была не обычная лихорадка, но скорее повторение давнего, еще детского недуга. Знак того, что меня вновь посетил мой дар.

Громко хлопнула дверь, и все, кто собрался вокруг, вздрогнули.

— Она очнулась? Она разговаривает?

К моей кровати стремительно подошел Карл. На лбу его чернело смазанное пятно сажи — след недавней возни в оружейной мастерской, которую он обустроил и в Лувре. Он склонился надо мной, и от него пахнуло дымом.

— Матушка, это правда? Вы это видели?

Глянув на Карла, я заметила, что из-за спины его выглядывает Марго. Должно быть, она незаметно выскользнула из комнаты и привела брата.

— Что я должна была видеть?

— Поражение гугенотов! — Голос Карла зазвенел ликованием. — Наша армия штурмовала Ла-Рошель. Мы с Бираго подготовили этот штурм, пока ты болела. К нам присоединились испанцы, посланные Филиппом. Мы взяли город в кольцо и смели оборону гугенотов. Они обратились в бегство.

— Человек в золотом, — пробормотала я. — У Генриха были позолоченные доспехи. Я сама их ему подарила. Dio Mio, неужели он…

— Генрих жив и здоров. Он преследовал Колиньи; гнался за ним верхом много лье. Он сказал Гизу, что обещал тебе голову Колиньи. Правда, тот все же ушел живым. — Карл запнулся, во все глаза глядя на меня. — Ты это видела, правда? А коннетабля тоже видела? Он мертв. Он погиб в бою, защищая Генриха. Мы похоронили его в Сен-Дени, рядом с отцом. Коннетабль всегда любил отца. Я же правильно поступил?

Монморанси. Дядя Колиньи. Мысленным взором я увидела его таким, каким он был при первой нашей встрече в Марселе, — великаном, заслонявшим солнце. Он был мне и другом, и врагом; он пережил трех королей и был стойким защитником нашей веры, которую ценил превыше собственной жизни. Теперь его — как и многих, слишком многих — больше нет. Я не могла сказать, что глубоко опечалена смертью коннетабля, — трудно было скорбеть о нем после того, как он предал меня, войдя в Триумвират. Однако при этом известии я, как никогда прежде, ощутила тяжесть прожитых лет. Все нити, соединявшие меня с прошлым, оборвались, и я осталась одна, совсем одна перед бескрайним морем воспоминаний, которые уже не с кем разделить.

— Да, — пробормотала я, чувствуя, как безмерная слабость накрывает меня с головой. — Да, ты правильно поступил. Я не видела коннетабля. Я не знала, что он мертв. — Волна слабости увлекала меня прочь, на сей раз — в сон без сновидений. — Прости. Я так устала…

— Тогда отдыхай… — Карл поцеловал меня в щеку. — Ни о чем не тревожься. Война окончена. Скоро мы объявим амнистию и заживем, как раньше. — Он погладил меня по руке. — Да… как же я мог забыть?! С днем рождения, матушка! Надо будет его отпраздновать, когда тебе станет лучше.

С этими словами он повернулся и с важным видом вышел.

Марго осталась стоять, глядя на меня почти с испугом.

— Мой день рождения, — прошептала я. — Мне пятьдесят…

Погружаясь в сон, я так и не сумела понять, рада ли тому, что Колиньи остался жив.

Как только я встала на ноги, мы провозгласили амнистию, разрешив гугенотам отправлять свои обряды в перечисленных указом городах, а также передали в их владение четыре крепости, включая Ла-Рошель. Этим же указом даровалось прощение всем вождям мятежа. Я решила воспользоваться подходящим случаем и за труды на благо монархии наградила Бираго титулом канцлера.

Затем я распустила армию. Вернулся с полей сражений мой сын Генрих. Выглядел он, как всегда, отменно и был невероятно горд своим кровавым посвящением в зрелость. Его сопровождал Гиз, широкоплечий и золотоволосый, как бог. Казавшиеся двумя сторонами одной медали — один темный, другой светлый, — они ворвались в жизнь двора, словно кометы, наполнив наше существование шумными выходками.

Я была довольна. Во время моей болезни сыновья взяли на себя бремя принятия решений и стяжали славу фамилии Валуа. Никто не посмел бы отрицать, что они воплощают в себе все, чем должны обладать принцы французской короны.

Что до Колиньи, никто не знал, где он скрывается. Я не отменила награды за его голову, однако объявила, что общая амнистия распространяется и на него — в том случае, если он впредь воздержится от изменнических действий. Хоть Колиньи и потерпел поражение, он по-прежнему пользовался почетом у своих единоверцев, и мне не хотелось, чтобы он причинял нам новые хлопоты.

Вместо того чтобы мстить Колиньи, я занялась сотворением будущего, в котором ему больше не найдется места.

— Филипп не хочет жениться на Марго. — Я заглянула в донесение, которое держала в руке. — Монсеньор утверждает, что употребил все средства, дабы уговорить его, но Филипп, судя по всему, до сих пор так сильно скорбит о Елизавете, что покуда не может помышлять о новом браке. Тем не менее он дал согласие на помолвку Карла со своей шестнадцатилетней кузиной Елизаветой Австрийской.

Торжествуя, я перевела взгляд на Бираго.

— Испания по-прежнему будет связана брачными узами с Францией! Наш посол в Австрии прислал миниатюру с портретом невесты Карла. Полагаю, ты уже поговорил с ним?