Под грифом правды. Исповедь военного контрразведчика. Люди. Факты. Спецоперации. - Анатолий Гуськов

Что стало с "Вашем", Попов не знал. Уничтожив после возвращения из американской военной полиции его агентурное донесение, Попов доложил начальству, что "Ваш" на встречу не явился и он исключает его из агентурной сети. Гроссмэн о "Ваше" тоже не заговаривал — только однажды как бы мимоходом поинтересовался у Попова, как он "оформил дело "Ваша", Попов рассказал. Гроссмэн согласно кивнул, и Попов понял, что тот расспрашивал его лишь для самопроверки. Весной 1955 года Попов встретил "Ваша" на одном из приемов в Доме офицеров Советской армии; оба сделали вид, что не знают друг друга.

В конце августа 1955 года Попов получил назначение в ГДР, в город Шверин. Узнав об этом от Коханек, состоявшей в переписке с Поповым, Гроссмэн в январе 1956 года делает попытку связаться с ним. Для этого он направляет в Шверин женщину-связника. Опознав Попова по внешним приметам, женщина подошла к нему на улице и произнесла с трудом заученную фразу (русским языком она не владела), служившую паролем: "Вы "Макс"? Вам привет из Берлина от Гроссмэна". Пароль не сработал: мотив обращения показался Попову неубедительным. Опасаясь провокации, он не рискнул раскрыть себя и сказал, что никакого Гроссмэна не знает. Женщина растерялась и поспешно отошла.

Спустя несколько дней та же женщина, обогнав Попова, когда он в обеденный перерыв направлялся домой, опустила в его почтовый ящик конверт — послание от Гроссмэна, предлагавшего Попову в назначенное время быть у фотовитрины Дома дружбы, где его будет ожидать связник. Гроссмэн просил собрать для него разведывательные сведения о ходе расформирования выведенных из Австрии советских войск и степени точности сообщаемых правительством СССР цифр о демобилизации военнослужащих.

В заключение письма Гроссмэн настаивал на желательности приезда Попова в Западный Берлин. Если же в связи с осложнениями на демаркационной линии или по иным уважительным причинам Попов не сможет прибыть на встречу, он должен будет отправить по указанному адресу письмо или открытку на имя Вернера Краббе, "надежного немца", преподавателя техникума, проживавшего в пригороде Восточного Берлина. Содержание письма должно быть дружеским, произвольным. Указание в нем на болезнь самого Попова будет означать, что с ним все в порядке, но в ближайшее время в Западный Берлин для встречи с Гроссмэном он явиться не сможет. Письмо следует подписать условной фамилией "Герхард Шмидт". Послание Гроссмэна было выдержано в тоне хотя и спокойном, но достаточно безапелляционном.

"После того как Гроссмэн установил мое присутствие в Шверине, — заявит Попов на следствии, — я понял, что отступать уже поздно, и стал беспрекословно выполнять все его распоряжения".

Встреча с человеком Гроссмэна, назвавшим себя Германом Радтке, состоялась в один из мартовских дней 1956 года. Радтке передал Попову открытый конверт с деньгами (восточные и западные немецкие марки), запечатанное письмо Гроссмэна, несколько листов чистой бумаги и пробирку с пилюлями — копирку для нанесения тайнописи и таблетки для ее проявления.

Попов встречался с Радтке несколько раз — в Шверине и Гюстрове, в ста километрах от Шверина. Явки в Гюстров были перенесены по требованию Гроссмэна: в этом городе проживали родственники Радтке и, следовательно, его периодическое появление там не могло возбудить подозрений. Связник ни разу не ушел от Попова с пустыми руками.

В июне 1957 года Попова перевели на работу в Восточный Берлин. Через некоторое время он посетил Западный Берлин и поблизости от театра Шиллера по телефону, который сообщил ему связник, позвонил Гроссмэну[4]. Очень скоро тот подъехал на своей машине к театру и оттуда привез Попова на конспиративную квартиру по Лютцензеештрассе, 3, где с этих пор проходили все их конспиративные встречи вплоть до отъезда Попова в ноябре 1958 года в СССР. Они встречались почти каждый месяц: в июле, сентябре, октябре и ноябре. На одной из явок осенью 1958 года присутствовал представитель ЦРУ, специально прибывший для этого из США. По тому как он, включившись в разговор, взял инициативу в свои руки, как ставил вопросы и формулировал задания, как при этом вел себя Гроссмэн, Попов понял, что этот человек — один из руководителей Гроссмэна и, видимо, немалого ранга. Его приезд в Берлин, по словам Гроссмэна, был вызван желанием поближе познакомиться с Поповым как источником важной информации в военной области и лишний раз дать понять, как высоко ценят его в штаб-квартире ЦРУ.

За время работы с Гроссмэном в ГДР Попов пополнил свой "черный список" новыми "подвигами" на ниве предательства. Выдал проходившего у него стажировку нелегала "Алешина", сообщив о том, что тот изучает радиодело и готовится обосноваться в одной из немецкоязычных стран. Оказал неоценимую услугу ЦРУ, провалив двух наших нелегалов — мужа и жену[5]. Раскрыл и другого нелегала — женщину, к сопровождению которой на Запад имел непосредственное отношение. Попов назвал Гроссмэну также адреса трех конспиративных квартир ГРУ: двух в Западном и одной — Восточном Берлине. Через Попова в руки американцев попала и другая важная оперативная информация: о структуре и деятельности зарубежных представительств ГРУ и некоторых его сослуживцах, занимавшихся вербовкой агентуры и выводом нелегалов за границу, о порядке оформления документов прикрытия для сотрудников, направляемых на нелегальную работу. Он сообщил, в частности, что двое его сослуживцев отмечены руководством ГРУ: первый за вербовку служащего паспортного отдела полиции ФРГ, второй за установление доверительных отношений с жителем Турции, перспективным в разведывательном плане. Проявив заметный интерес к этим сведениям, Гроссмэн просил Попова подумать над тем, не повредит ли ему, Попову, если они решатся "обезвредить" немца-паспортиста, начав кампанию против него как коммуниста-подпольщика[6].

В связи с предстоящим возвращением Попова на родину он был снабжен шифровальными блокнотами и новейшими средствами тайнописи[7]. Все это вместе с наставлениями о порядке и технике поддержания сношений с разведывательным центром США было заделано, по согласованию с Поповым, в тайники, искусно оборудованные в полой части спиннинговых катушек и охотничьем ноже (Попов был заядлым рыболовом и охотником); таким же тайником служил помазок для бритья.

Какое-то время после возвращения в СССР Попов продолжал работать на американскую разведку.

Пока не попал в поле зрения органов безопасности.

В январе 1958 года в Москву для работы в посольстве США в качестве атташе административнохозяйственного отдела прибыл владевший русским языком тридцатишестилетний американский гражданин Рассел Аугуст Лэнжелли. Свидетелям встречи на вокзале бросилась в глаза деталь — она-то, собственно, и послужила исходным моментом, с которого начала раскручиваться эта история: среди встречавших Лэнжелли посольских чиновников, вопреки обычно строго соблюдаемым субординации и "табели о рангах", оказался Римстэд, кадровый американский разведчик, занимавший пост первого секретаря.