Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла - Марк Хаузер

Изучение психопатов как чрезвычайного примера патологии показывает, что люди обладают системами, которые управляют агрессией, и иногда эти системы выходят из строя. Необходимо отметить относительно скромный успех клиницистов, которые занимались реабилитацией психопатов, выпущенных из заключения. Будучи на свободе, психопаты совершают в четыре раза больше повторных преступлений по сравнению с вышедшими из заключения лицами, страдающими другими антисоциальными личностными расстройствами. Этот факт напоминает, что проблему контроля психопатии следует решать в раннем развитии человека, когда привычка к агрессии только начинает формироваться. Такое возможно, конечно, при условии, что психопатия является излечимым заболеванием и что поведенческие или фармакологические методы лечения могут снять те проявления болезни, которые уже изучены. Если же в происхождении психопатии существенную роль играют генетические факторы, то лечение может оказаться более сложной задачей, чем предполагается многими клиницистами. Как ни странно, несмотря на возможную наследственную обусловленность психопатии, моральная компетентность психопата нередко остается сохранной. Это обстоятельство может обеспечить самый многообещающий путь к восстановлению, позволяя клиницисту работать с нравственными основами личности больного, которые не отличаются от общечеловеческих.

Разрешенные инстинкты

Стремление понять людскую натуру, несправедливую или эгоистичную, тревожит меня теперь не больше, чем мысли о противных обезьянах, диких волках или стервятнике, жаждущем добычи.

*

Зачатие ребенка — замечательный, волшебный опыт для всех родителей. Девять месяцев спустя этот опыт трансформируется в другой — рождение ребенка. А вот о том, какие неприятности сопровождают весь период беременности, мало кто задумывается: в процессе развития эмбрион присваивает себе ресурсы, которые мать может ему дать, и даже больше. Да, человеческий зародыш жаден, он не «играет в справедливость». И матери отдают все. Библия представляет морализирующее объяснение этому факту: «Жене сказал: умножая, умножу скорбь твою в беременности твоей, в болезни будешь рожать детей...»

Эволюционная теория дает иное объяснение, которое содержательно более весомое, но как предписание бесцветно и лишено назидательности. Мысль, что родители и потомство конфликтуют между собой, не нова. Каждый родитель знает: заденьте подростка, получите конфликт. Но многие родители не знают, почему этот конфликт возникает. Их неведению частично способствует огромный поток книг по воспитанию, в которых просто и ясно описываются проблемные семьи, а затем дается готовый рецепт, предписывающий, как справиться с конфликтом. Другими словами, как сразиться с тем, что, возникнув и развиваясь, к моменту обсуждения являет собой совершившийся факт. Известный биолог Триверс представил новый подход к этой проблеме. Более тридцати лет назад он «сделал реверанс» в адрес природных основ отношений родителей и детей. Он считал конфликт неизбежным, поскольку одна сторона стремится взять больше своей справедливой доли, а другую соблазняет возможность дать меньше.

Биологические родители генетически связаны со своими детьми ровно наполовину. Каждый ребенок — существо автономное. Следовательно, в то время как ребенок хочет получить максимум от родителей, те должны распределить свое «богатство» таким образом, чтобы оно досталось и возможному в будущем потомству. Это простое генетическое различие ведет к конфликту, который имеет место у всех биологических видов с половым воспроизводством, подобным нашему. Результатом такого конфликта является сложный образец взаимодействия по схеме «давать — брать». Потомство стремится получить все необходимое, чтобы со временем превратиться в здоровых, производительных индивидуумов. Родители дают то, что они могут, не ставя «крест» на своей возможности иметь других, таких же здоровых и производительных детей. Следовательно, эгоистичное потомство и эгоистичные родители должны учитывать потребности и возможности друг друга к взаимной выгоде. В конечном счете обе стороны стремятся — на некотором уровне — к одному и тому же: сохранению и воспроизводству видового генома, или генетическому «бессмертию» вида.

Я начинаю эту главу с анализа взаимодействия родителей и детей по трем причинам. Во-первых, это первые социальные отношения, в которые мы вступаем, появившись на свет. Во-вторых, это эволюционно наиболее древние отношения, в которых сталкиваются забота о себе и забота о другом (возможно, самый основной показатель морального решения). К настоящему моменту мы имеем глубокое понимание его адаптивной функции, так же как и механизмов, которые составляют его сущность. Эти механизмы включают в высшей степени сложную цепочку влияний: от генов — к нейронам и от них — к убеждениям. В-третьих, отношения родителей и детей в сегодняшнем мире насыщены моральными проблемами, включая допустимость аборта, детоубийства, искусственного вскармливания, использования кормилиц и генной инженерии.

Оставим на время ненасытных младенцев и контролирующих их родителей. Я хочу проанализировать, как складываются кооперативные связи среди генетически не связанных и часто незнакомых друг с другом индивидуумов, когда высок стимул к изменению и особое значение имеет развитие и применение регулирующего контроля. Определенно, эти новые отношения оказывают давление на моральную способность, которая позволяет человеку осознавать нечто иное, помимо рационально оптимального и корыстного действия. Люди приобретают разнообразные социальные навыки, которые, с одной стороны, облегчают обман, а с другой — помогают обнаружить мошенника. Нами овладевает жажда новизны и творчества, которая создает предпосылки для роста доминирования и эксплуатации в межличностных отношениях, что, в свою очередь, приводит к нарастанию напряжения в отношениях с контролирущими инстанциями. Этот конфликт оказывает влияние на наше суждение о правильности или ошибочности происходящего и заставляет задуматься о том, что нам следует предпринять.

Цель данного раздела — показать, как механизмы морали, которые были проанализированы в предыдущей главе, обеспечивают индивидуумам возможности для полноценной жизни и активных действий в социальном мире. Мы узнаем, почему наши интуитивные представления о допустимых действиях иногда не в состоянии противостоять нашим фактическим действиям. Мы рассмотрим конфликт между компетентностью (я могу это сделать) и выполнением (то, что я реально делаю), рассмотрим соперничество, напоминающее игру в «перетягивание каната», между рациональностью и этикой. Мы также увидим, как сложившиеся в эволюции интуитивные представления формируют новый взгляд на моральный конфликт человека, предвосхищая некоторые из аргументов, изложенных в III части.

Врожденные аттракторы[249]

Биолог-эволюционист Дэвид Хэйг предложил интересное Дополнение к объяснению конфликта родителей и детей, сделанного Триверсом. Конфликт начинается прежде, чем ребенок способен с соблазнительной улыбкой смотреть на мать и таким способом управлять ею, чтобы продлить свое пребывание у ее груди. Хотя человеческий плод не может видеть или говорить, он знает, как действовать исподволь, превращая плаценту в «кафетерий», который поставляет питания больше стандартной нормы.

Идеи Хэйга родились в результате критического анализа материалов двух исследовательских проблем и двух малосопоставимых групп испытуемых: специально выведенных мышей с определенным генотипом и женщин с осложнениями беременности. Из курса биологии средней школы все мы знаем, что гены, которые делают нас такими, какие мы есть, действуют одним и тем же способом, независимо от того, получили ли мы наш ген (аллель) от матери или от отца. Согласно этим представлениям, эмбрион с генетическим материалом отца не должен отличаться от эмбриона с соответствующим генетическим материалом, полученным от матери. Однако, когда в лабораторных условиях на мышах провели подобный эксперимент, результаты превзошли все ожидания. Все плоды с отцовским генетическим материалом были намного больше и намного активнее, чем все плоды с материнским материалом. Кроме того, они отличались большими размерами тела, но меньшими головами. Все плоды с материнскими вариантами генов имели меньшие размеры тела, но большие размеры головы. Эти результаты были истолкованы как проявление родительской асимметрии генетического материла и, согласно Хэйгу, были восприняты как признак «биологической войны» между отцовскими и материнскими копиями гена. Вскоре биологи открыли новый класс генов, которые назвали «импринтированными генами».