Динка (ил. А.Ермолаева) - Осеева Валентина Александровна

— Ни-ког-да! — громко отвечает себе Динка. И оттого, что Лина все-таки меняет ее на Малайку, девочка чувствует себя такой беззащитной перед людской несправедливостью, что хочется ей уйти куда-нибудь далеко-далеко в широкое поле, превратиться в белую березку… и стоять там день и ночь одной-одинешенькой… Будет ветер ее трепать, и дожди на нее прольются, а однажды в черную-черную ночь люди вспомнят о ней и скажут:

«Не березка ли это белеет в темноте, не она ли стоит одна-одинешенька среди голого поля?»

— Ну его! Ну его! — вдруг пугается Динка. — Не пойду я на это поле, зачем мне оно, я с Ленькой буду… При Леньке меня и хозяин не тронет, а так мало ли что может случиться…

Фантазия Динки снова разыгрывается… Девочка представляет себе, как подходит к их забору страшный бородатый человек, еще не совсем убитый, но весь в крови…

«Где она? — грозным шепотом говорит он и закидывает за забор одну ногу, потом другую. — Где та девчонка, что висела на моей бороде, а… а?..»

Динка машет рукой, вскакивает, хочет бежать. Она понимает, что все это она придумала сама, но от страшных мыслей никак нельзя избавиться. Они приходят и днем и ночью. Если бы случилось что-нибудь такое, что бы сразу отшибло эти мысли… Может, считать до двадцати? Или найти какую-нибудь приставучую скороговорку, вроде: «Карл у Клары украл кораллы… Карл у Клары украл кораллы…»

Мама как-то раз сказала, что такая глупость засоряет голову. А Динке как раз и надо засорить голову, чтоб не думать о страшном. Можно еще вот это говорить, оно такое же не очень умное:

«Окло леса, окло леса шла с бараном баронесса».

Или уж совсем просто:

«Баран, баран, бу-у! Баран, баран, бу-у!»

Динка, глубоко вздыхая, выходит на террасу. Катя быстро-быстро вертит блестящее колесико машинки, из-под левой руки ее сползает на пол длинный белый кусок полотна…

Но Динку не интересует больше Линино приданое, она уже знает, что в этих сборах кроется много грустного. Но почему притворяются взрослые, что это хорошо и весело? Почему, несмотря на Линины слезы, Катя все шьет и шьет это противное белое приданое?

Спросить об этом Динка не решается и, сойдя со ступенек, направляется в палатку к Никичу. Но в палатке слышится громкий храп. Никич теперь часто спит днем, потому что ночью ездит на рыбную ловлю. Один раз он притащил целое-ведро рыбы. Но лучше бы он сидел дома… Динка заходит за палатку, открывает свой сундучок, но папиной карточки там нет… Наверное, взял Никич…

Динка плетется в кухню. Лина чистит и моет кухонные полки, перебирает какую-то посуду.

— Лина, — говорит Динка, — я думаю, что тебе нужно прекратить немедленно эту свадьбу!

— Крохотка ты моя! — притягивая девочку к себе, говорит Лина. — Уж я вроде и сама не рада. Заела меня тоска в сердце…

— Вот видишь, — уныло говорит Динка, прижимая руку к груди, — меня тоже заело это самое…

Лина гладит ее волосы, целует ее глаза и щеки:

— Доченька ты моя ненаглядная!

— Подожди, Линочка… — уклоняясь от ее ласк, говорит Динка. — Если хочешь, я сломаю Катину машинку, и это длинное белое приданое сразу перестанет сползать на пол.

— Бог с тобой, милочка! — пугается Лина. — Ведь на это деньги потрачены. Катя и мама, как родную, меня провожают…

— Почему провожают? Куда провожают, Лина? — озабоченно спрашивает Динка. Разве вы с Малайкой не будете жить с нами?

Лина смаргивает слезы и молчит.

— Ты уже не любишь нас, Лина, ты одного Малайку любишь? — жалобно говорит Динка.

— Что ты, что ты, крохотка моя! Разве променяю я вас на кого-нибудь?! Никогда и не думай этого! Как была вашей Лина, так на всю жизнь и останется… А Малайка… это что ж? Это особь статья… Каждой девице надо замуж выходить, а он человек добрый, хороший… — взволнованно объясняет Лина.

Но Динка уже не слушает ее и, чувствуя какую-то горькую обиду, выходит из кухни.

На крокетной площадке занимается Алина с Анютой. Алина тоже изменилась; она совсем не замечает младших сестер, как будто они обе провалились сквозь землю. Она редко подходит и к маме, когда мама дома, ЕЕ словно ничего не интересует в жизни, кроме Кости и его поручения, И хотя белоглазый человек больше никому не попадался на глаза, Алина, как верный страж, несколько раз и день обходит весь сад…

Динка смотрит из-за кустов на гамак, где сидит Мышка. Подойти или не подойти? Мышка читает. Гога, узнав про ее слезы о Марьяшке, подарил ей несколько книг Диккенса в красивых переплетах. Для Мышки это, конечно, было отвлечением, но Динка окончательно затосковала без сестры.

«Никто не соскучивается без меня, никому я не нужна!» — с горечью думает Динка.

Но Мышка вдруг поднимает голову от книги и тихонько зовет:

— Динка, иди сюда!

Динка подбегает к ней, садится на гамак, обнимает Мышку за шею.

— Диночка, — тихонько шепчет Мышка, — я все думаю… Неужели мы никогда уже не увидим Марьяшки!.. Куда ее увезли?

У Динки сразу падает сердце, она болезненно кривится и умоляюще смотрит на сестру:

— Не говори ни о чем грустном… Не говори…

— Но как же, Диночка… Разве ты уже ее забыла? — удивленно спрашивает Мышка.

— Никто не забыл… Но я умру, если буду обо всем думать… Ах, зачем ты сказала!

Динка встает и, заткнув обеими руками уши, бежит по дорожке.

— «Карл у Клары украл кораллы… Карл у Клары…» — но что-то сжимает ей горло, и слова путаются: — «Карл у Клары клорал кораллы…»

Глава сороковая

СНОВА БЕЛОГЛАЗЫЙ ЧЕЛОВЕК

В этот день Митрич поручил Леньке продать рыбу. Ленька с вечера забежал к Федьке и соблазнил его ехать вместе.

— У Митрича рыба крупная, и торговать он велел по десяткам… Вот и будем класть девять штук его да одну твою… Поедем! Заработаешь! Я так делал единово! — вспомнив свой базар с Динкой, сказал Ленька.

Федька согласился. На базаре в этот день было людно, в рыбном ряду не протолкаться, и рыбины у торговок все большие, жирные, не чета Митричевым.

— Большой привоз нынче, — с огорчением сказал Федька. — Боюсь, простоим мы зря и вся наша рыба протухнет.

— Так пойдем на пристань, — предложил Ленька. — Наша рыба дешевая, ее живо около рабочей столовки раскупят.

Мальчики пошли на пристань. Там тоже царило оживление, только покупатель здесь был попроще и победнее, а товар — похуже и подешевле. Торговки, покупая у рыбаков весь их улов скопом, тут же отделяли лучшую рыбу на базар, а остальное продавали за гроши толпившейся на пристани бедноте.

Мальчики пристроились прямо на земле, ВЫЛОЖИВ свой товар на мешок.

— Наша рыба еще лучше! Гляди, какую мятую здесь продают! — с гордостью сказал Федька.

К мальчикам начали подходить покупатели. Торгуя, Ленька вытягивал шею и искал в толпе Степана.

«Как раз завтрак сейчас у рабочих… Может, и он где около столовки ходит…»

Ему очень, хотелось повидать Степана, но пойти поискать его он не решился, так как один раз, во время разговора, Степан вдруг сказал:

«Около столовки меня не окликай и не ищи! Это привлекает внимание и может испортить дело. Дома увидимся».

Ленька испугался и, слоняясь по базару в поисках работы, вовсе перестал появляться у пристани.

Сегодня он не собирался заходить к Степану и на дом, так как торопился. Его беспокоила Динка. Девочка выглядела какой-то запуганной, и, когда под вечер он, приезжая из города, звал ее на утес пить чай, она нерешительно оглядывалась вокруг и качала головой:

«Нет, Лень. Уже скоро вечер, деревья и кусты станут черными…»

«Да какой сейчас вечер? Еще до приезда твоей матери целый час! Пойдем!» звал ее Ленька.

«Нет… Лучше побудь здесь. Я, знаешь… — Она прижимала к щели лицо и тихо говорила: — Я хозяина твоего боюсь…»

«Да брось ты об нем думать! Зачем он тебе нужен?!»

«Как — нужен? — Динка в испуге трясла головой. — Он мне совсем не нужен! Совсем не нужен!»

«Ну, так чего ты к нему пристала?» — возмущался Ленька.

«Не я к нему пристала, а он ко мне пристал. Вот так закрою глаза — и сразу подымается, подымается… Особенно если темно… И даже дома… Я так боюсь. Лень… — морщась, говорила Динка и тихо добавляла: — У меня вообще всякое в голове страшное. Я и НЕ хочу думать, а думаю…»