Звездная ночь, звездное море - Тун Хуа

– У меня теплая одежда, так что не замерзну! Лучше подумай: что тебе еще нужно?

– Все нужное мне, кроме тебя, можно найти в море. – Сказано это было совершенно буднично, но мои уши вспыхнули, в глазах защипало, а сердце затрепетало.

Цзюйлань поднял голову.

– Вот теперь можешь спускаться.

Вместо этого я просто стояла и смотрела на него. Он тоже смотрел на меня, но вопросительно. Мой консерватор господин У такой умный, но такой глупый.

Мне не удалось сдержать смех, но после я взяла себя в руки и сказала твердо:

– Цзюйлань, я люблю тебя!

Выражение его лица становилось все более спокойным и безразличным, но глаза беспорядочно метались, избегая моего взгляда.

– Спускайся!

Знакомый трюк. Чем чаще он так делает, тем сильнее мое желание подразнить этого «снежного императора».

– Эй! Я сказала, что люблю тебя! Может, ответишь? Хотя бы ласково посмотри мне в глаза, скажи, что тоже любишь. Или… может, нежно поцелуешь?

Реакции не последовало. Мужчина посмотрел на восходящую луну и спокойно отметил:

– Скоро ноги потеряют чувствительность.

Я великолепна! Не желая больше медлить, схватилась за перила и перемахнула через них. При этом бормотала про себя: «Не смотри на воду, не смотри на воду», но избежать этого было невозможно, поскольку мы находились в открытом море. Меня сковал страх, хотя я не до конца понимала отчего. На яхте ведь я была в полном порядке, но испугалась до дрожи, как только перелезла через перила, хотя ноги все еще стояли на палубе. Цзюйлань протянул мне руку, желая помочь, но я быстро сказала, что сделаю все сама.

Даже если бы я любила обычного человека, то все равно переживала бы из-за своей фобии. А Цзюйлань вообще считает море своим домом, так что нужно перебороть свой страх. Мужчина стоял в стороне, спокойно наблюдая за мной.

Крепко держась за перила, я мысленно говорила себе: «Ты с Цзюйланем! Не бойся! Ты сможешь…»

Внезапно зазвонил мой мобильный.

Я должна спуститься к лодке как можно скорее, чтобы ответить на звонок, но руки настолько крепко сжимали перила, что отпустить их не представлялось возможным.

Рингтон не замолкал, и это действовало не нервы, усиливая мою тревогу.

– Не напрягайся так! – Цзюйлань внезапно подхватил меня и усадил в шлюпку. Даже со спуском не справилась…

– Ответь на звонок.

– Алло? – Я взяла трубку.

– Шэнь Ло? – Голос показался мне знакомым, но никак не могла вспомнить, кто это.

– Да, а вы кто?

– Шэнь Янхуэй!

Прежде чем я успела ответить, тот начал ругаться:

– Тварь! Сука! Будь ты проклята! Лучше бы сдохла!.. Это ты виновата! Найду тебя и…

Брат ругался и плакал. Я слушала его в течение трех минут, но не понимала, что произошло. Просто чувствовала, что случилось нечто плохое. Мы несколько месяцев не виделись и даже не созванивались, так что я не понимала, в чем меня обвиняют.

– Шэнь Ло! – Он продолжал сыпать проклятиями. – Это все твоя вина! Если бы не ты, родители бы не поссорились! Мама была права, ты та еще тварь…

– Мы с тобой родные брат и сестра, так что ты недалеко ушел!

– Говно вонючее!

– Сам такой! Проверь голову, кстати! У людей там обычно мозг, а у тебя дерьмо!

Мы с Янхуэем продолжали оскорблять друг друга, перебирая все гадости, какие знали. Я с тревогой взглянула на Цзюйланя, который стоял в стороне, тихо и спокойно наблюдая за моим перевоплощением в сварливую бабу. Его вид немного меня успокоил и придал сил, так что выражаться я стала еще жестче.

Брат был шокирован таким поворотом и наконец успокоился. Он наконец перестал лаять, как бешеная собака, а заговорил нормально.

– Что, черт возьми, случилось? Скажи четко! Или кладу трубку!

– Ты и правда хладнокровная!

– А тебя прямо завело! Шэнь Янхуэй, когда твоя мать ругала меня, она всегда делала это при тебе. Это доказывает, что она вообще не хотела, чтобы мы сблизились, как настоящие брат и сестра!

Мальчик замолчал, а затем из трубки донеслись рыдания. Потом он начал бессвязно рассказывать о том, что произошло, и я постепенно разобралась в подробностях произошедшего.

Причиной всему стало бронзовое зеркало, увезенное мачехой. Кто-то связался с ней и захотел купить его, но поначалу она отказывалась продавать, учитывая, что Янхуэй носил фамилию семьи Шэнь, в которой эта реликвия передавалась из поколения в поколение. Покупатель повысил цену, пообещав миллион, и мачеха согласилась. Однако никто не ожидал, что прежде трусливый отец на этот раз проявит решительность: тетя Ян то жалостливо умоляла его, то плакала и ругалась, но отец не соглашался продавать зеркало.

Мачеха привыкла делать в доме все, что ей вздумается, поэтому, естественно, не смогла оставить это без внимания, и они продолжили спорить.

Сегодня утром мой отец отвозил Янхуэя в школу и планировал высадить жену у станции метро, чтобы ей было удобнее попасть на работу. По пути семья счастливо общалась, пока женщине снова не позвонил покупатель зеркала. Отец только тогда узнал, что мачехе пообещали миллион двести тысяч юаней и она уже согласилась продать его и даже тайно вынесла из дома, чтобы все сделать быстро и незаметно. Пара начала ругаться, и, что бы ни говорила тетя Ян, отец не соглашался. Вскоре она потеряла контроль над эмоциями и ударила папу, который был за рулем, что стало причиной аварии.

Мачеха сидела рядом с ним, а Янхуэй позади. В момент аварии, чтобы защитить жену и ребенка, отец повернул руль вправо, так что его сторона приняла на себя удар. Мальчик отделался царапинами, мать получила перелом – травму хоть и серьезную, но не опасную. А вот у отца было сильное кровоизлияние в селезенке. Сейчас ему делают срочную операцию и нельзя предсказать, выживет ли он.

Шэнь Янхуэй был сбит с толку, взволнован и напуган, поэтому обвинял во всем меня. Если бы не я, папа не был бы так настроен против продажи зеркала. Согласись он на сделку, не поругался бы с мачехой и аварии бы не случилось.

Брат позвонил не столько для того, чтобы попросить утешения и помощи, а чтобы выговориться и осыпать ругательствами. Слушая его, я смутно вспомнила обещание отца, когда тот покидал остров: «Сяо-Ло, знаю, о чем ты беспокоишься. Ты не единственная носишь фамилию Шэнь. Не волнуйся, я помогу Янхуэю позаботиться о зеркале и никогда его не продам!»

Отец с самого моего детства и до совершеннолетия всегда был добрым и уступчивым человеком без принципов и особых талантов, похожим на липкое тесто: