Ловец мелкого жемчуга - Анна Берсенева

Георгий растерялся от такого неожиданного напора и от металлических ноток в ее голосе. Он уже спустился с лестницы, а она еще стояла на ступеньках, и поэтому ее глаза были перед его глазами и она прямо смотрела на него своим лучистым требовательным взглядом.

– Но котенок-то при чем? – совсем уж глупо спросил он.

– Это все связано, все! – воскликнула Ули. – Если можно не беспокоиться о том, что умрет животное, то можно не беспокоиться и о том, что умрет человек!

– Да я вовсе не хочу, чтобы он умер! – Георгий почувствовал, что его голос тоже становится громче и резче. – Я что, утопить его предлагаю? Я говорю: давай накормим, – а ты размышляешь, что скажут какие-то хозяева, которых у него сроду не было!

– Да, Георг, извини, – вдруг сказала она. – Ты прав. Просто-запросто я… Ты знаешь, я немного устала от всего здесь. Все время видишь, что очень много неправильно, и все время убеждаешься, что сделать с этим почему-то ничего нельзя. Ты понимаешь?

В ее глазах мелькнула беспомощность и растерянность, и Георгию тут же стало стыдно за то, что он орал на нее.

– Я понимаю, милая, понимаю, – сказал он и обнял ее. Котенок пискнул – наверное, Георгий слишком сильно прижал его к груди вместе с Ули. – Это ты меня прости, что-то распалился я не в меру.

– Не в меру? – Она потерлась щекой о его куртку и улыбнулась. – Я думаю, ты не умеешь по-другому. Ты весь очень не в меру, Георг! Все-таки ты типичный русский мужчина, я думаю. Подержи, пожалуйста, котенка, я сейчас принесу для него еду.

Ули вернулась через пять минут, держа в руке бумажный пакет. Она проворно извлекла оттуда нарезанную тонкими лепестками копченую рыбу, творог в пластмассовой коробочке, несколько больших розовых кружочков телячьей колбасы и, расстелив пакет на полу под лестницей, разложила все это перед котенком.

– Конечно, у него нет хозяев, – сказала она, улыбаясь. – Ты видишь, как он ест? Я взяла бы его к себе в квартиру, но, к сожалению, я не могу нести за него ответственность. У меня часто командировки, а к тому же я ведь потом уеду домой в Кельн, и, конечно, будет очень трудно увозить его туда. Но я буду его кормить, пока живу в Москве, – решительно добавила она.

Что-то болезненно дернулось у Георгия в груди, когда она сказала, что уедет домой. Но что он мог сказать? Ему и не хотелось об этом говорить, настолько не хотелось, что, когда Ули вернулась из Германии, он даже не стал слушать ее объяснений про Петера – про то, что она все рассказала ему и поэтому теперь чувствует себя свободной…

– Пойдем, Ули, – сказал он. – Животное понятливое, без присмотра отлично все доест.

Квартира, в которую они были приглашены, оказалась такой интересной, что Георгий даже встрепенулся, войдя в нее, хотя всю дорогу настроение у него было довольно мрачное.

Во-первых, он никогда не видел двухэтажных квартир, а эта была именно двухэтажной. Она располагалась на последнем этаже, и, наверное, под второй этаж был просто переделан чердак, но получилось очень необычно. А во-вторых, эта квартира вообще не походила ни на одну из тех, которые Георгию приходилось видеть, хотя за этот год, бегая по маклерским делам и подбирая бесчисленные варианты расселения, всевозможных помещений он повидал немало.

На каждом шагу здесь были расставлены, развешаны и разложены какие-нибудь необычные вещи: большие подушки с аппликациями, потрескавшиеся деревянные прялки, кованые листья и цветы, глиняные петушки всех цветов и размеров… Стоящие на первом этаже кресла были накрыты лоскутными покрывалами. Георгий вспомнил, что точно такое же пестрое покрывало он видел когда-то в Марфиной комнате, и подумал, что здешняя хозяйка, художница, вполне может быть подругой Марии Самойловны. Хозяйка даже была чем-то похожа на Марфину маму – наверное, резким и умным выражением лица и крупными серебряными кольцами на сухих сильных пальцах.

– Интересуетесь куклами? – мимоходом спросила она, заметив, что Георгий разглядывает фигурки, стоящие на широкой каминной полке.

– Да вообще-то не интересуюсь, – пожал он плечами. – Но эти же и на кукол не похожи, вот и смотрю.

Куклы, привлекшие его внимание, и в самом деле были оригинальными. Справа на полке сидел худой мужчина с грустным и нервным лицом, в высоком цилиндре, на котором возвышались миниатюрные небоскребы. Его пиджак был сшит словно бы из газет, а в кармане пиджака лежал большой оранжевый апельсин.

– Эта называется «Город Нью-Йорк», – объяснила хозяйка. – А вот эта – «Город Москва». Я ее вчера только закончила, – добавила она, явно любуясь делом рук своих. – Похожа, как думаешь?

– Отчасти, – улыбнулся Георгий и, встретив удивленный взгляд художницы – видно, она привыкла к тому, что все восхищаются ее работами безоговорочно, – пояснил: – Москва все-таки пожестче, по-моему. Но все равно обаятельная дамочка.

Кукла по имени Москва была сделана в виде полной тетки в средних годах, с широким лицом и хитровато-простоватыми глазами. Тетка сидела, устало раскинув ноги в белых сапогах, и казалось, что она вот-вот вытрет со лба пот своей пухлой рукой. По краю ее пышной нижней юбки тянулись кремлевские зубцы, на платье были вышиты распахнутые светящиеся окна, золотыми нитями прорезывались контуры улиц, бульваров и домов – сталинских высоток и старинных особнячков с флигелями. На голове у Москвы, точнее, на затылке, была шапка, увенчанная куполами и сильно смахивающая на шапку Мономаха.

– На выставку в Германию поедет, – сказала художница. – Знаешь, как приятно что-нибудь такое выдумывать? В единственном экземпляре. А хотя, – тут же сама себе возразила она, – когда в производство идет, тоже приятно. Особенно в смысле оплаты. Я вообще-то креативщица-надомница, для америкосов игрушки изобретаю. Не черепашек-ниндзя, конечно, но все-таки продаются неплохо. Я им недавно Белоснежку и семь гномов в виде матрешек сделала.

– Как это – в виде матрешек? – заинтересовался Георгий. – А что же у них внутри?

– Да все что хочешь. Олени, зайцы, белки, разные ложки-плошки. Из восьми куколок полсотни предметов вынимается. А ты думал, я беременную Белоснежку изобразила? – Она хрипловато засмеялась, закурила и спросила: – Тебя Ульрика привела?

– Я сам ножками пришел, – сердито ответил Георгий.

И тут же пожалел, что чересчур эмоционально отреагировал на этот вопрос. Ясно же, что она сейчас скажет.

Хозяйка сказала именно то самое, что он и предполагал:

– Расслабься! С чего бы ты сюда сам пришел, ты мне что, родственник?

Давно прошло то время, когда самоуверенные московские дамы, вроде этой, могли смутить его или вывести из себя. Теперь Георгий прекрасно представлял, как с ними разговаривать, что отвечать на их бесцеремонные вопросы, и эти женщины даже нравились ему своей резкой и точной язвительностью. Он уже и открыл было рот, чтобы ответить, как вдруг у него за спиной раздался мужской голос: