Энн из Зелёных Крыш - Люси Мод Монтгомери

– Я не променял бы тебя и на дюжину мальчиков, Энн, – сказал Мэтью, поглаживая ее руку. – Разве мальчик выиграл стипендию Эйвери? Это сделала девочка, моя девочка… девочка, которой я горжусь.

Входя во двор, он улыбнулся ей своей застенчивой улыбкой. Эта улыбка осталась с ней и дальше – когда она вошла в свою комнату и долго сидела у открытого окна, вспоминая прошлое и мечтая о будущем. За окном окутанная белым туманом красовалась в лунном свете Снежная Королева, распевали лягушки в болоте за Яблоневым Косогором. Энн навсегда запомнила серебристую, мирную красоту и ароматное спокойствие этой ночи. Это была последняя ночь перед тем, как в ее жизнь вошло горе и жизнь перестала быть такой, как прежде, ибо ее коснулась холодная, священная тайна.

Глава 37

Жнец, чье имя – смерть

– Мэтью…Мэтью… что с тобой? Ты не заболел?

Голос Мариллы звучал тревожно. Энн как раз вошла в коридор с охапкой белых нарциссов в руках (еще долго Энн не будет выносить ни вида, ни запаха нарциссов), услышала взволнованный голос Мариллы и увидела стоящего в дверях Мэтью. Он сжимал в руке газету, лицо его странно искривилось и стало совсем серым. Энн выронила цветы и бросилась к нему одновременно с Мариллой. Но они не успели его подхватить, и Мэтью рухнул на порог.

– Он потерял сознание. – Марилла дышала с трудом. – Энн, беги за Мартином – скорее, скорее! Он в сарае.

Мартин, наемный работник, только что привезший почту, сразу побежал за доктором, крикнув по дороге мистеру и миссис Барри о несчастье. У них как раз находилась миссис Линд, и они все вместе поспешили в Зеленые Крыши. Тем временем Энн и Марилла тщетно пытались привести Мэтью в чувство.

Миссис Линд вежливо отодвинула обеих, пощупала у Мэтью пульс, а затем приложила ухо к сердцу. Она печально обвела взглядом присутствующих, на ее глазах выступили слезы.

– О, Марилла, – скорбно произнесла она. – Думаю, ему уже ничем не поможешь.

– Миссис Линд, вы ведь не думаете… не можете думать, что Мэтью… – Энн была не в силах произнести ужасные слова, она страшно побледнела и пошатнулась.

– Дитя мое, боюсь, что случилось худшее. Посмотри на его лицо. Я часто видела такое выражение, его ни с чем не спутаешь.

Энн взглянула на дорогое, спокойное лицо, уже отмеченное печатью Смерти.

Пришедший доктор сказал, что смерть наступила мгновенно и, скорее всего, безболезненно. Ее могло вызвать сильное потрясение, внезапный шок. Как выяснилось, причина крылась в привезенной Мартином газете, которую Мэтью держал в руке. Там писали о крахе банка Эбби.

Печальная новость быстро распространилась по Эйвонли, весь день друзья и соседи тянулись к Зеленым Крышам, чтобы поклониться покойнику и утешить живых. Впервые застенчивый, тихий Мэтью Катберт оказался в центре внимания, коронованный Ее Величеством Смертью.

Когда тихая ночь окутала Зеленые Крыши, старый дом замолк и успокоился. В гостиной лежал в гробу Мэтью, длинные седые волосы окаймляли его спокойное лицо, а на губах играла добрая улыбка, словно он спал и видел прекрасные сны. Его окружали цветы – нежные, старомодные цветы, посаженные еще его матерью в день свадьбы. К этим цветам Мэтью испытывал потаенную, нежную любовь. Энн собрала их и принесла к гробу. Ее сухие, полные страдания глаза сверкали на бледном лице. Это все, что она могла сделать для него.

Барри и миссис Линд провели этот вечер в Зеленых Крышах. Диана пришла в комнату под крышей, где у окна стояла Энн, и мягко спросила:

– Энн, милая моя, хочешь, я останусь с тобой на ночь?

– Спасибо, Диана, – сказала серьезно Энн. – Прошу, не обижайся, но сейчас я хочу побыть одна. Мне не страшно. Весь этот день я провела среди людей, но сейчас мне хочется побыть в тишине и попытаться осознать случившееся. Пока мне это не удается. Иногда кажется, что Мэтью не мог умереть, но потом приходит мысль, что он умер давно, и с тех пор во мне поселилась эту ужасная тупая боль.

Диана не совсем понимала, что хочет сказать подруга. Ей была понятнее безудержная, ничем не сдерживаемая боль Мариллы, которая сметала ее многолетнюю привычку к сдержанности, чем молчаливое страдание Энн. Но она послушно ушла, оставив Энн наедине с ее первым настоящим горем.

Энн надеялась, что, оставшись в одиночестве, она даст волю слезам. Ей казалось чудовищным, что она не пролила ни одной слезы по Мэтью, которого любила всей душой и который всегда был добр к ней. Мэтью, с которым еще вчера она возвращалась на закате домой, теперь лежал внизу в темной комнате с этим ужасным спокойствием на челе. Но слезы так и не шли, даже когда она стояла в темноте у окна на коленях и молилась, устремив взор на звезды над холмами. Слез не было – одна только мучительная тупая боль, ни на минуту ее не оставляющая. С ней Энн и заснула, измученная тяжелым днем, полным переживаний и скорби.

Ночью она проснулась, в комнате было темно и тихо, и тут горестной волной на нее накатила память о вчерашнем дне. Перед глазами Энн возникло улыбающееся лицо Мэтью, когда они расставались у калитки, а в ушах звучал его голос: «Моя девочка… девочка, которой я горжусь». И тут у нее ручьем хлынули слезы. Марилла услышала этот горький плач и поднялась наверх, чтобы ее утешить.

– Ну, будет, будет… успокойся, милая. Его уже не вернешь. Неправильно так терзать себя. Я и раньше это знала, но сегодня сдержаться не смогла. Он всегда был мне хорошим, добрым братом… но Богу лучше знать.

– О, дайте мне поплакать, Марилла, – рыдала Энн. – Когда плачешь, не так больно. Побудьте немного со мной, обнимите меня. Я не хотела, чтобы со мной осталась Диана, она очень хорошая, добрая и милая, но это не ее горе – она не сможет понять моей скорби и помочь мне. Это наше горе – ваше и мое. О, Марилла, как мы будем без него жить?

– Мы есть друг у друга, Энн. Не знаю, как я выдержала бы это, не будь тебя рядом. Может, я была с тобой строга и сурова, но ты не должна думать, что я любила тебя меньше Мэтью. Я хочу сказать тебе это сейчас, пока могу. Мне всегда было трудно произнести рвущиеся из сердца слова, но в тяжелые времена это легче сделать. Я люблю тебя так сильно, как любила бы родную дочь, и с твоего появления в