Последний мятеж - Сергей Щепетов

— А где его устраивать? У нас же район такой: иревы кучами живут, а ремтийцы порознь. У них участки большие, они тесниться не любят. Раз есть колонисты, значит, должно быть и оружие для них.

— Ч-черт, ну и раздали бы им сразу! Они все равно все с оружием. Или хранили бы в полковом лагере.

— Это ты у начальства спроси. Может, вся эта кухня проходит по разным ведомствам: правая рука не ведает, что творит левая?

— Да-а, у нас это запросто. А мы отдувайся!

— Нашел, о чем волноваться! Ну захватят эти ублюдки сотню старых мечей… Тебя-то сколько лет учили этой штукой орудовать? А они…

— Они, по-моему, и так неплохо обходятся. Никогда не думал, что крестьянский цеп, коса, серп… Это же страшное дело!

— Да-а, от дубинки, привязанной к палке, щитом не прикроешься.

— Ну уроды…

— Слушай, они, небось, своих потоптали больше, чем наши побили. И бабы… С чего все началось-то, ты понял?

— Это все пехота вислоухая. Какой-то мужик у них вроде вырвался и буянить начал. Голыми руками чуть ли не сотню раскидал и полковника зарубил. Пока они сопли жевали.

— И полковника?!

— Ну не знаю. Может, и его потом, когда заваруха началась…

— Мужика-то взяли?

— А черт его знает! Я же там не был. А солдатик из оцепления, пока мне рассказывал, заполучил камнем по шлему — аж мозги из носа брызнули.

— Ну и дебилы! С одним иревом не могли справиться!

— А что ты хочешь от пехоты? Их чему учат-то? Главное, строй держать и команды выполнять четко. Когда наши прут сомкнутым строем, они кого хочешь сомнут — никаким варварам не устоять!

— Так то — в строю! Там главное команду не прослушать да с ноги не сбиться. А уж как сойдутся… Видел я пару раз! Первой шеренге и драться-то не приходится — щит в щит и кто кого передавит! Тут главное на ногах устоять — упал, и все, труп! Им и рубить-то не приходится — в основном колют.

— Ясное дело, в тесноте не помашешь! Потому у них и мечи короткие и по бокам тупые.

— Да? Я-то думал, что это их из экономии такой дрянью вооружают. Видал я, как ребята после драки эти свои мечи ногами распрямляли. Разве такую штуку заточишь?

— Ты, может, и прав. Что тут из чего проистекает — дело темное. Прикинь: в армии пехота — основная сила. И этой пехоты по всей империи, по провинциям, распихано, наверное, больше, чем жителей в Ремте. Даже когда войны большой нет. Ну допустим, кормят-то их местные за счет налогов, но оружие-то идет за счет казны. Да нормальный меч, вроде наших, стоит больше, чем пара пехотинцев со всеми потрохами!

— Пара пехотинцев вообще ничего не стоит! Видал, как их сегодня? Растащили в разные стороны и смяли как детей! Кто успел друг к другу прибиться, те и спаслись. По крайней мере — пока…

— Ясное дело: если хоть десяток клином встанет, они сквозь любую толпу, как горячий нож сквозь масло. Только для этого надо суметь построиться, надо, чтоб было кому скомандовать.

— Да-а-а… А еще говорят, что пехотинец бессмертен!

— Это старая шутка. Ее варвары на северной границе придумали. Они-то, как воевать соберутся, расфуфыриваются друг перед другом, чтобы, значит, не спутать, кто какой подвиг совершит. А наши прут на них строем — все на одно лицо! У всех все одинаковое — и амуниция и оружие. Ну какой дикарь, с пером в заднице, солдатика завалит и начинает петь победную песню. А чего петь-то, если на его месте уже другой стоит? Точно такой же!

— Слышал я эти сказки! Говорили даже, что как-то раз какие-то батты или хатты целую сотню вырезали. А на другой день на них из лагеря выходит точно такая же. Так они обделались со страху и разбежались — решили, что это мертвые восстали!

— Ну с иревами этот номер уже не пройдет. Раз они нашей крови попробовали…

— Так они ее давно пробуют, сволочи! В ту войну, говорят, наших тысячами валили!

— Насчет тысяч не знаю, но две пехотных сотни они сегодня в грязь втоптали. И без всякого оружия!

— Если бы только пехота… Ты видел, как погиб наш сотник? Мы гнали по улице каких-то баб, а из калитки мужик выскакивает с вилами. На длиннющей рукоятке. Он эту рукоятку в землю воткнул и ногой придавил, а сами вилы… Близко уже было — первому не остановиться… Я-то вторым шел… Ну гады!

— Остынь! Они нам за все заплатят!

— Я их, наверное, десятка два покрошил, а они все…

— Тихо!! Стой! Стой, тебе говорят!!

Всадники остановились и, привстав на стременах, стали всматриваться в густеющие сумерки. По дороге, зажатой скалами, им навстречу двигалась темная масса. Отдельных людей различить было нельзя, но ветер нес навстречу мерные выдохи: МАА… СЭЭ… АХХ…

Командир длинно выругался. Помощник хлюпнул разбитым носом:

— Похоже, помощь уже идет. Но не нам.

Женька подпрыгнул и, ухватившись руками, повис на ограде. Забор был каменным, капитальным и старинным. Старинным настолько, что для ног даже нашлась какая-то опора, позволившая слегка разгрузить руки. Парень довольно усмехнулся и стал потихоньку подтягиваться, склонив голову набок. В конце концов его левый глаз оказался чуть выше кромки стены. Приподнявшись еще немного, Женька смог увидеть стражника на той стороне.

Все было грамотно и правильно: охранник располагался именно в том месте, откуда можно просматривать всю относительно доступную часть забора вокруг особняка. Страж стоял, прислонившись спиной к дереву, широко расставив ноги и сложив на груди могучие руки. Голову он держал прямо и, казалось, пристально всматривался в видимую часть периметра. Но это только казалось, потому что на самом деле охранник спал.

«Вот это профессионал! — восхитился Женька. — Сколько же надо тренироваться, чтобы научиться спать в такой позе?!» Впрочем, судя по седым космам, торчащим из-под шлема, воин был далеко не молод и времени для тренировок у него хватало. Женька попытался рассмотреть в полутьме его веки: кажется, они неподвижны, значит, не притворяется.

Дорожка под стеной была посыпана мелким гравием, и пришлось максимально смягчить прыжок, чтобы он не хрустнул под ногами. Тихий шорох все-таки прозвучал, но стражник не шевельнулся, и ночной гость опустил в карман камень-голыш — привычное с детства метательное оружие. Бесшумно и плавно, как кошка, он двинулся сквозь знакомый сад.

Ночь поздней весны тепла и благоуханна, и, конечно, все окна в доме распахнуты настежь. Подоконник располагался на уровне его лица, и разглядеть спящих на широкой кровати было невозможно. Женька оперся руками и легко запрыгнул в комнату. Постоял, принюхиваясь и прислушиваясь, потом подошел к изголовью постели.

Спящие были укрыты лишь лунным светом, раздробленным листвой деревьев за окном. К запаху цветов примешивался тонкий дразнящий аромат мужских и женских выделений.

«Они, наверное, неплохо порезвились, — почти без зависти подумал гость. — Мне, наверное, никогда не научиться спать в обнимку с женщиной: чувствую себя связанным и беспомощным, а это невыносимо. Женщины же, наоборот, почему-то ощущают себя в такой позе надежно и защищенно — глупость какая…»

Эллана засопела во сне и слегка подвинулась. Теперь можно было разглядеть лицо ее партнера. Так и есть: Елед — гвардеец, сын здешнего министра финансов. «Что ж, — мысленно усмехнулся Женька, — им очень повезло, что я так и не сумел обзавестись тем, что все называют словом „ревность“. Впрочем, с виду они прекрасная пара, парень, наверное, очень красив по женским меркам. Ладно, будем считать, что он оказал мне услугу, влюбившись в Эллану. Наверное, он дорого заплатит за это… Прощай, Элл! Будь счастлива и постарайся искалечить не слишком много мужских судеб».

Женька постоял еще несколько минут, любуясь обнаженными телами, потом повернулся к приоткрытой двери и сказал тихим, но внятным шепотом:

— Опусти арбалет, Патиш! Не трону я их…

— Выходи отсюда! — так же шепотом приказал капитан и распахнул дверь.

В его огромном кабинете шептаться смысла не было, но предутренние сумерки к крикам не располагали. Патиш опустился в свое кресло и положил взведенный арбалет на колени:

— Стой, где стоишь, ближе не подходи!

— У этой штуки, — улыбнулся Женька, — сбоку такая щеколда, вроде предохранителя. По-моему, ты забыл…

— Да! — не дослушал его капитан. Он вынул из желоба болт и щелкнул спущенной тетивой. — Какого черта?

— Попрощаться зашел, — пожал плечами парень. — Видно, не бывать тебе моим тестем.

— Проваливай! — кивнул капитан в сторону окна.

— Слушаюсь! — усмехнулся гость и влез грязными босыми ногами на белоснежный мрамор подоконника. — Сделай доброе дело, Патиш: скажи дочери, что я застал ее с другим, обиделся и ушел.

— Она знает, что тебе плевать на ее любовников!

— Конечно, знает, но, может быть, не до конца верит, как и все женщины… Уйти просто так было бы совсем невежливо, а я не хочу обижать ее.