Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева

— Не в том дело, ласточка, — мягко заговорил он, и не всякий узнал бы в нем грозного князя. — Мне спокойнее будет, коли буду знать, что наш сумасбродный сын заперт в тереме.

— Крутояр не сумасбродный, — Звенислава слабо улыбнулась. — Просто весь в отца пошел.

Князь хмыкнул, чувствуя, как ослаб тугой, железный обруч, сковавший грудь. Он прикрыл глаза, наслаждаясь легкими, едва ощутимыми прикосновениями жены. Она оглаживала поверх рубахи его напряженные плечи, скользила пальцами по скулам и вискам, по нахмуренным, сошедшимся на переносице бровям, и постепенно лицо Ярослава смягчилось.

— Обещай, что вернешься ко мне, — выдохнула Звенислава едва слышно. — Обещай, что вернешься ко мне, лю́бый.

* * *

— Ты остаешься.

Сперва княжичу помстилось, что он оглох. Крутояр поднял на отца взгляд и уже открыл рот, чтобы переспросить, когда по одному лицу Ярослава уразумел, что ему не послышалось.

Отец отправлялся забирать их лап северных дикарей его сестру, а ему самому велел оставаться в тереме. Словно он дитя малое!

— Это из-за того, что я упал? Когда в лесу на нас налетели варяги? — дернув подбородком и сверкнув дерзким взглядом, спросил княжич.

У Ярослава зачесалась рука. Посмел бы он так перечить своему отцу! Будучи таким же сопливым мальцом, как его сын.

— Это потому, что я тебе так приказал, — выдохнув, процедил он сквозь зубы.

И хоть бы капля дерзости исчезла с лица Крутояра. Куда там. Еще круче насупился и скрестил на груди руки, отбросив в сторону поводья.

Вместе с двумя сыновьями он пришел ранним утром на конюшню. Ярослав привык сам всегда проверять, туго ли затянута подпруга, хорошо ли закреплено седло да плотно ли уложены переметные сумы. Когда подросли сперва Крутояр, а потом и Мстиша, он стал брать с собой мальчишек, потихоньку уча их премудростям.

— Это… нечестно, отец! — воскликнул старший княжич, отшатнувшись в сторону.

Младший покосился на брата и переступил с ноги на ногу. В воздухе запахло грозой.

— Ты сделаешь, как я сказал, потому что я твой князь и отец! — рявкнул Ярослав, сжав кулаки. — Еще слово — я велю тебя связать.

Крутояр громко клацнул зубами, подавившись воздухом. Он вскинулся, едва ли не рыча от отчаяния, обиды и злости, резко развернулся и бросился из конюшни прочь, с разбегу врезавшись плечом в распашную дверь. Та жалобно заскрипела ему вслед. Сокрушенно, совсем по-взрослому покачав головой, маленький Мстислав потянулся за поводьями, оставленными братом.

— Батюшка, не наказывай его, — попросил княжич за брата. — Ярк о мыслит, что тебя тогда подвел…

— Вздор, — резко отозвался Ярослав. Он отвернулся от распашных дверей и посмотрел на младшего сына. Потянулся потрепать того по волосам на затылке и сказал. — Ну, давай-ка поглядим, ладно ли затянуты стремена.

На другой день, уже после того, как проводили Ярослава, десятник Горазд пошел отпирать клеть, в которой накануне на ночь и впрямь закрыл Крутояра по приказу князя, чтобы не вздумал отправиться следом за отцом.

Подпорка валялась на земле, дверь была приоткрыта. Горазду не нужно было даже заглядывать внутрь, чтобы удостовериться. Он и так знал, что клеть окажется пуста.

А в конюшне недосчитаются смирной лошади. Которая ни разочка ни заржала, пока Крутояр уводил ее с подворья.

* * *

Дни становились короче, а ночи — длиннее, и потому путь, который летом по хорошей погоде можно было преодолеть за несколько дней, растягивался на добрую седмицу. Приходилось раньше останавливаться на ночлег, разводить костер, чтобы погреться и отпугнуть сгущавшиеся сумерки. Да позже вставать, ждать, пока рассеется густой туман над скованной первым морозцем пожухлой травой.

Ярослав торопился, ведь место, указанное Харальдом Суровым для встречи, находилось неблизко. Спорившие с ним в гриднице дружинники и бояре были правы: времени у них оставалось немного, и крюк, который делал князь, лишь всех задерживал.

Но даже если там поджидала ловушка… даже если кто-то из викингов, прознав, решил посмеяться над его горем… Ярослав не мог упустить надежду, пусть и была она призрачной.

Но Рюрик, укоренившийся в Новом Граде, давил. Давил на близлежащие земли, на торговые и купеческие суда, на мелких князей… Слухи до Ладоги доходили разные.

Но поговаривали, что и у пришлого конунга не все ладно. Что где-то в море без вести сгинул его младший брат Трувор, вместе с боевым драккаром и дружиной. Что не привел к нему людей, на которых рассчитывал Рюрик.

Ярослав слухам верил не шибко. Знал, что посеять их несложно, только вот мало в них будет правды. Про Ладогу тоже многое болтали. Да про него. Снова припомнили то, что давно заросло быльем. Робичич он. Сын старого князя Мстислава от теремной девки.

Ярослав только усмехался, когда слышал. Хазар одолеть это не помешало. Двенадцать зим прошло, а ни разу с той битвы узкоглазые не собирали против княжеств такую сильную и мощную рать, как тогда. Так, покусывали по чуть-чуть, боялись отщипнуть кусок побольше. И терема не сжигали в пепел, и княжеские семьи не убивали.

Так будет и с варягами. Робичич он али нет, а Рюрику не позволит свои порядки на их землях наводить.

— Княже, я вот как мыслю, — к Ярославу на поваленное бревно поближе к костру подсел Стемид, закончив расставлять дозорных. — Мы, как доберемся, в городище не сунемся. Ни у кого останавливаться не станем. Я те земли неплохо помню, там есть, где укрыться. Поглядим, кто к нам явится. Харальд Суровый али леший.

Воевода протянул к огню замерзшие руки и посмотрел на князя. Блики костра освещали его лицо с одной стороны, вторая же, со шрамом поперек щеки, оставалась в тени. Распущенные волосы, выбившись из-под шнурка на лбу, обрамляли виски и лежали на плечах.

— Добро, — поразмыслив, Ярослав кивнул.

Стемид бросил на него быстрый взгляд и никуда не стал уходить. Он мялся, не зная, как подступиться. В гриднице он взял тогда лишку. Надерзил князю, и его слова услышали многие. Никто их не повторил, но все крепко запомнили.

Но он бы и нынче от них не отказался! Воевода был готов сложить за Ярослава голову, но смотреть, как тот добровольно шагает в ловушку, устроенную клятыми северными дикарями, Стемид просто не мог.

Он негромко выругался себе под нос в сердцах. Хотел повиниться вроде как, но лишь шибче себя распалил.

— Что кряхтишь, как старуха?