Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное - Андрей Николаевич Савельев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О чём говорит данный список?
Во-первых, об общей концепции формирования лидерской группы: в Президиуме должны быть представлены различные национальности: при русском большинстве – несколько евреев, латыш, армянин. Кончено, евреи не составляли большинства во ВЦИК, но их процент был около 15–20 % – в несколько раз выше, чем доля в населении Империи (в особенности, если заметить, что подавляющее число евреев осталось в навсегда отделенной Польше, а также во временно отделенной Украине).
Во-вторых, почти все в этой лидерской группе не получили высшего образования, а если получили, то никогда не работали по специальности. И при этом легко брались за управление в тех областях, о которых не имели ни малейшего представления – занимались публицистикой, военным делом, хозяйственными вопросами.
В-третьих, как показывает судьба этой лидерской группы, она вся была повязана кровью, и по большей части расплатилась за свою деятельность в период Большого террора – когда выпущенные на свободу демоны стали пожирать других демонов революции, освобождая себя от общей ответственности и расчищая карьерные пути.
В-четвертых, достаточно точно выполнено правило: кто сидит в Президиуме, тот не дебатирует. Исключения незначительны – для Свердлова (он вел Съезд), суетливого Зиновьева и Спиридоновой. Последняя заняла место в президиуме после своего выступления. Другим членам президиума давали возможность обозначить свою позицию лишь короткими репликами (Преображенский, Суханов).
Мировая революция в стране, – которую не жалко
Всё, сказанное большевистскими лидерами и их вялыми оппонентами до III Всероссийского Съезда Советов, не имеет никакого значения. Потому что политическая диспозиция вполне обозначилась только после разгона Учредительного Собрания. Из выступлений делегатов Съезда мы можем понять, какую, собственно, государственность они стремились построить.
Свердлов и Ленин должны были отчитаться о своей работе – соответственно, за ЦИК и СНК. Но их выступления не были отчетами.
Единственная информация Свердлова о своей работе – об издании литературы на иностранных языках, что соответствовало представлениям большевиков о скорой мировой революции. Пропаганду надо было переносить в Европу – на Россию надежды не было. Сколько и каких материалов издано, куда они отправлены – об этом докладчик умолчал. И ещё ЦИК занимался рассылкой по всей стране своих эмиссаров (с непонятными полномочиями) и сбором материалов о нарушениях на выборах в Учредительное Собрание. Где эти материалы, что из них следует – это, видимо, уже не интересовало ни Свердлова, ни вообще кого-либо. Также Свердлов отчитался о разрыве отношений с теми, кого он называл «соглашателями» (меньшевики и правые эсеры). С ними договаривались о совместной работе, а потом просто всех вышвырнули – в угоду фантазиям о пролетарской революции. Фактически власть в ЦИК была узурпирована большевиками. И, конечно, впредь с ними никто дела иметь не хотел. Левые эсеры, решив, что с большевиками им идти дальше удобнее, в течение 1918 года расплатились за это. Вся последующая жизнь тех, кто при этом выжил – лагеря, ссылки, а в итоге почти для всех всё равно – расстрел.
Несколько позднее на Съезде появилась странная делегация – осколок разгромленной большевиками системы местного самоуправления. Вслед за Учредительным собранием большевиками были распущены Петроградская и Московская городские Думы, которые успели разослать приглашения на Съезд городского и земского самоуправления. Оказавшиеся среди делегатов «левые» были там в ничтожном меньшинстве и покинули собрание, чтобы явиться на съезд Советов к большевикам – во главе с неким товарищем Моргуновым (его судьба неизвестна), назвавшим муниципальный съезд «средоточием контрреволюции». Таким образом, в зале оказались ещё 53 человека, которым был предоставлен статус с совещательным голосом. Между тем, органы местного самоуправления были «свежеизбранными» – выборы состоялись в июне – июле 1917 г. на основании «демократизированного» Временным правительством положения. Хотя среди местных гласных доминировали «левые», большевики играли в местном самоуправлении незначительную роль. Уничтожение результатов недавних выборов путем насильственного прекращения деятельности местных Дум было актом пресечения реального народного представительства, избранного на основании регламентированных правил, и замены его фиктивным, не избираемым представительством, формируемым спонтанно на основе лояльности к большевистскому перевороту[118].
Речь Ленина – это сумбурное, насыщенное не фактурой, а лозунгами выступление, которое было совершенно неподготовленным, непродуманным. Это речь обо всём, что придет в голову. Но тем она и ценна – все тайные помыслы большевиков Ленин высказал вполне откровенно. И вполне показал, насколько деструктивны и не обременены рациональным расчетом эти помыслы. Из них могла следовать только гражданская война, которая, как казалось большевикам, уже заканчивается. Впоследствии крах государственности и всех систем управления были названы большевистскими историками «триумфальным шествием Советской власти».
Ленин об этом сказал: мы удержались и сумели создать аппарат Советов. Но история расшифровывает это как сознательную ложь. Советы к январю 1918 года никаким аппаратом не были. Они были на местах группировками, которые силой оружия захватили правительственные учреждения и приступили к тотальному грабежу – как общественной и частной, так и личной собственности граждан. Лишь последовавшая гражданская война покрыла этот грабеж – красный террор этот грабеж не остановил, но он превратил его во второстепенный фактор жизни миллионов людей, которые ограблены были все до одного.
Ещё один признак впадения Ленина в «прелесть» – утверждение, что громадное большинство (крестьянство) согласилось на диктатуру меньшинства (пролетариата). Ленин говорил: «нужна власть исключительно одного пролетариата». При этом он как будто игнорировал свои же слова о союзе с крестьянством и прямо тут, на Съезде, провозглашенное единство.
Ленин в своей речи говорил одновременно и о невозможности союза с буржуазией, и о необходимости такого союза, приводя пример кожевенной промышленности, где рабочие заключили союз с прежними владельцами, без которых они, и впрямь, не смогли бы продолжать производство: «попытки пролетариата вступать в договоры с союзами фабрикантов, чтобы обеспечить рабочим управление целыми отраслями промышленности». Захват банков – потом альянс с финансистами, захват заводов – потом союз с бывшими заводовладельцами. Всё это было формой перехода к сверхэксплуатации, а не освобождением труда. Взамен прежнего аппарата был подготовлен новый, который просто переписал на себя власть и собственность, многократно усугубив произвол чиновника и
