РАМ-РАМ - Николай Еремеев-Высочин

Потом, перед самым Рождеством Джессика снова приехала в Нью-Йорк — экспромтом, не предупредив Эда. Нет, не так! Сначала был сон.

Я вас уже замучил своими снами и доктором Юнгом! Я не бабка с сонником и не домохозяйка, которая ходит к цыганке погадать по картам. Но для меня особый, вещий сон имеет такую же несомненную, непосредственно влияющую на мою жизнь силу, как повестка в суд или результаты биопсии. Однако помимо неоспоримой теории моего любимого Карла Густава, уже по своему собственному опыту, я знаю, что это еще и мостик между этим миром и миром по ту сторону смерти. Так, ко мне несколько раз приходил отец, чтобы сообщить мне вещи, которые без него я не мог бы знать. Но это отдельный разговор!

Тот сон был такой. Мы крутились в нашей московской квартире на Маросейке: Рита с детьми, отец, еще какие-то бабушки и дедушки, которых я никогда не видел. Моей первой реакцией во сне было огромное, неизмеримое, вселенское облегчение: «О, Господи! Я-то ведь думал, что они все умерли! Нет, вот они, живы!» А дальше все было очень бытовое. Бабушки и дедушки что-то готовили на кухне. Кончита с Карлито, лежа на животе, плечо к плечу, раскрашивали карандашами одну и ту же картинку — они все делали вместе. А мы с отцом и Ритой собирали мой чемодан: такой клетчатый, венгерский, который участвовал во всех наших переездах. Я уезжал в Америку.

Так вот, я складывал в чемодан какие-то рубашки, брюки, а отец стоял у книжной полки и отбирал мне книги. Он прижимал к груди уже штук пять и тянулся за шестой.

— Пап, ну куда мне столько? — пытался остановить его я. — Я же еду всего на неделю!

Отец только потряс устремленным вверх указательным пальцем: я, мол, лучше знаю, сколько тебе понадобится.

А Рита несла мне мои зеленые ласты, того же цвета маску и трубку — мы их брали с собой на Кубу.

— Ну, а это-то мне зачем? — горячо воспротивился я. Я почему-то был настроен агрессивно. — Развлекаться у меня точно времени не будет!

Рита, не обращая внимания на мой тон, положила маску с ластами в чемодан. Я отметил еще, что они заняли в нем половину места.

— Пригодятся тебе. Спасибо потом мне скажешь!

И поцеловала меня.

И все! Я проснулся и рывком сел в постели. Сердце у меня бешено колотилось — Рита только что была здесь. Но что все это значило?

Я сунул ноги в шлепанцы, прошел к окну и распахнул его. На меня хлынул морозный декабрьский воздух, наполненный нестихающим шумом сотен проезжающих машин. Для расшифровки закриптованных файлов существует специальная программа. За толкование снов берется сознание.

Во-первых, место действия. Это была наша квартира, но мамы там не было. Зато были незнакомые мне бабушки и дедушки. С этим было понятно. Мама же была жива! А они, умершие близкие, которых я знаю и которых я никогда не видел, были где-то все вместе.

Я не уезжал в Америку. На самом деле, я жил в Америке, и мои родные это знали. Отец отбирал мне книг не на неделю — он знал, что это надолго.

Почему я был так настроен против Риты? Вот это было непонятно.

А ласты? Что у меня связано с ластами? Мне нравится нырять с маской, это даже одно из моих любимых занятий на отдыхе. И я вдруг понял! И про ласты, и про весь сон.

Рита сунула мне их в чемодан, чтобы я не отказывался ни от чего хорошего. Мы все равно какое-то время должны были провести в разлуке, но мне из-за этого не надо было лишать себя радостей жизни. А они составляют ее добрую половину — именно столько ласты с маской заняли в чемодане.

И вот поэтому я был так агрессивен! Я не хотел снова жить в полную силу, боясь, что это испортит то, что у нас с ней было. А Рита говорила мне, что нет, это ее никак не обидит. Она благословляла меня своим поцелуем.

Что еще важно с такими снами. Когда ты разгадал их смысл, уверенность, что это именно так, всегда полная. Это как сложная деталь, которая всеми изгибами точно встает на предназначенное ей место. Рита хотела, чтобы я жил дальше и был счастлив.

Уф! Меня каждый раз трясет, когда я вспоминаю такие сны!

Так вот, Джессика. Джессика приехала, не предупредив Эда, где-то через день-два после этого сна. Где искать своего жениха, она не знала, а где мог быть я, было известно — в библиотеке на 5-й Авеню. Я повернулся к столу, за который села, скинув дубленку, какая-то девушка, и это была она, Джессика.

Она объяснила мне ситуацию. Я на нее не смотрел. Если мне можно было жить дальше, я знал, с кем бы я хотел соединить свою судьбу. Но Джессика была табу.

— Пойдем, я напою тебя кофе, — предложил я.

— Не обращай на меня внимания, — сказала Джессика. Она была раскрасневшаяся с мороза, и на волосах у нее были растаявшие снежинки. — Ты же занимался!

— Нет, мы сейчас пойдем. Я только дочитаю до конца главы, хорошо?

Джессика кивнула.

— Вот! — Я залез в карман и протянул ей яблоко. — Погрызи пока!

Это американская библиотека! Туда и приходить можно, не записываясь, и если ты проголодался, из-за яблока или шоколадки тебя никто не обругает. Джессика как-то заколебалась. Я тогда решил, что она сомневалась, может ли она лишить пищи человека, проводящего жизнь в ученых трудах. Как потом выяснилось, нет!

— Я вдруг поняла, что делаю сейчас очень важный выбор, — рассказала она мне неделю спустя, когда все уже произошло. — Я тогда не знала, что уже люблю тебя. Ну, не формулировала, так себе не говорила. Я же была с Эдди! И когда ты протянул мне яблоко, я вдруг почувствовала — где-то глубоко внутри почувствовала, что если возьму его, я буду с тобой.

— Ты хочешь сказать, я был змеем-искусителем?

— Нет, — Джессика поцеловала меня: она лежала, уткнувшись мне в шею. — Ты не был искусителем, ни, тем более, змеем. Это из-за яблока! Наверно в них есть что-то такое, мистическое. Рай точно был где-то на юге, но почему-то же в Библии не говорится о персике или апельсине.

Это было потом. А тогда Джессика грызла яблоко, а я водил глазами по буквам, которые отказывались составляться в слова. Мы перекусили с ней в кафе напротив, и я отвел ее к Эду на 27-ю улицу. Я боялся оставаться с ней наедине. Мы попрощались у его подъезда.

На Рождество Эд уехал в Хайаннис-Порт. Они с Джессикой долго уговаривали меня поехать вместе с ними, но я был непреклонен. Не помог и звонок Пэгги. Я один понимал, в какой опасной ситуации все мы находились. Эд отстал, лишь взяв с меня слово, что Новый год мы встретим вместе. Мы договорились поехать втроем на Ниагарский водопад.

За пару дней до Нового года повалил снег. Джессика нехотя оставила машину в Бостоне и приехала в Нью-Йорк на поезде. Это было 29 декабря. Мы поужинали вместе в итальянском ресторанчике неподалеку от Пенсильванского вокзала. Я не догадывался о яблоке, Джессика и не подозревала о моем сне, но мы оба знали, что теперь между нами вовсю шел ток. Потом они с Эдом уехали на такси — не знаю, к нему ли или все-таки Джессика ночевала у своей тети в районе Центрального парка? А я вернулся в свою каморку на 33-й улице.

В Ниагара-Фоллз мы приехали на следующий день уже к вечеру. Мы остановились в новом многоэтажном отеле — не помню сейчас, как он называется — с огромным рестораном и целым этажом, занимаемым казино. На улице шел мокрый снег, и мы провели полночи в зале игровых автоматов. Джессика веселилась, как ребенок. Но я знал, что она, как и я ее, все время видела меня — даже, когда была ко мне спиной.

Кстати, у нас было заказано три номера. Возможно, подумал тогда я, накануне Джессика все же ночевала у тети. Иначе зачем было заказывать лишний номер в дорогущем отеле, да еще и в новогоднюю ночь — с оплаченным ужином и танцами до последней пары?

Это может показаться странным, но я по сю пору не знаю, спали они с Эдом или нет. Джессика никогда не заговаривала на эту тему, а я никогда не спрашивал. Однажды — мы еще не были женаты, но я уже заменил Эда — я слышал мимоходом, как Джессика в разговоре с матерью сказала «анатомическое пособие». Это все, что я слышал, но речь точно шла об ее отношениях с Эдом. Но что это значило? Что он был для нее анатомическим пособием? Что ей не нужно было всего лишь анатомическое пособие? Бог его знает!

В общем, в то утро мне было неясно, спустилась ли Джессика на завтрак из номера Эда, или они встретились в коридоре. Но она была задумчивая. Наши взгляды в какой-то момент пересеклись, и я понял, что это было из-за меня, из-за нас.

Несмотря на наши опасения, в парке вокруг Ниагарского водопада людей было немного. Стеклянные будки касс у входа на каждую достопримечательность были пустыми, автобусы на территории парка тоже были бесплатными.

Мы поднялись на смотровую башню. Я заранее противился разрекламированному сильному впечатлению, но мощь стихии, которую ты можешь наблюдать без риска для собственной жизни, всегда завораживает. Огромные, бесконечные, непонятно откуда берущиеся в таком количестве массы воды с грохотом обрушивались в едва видимый поток. Вода падала, и часть ее тут же живыми клубами из миллионов капель снова взлетала в воздух. Я помню только это ощущение чего-то необоримого — куда бы я ни смотрел, я видел Джессику. Эд, если и подозревал недоброе, не подавал вида. Он был, как всегда, улыбчивым, предупредительным, приветливым с нами обоими.