В дальних водах и странах. т. 1 - Всеволод Крестовский

13-го августа.

В семь часов утра отправились мы пить кофе в Папский отель, и коньяк на столиках уже стоял к услугам посетителей, и многие французы, являясь сюда к чаю, прямо с него начинали. Кофе нам подали в китайских чашках, вроде наших полоскательных, но далеко не вкусный. Это был так называемый кофе с молоком, но дело в том, что настоящее молоко здесь очень дорого, так как местные коровы дают его только по одному литру в сутки, а европейские, дающие по четырнадцать литров, плохо выдерживают климат и потому они здесь вообще довольно редки. Кроме того, молочная торговля находится исключительно в руках аннамцев и малайцев, которые коровье молоко по большей части заменяют буйволовым, да и к этому в значительной мере подбавляют кокосовую эмульсию.

Напившись кофе, отправились знакомиться с городом. Надо было пользоваться утренними часами, пока еще гнетущий зной не согнал все живое с улиц в тень под закрытые навесы и в глубину закупоренных жилищ. Пошли по главной улице, носящей название "Катинат", в честь тридцатипушечного корвета, принимавшего участие в кохинхинской экспедиции, которая доставила Франции обладание этою колонией. Параллельная ей улица носит название Национальной, а прочие окрещены преимущественно именами начальствовавших лиц и разных героев экспедиции. Сайгон стоит на красной глинистой почве: шоссированные улицы тоже кажутся красными, тем более, что их широкие тротуары сложены из плиток обожженного кирпича, и красная пыль, покрывающая их, при малейшем ветре в изобилии садится на ваше платье и оставляет на нем грязно-красноватые следы. Дома на "Катинат" принадлежат, кажется, исключительно европейцам: по крайней мере все они строены в европейском вкусе из обожженного кирпича, в один или два этажа, нередко с каменными аркадами и непременно с верандами и палисадниками, и все крытые черепицей. Кроме того, на каждом из них непременно торчат по два или по четыре громоотвода, так как грозы здесь очень часты и разражаются с неимоверною силой. Трехэтажные постройки являются уже как исключение, и то преимущественно на портовой набережной, как например, дом Вантаи, бывший "Космополитический отель". Вообще строения расположены правильными улицами и довольно просторно, без скученности. В садах и палисадниках при них также нет недостатка: там мешаются между собою музы, бамбук, рицинники, бальзамины, датуры и манговые деревья, увитые лианами и диким виноградом. Тротуары на "Катинат" и на некоторых других улицах обсажены аллеями тамариндов и белых акаций, быстро достигающих здесь весьма почтенных размеров. Прогуливаться в тени под их ветвями очень приятно, но, говорят, не без того, чтобы не испытать иногда невольного испуга при встрече с древесною змеей, которая, свесившись с ветки, как хвост лианы, покачивается над вашей головой. Впрочем, говорят, они не ядовиты, хотя и кусаются. Змеи эти в особенности любят тамариновые деревья по той причине, что на их ветвях всегда обитают зобатые, больщегривые ящерицы катке — предмет их охоты. Водопроводные канавы, цистерны и даже фонтан все это встречается по сторонам главной улицы, на которой в то же время европейские обыватели не стесняются развешивать свое белье для просушки. Есть и общественные скверики, но мы нашли их в очень запущенном и неряшливом виде, с поломанными решетками и с разрушенными калитками, с сорной травой на заглохших дорожках. В одном из таких сквериков, близ нашего отеля "Универсаль", находится монумент в память адмирала Риго де-Женульи, одного из главных деятелей кохинхинской экспедиции, бронзовая фигура которого в полный рост и в адмиральском костюме стоит на возвышенном пьедестале: но и это обстоятельство, по-видимому, никому не прибавило заботы содержать сквер в более опрятном виде. Другой памятник, небольшой обелиск в честь французских воинов, павших в Кохинхине, стоит тоже в сквере, при конце портового канала, проведенного в город из Доннаи, но и этот не в большем почете, чем сквер адмирала. При встрече за табльдотом с одним из местных французов, который сам пожелал познакомиться с нами и оказался милейшим и услужливейшим человеком, разговор случайно как-то коснулся именно этого предмета, и знаете ли, какое странное объяснение этой неряшливости дал нам наш новый знакомый?

— Что делать! — сказал он со сдержанным грустным вздохом, — у нас теперь республиканское правительство, а герои кохинхинской экспедиции были люди режима империи, и этого совершенно достаточно, чтобы люди республики плевали на их заслуги.

Главная улица образует перспективу, замыкаемую в конце двухбашенным фронтоном католического кафедрального собора, стоящего на площади. Мы зашли туда. Кроме хорошего запрестольного изваяния Богоматери и нескольких барельефов, изображающих страсти Христовы, да нескольких образов на стеклах расписных окон, здесь не на что полюбоваться: оголенность внутренних стен производит впечатление чего-то недоконченного, на них нет ни фресок, ни скульптурных орнаментов; они только начисто оштукатурены.

— Все, что вы здесь видите, — заметил старый сакристан[65], показывавший нам собор, — эта святая Мадонна, эти окна, все это пожертвовано правительством еще во времена империи… После империи для храма никто и ничего более не делает… Поэтому он и стоит в таком виде, почти что вчерне: тогда его, к сожалению, не успели докончить, а теперь мы стараемся только содержать его в чистоте и кое-как, на собственные скудные средства, уберегать то, что есть от разрушения

— А город? — спросили мы, — ведь это же городской собор? Разве ваш муниципалитет не поддерживает его?

— Увы, сударь!.. У нас теперь республиканское правительство, и муниципалитет в оппозиции клерикализму… На собор не ассигнуется более ни копейки. Одни только прихожане уделяют кое-что из собственных средств в кружечный сбор, и это все, что мы теперь имеем.

А жаль: собор начат был не без грандиозности и до сих пор еще служит лучшим архитектурным украшением Сайгона.

От собора направились мы в торговую часть города, расположенную близ порта, по набережной городского канала. Здесь большая часть домов двухэтажные, с верхними и нижними галереями на колоннах или на аркадах. Нижние этажи сплошь заняты лавками и магазинами, с вывесками на китайском и французском языках, но в этих лавках, за исключением двух, трех компрадорских магазинов, полное царство китайских купцов и приказчиков. Малайцы и аннамцы удержались только на городском базаре, да и то наполовину с китайскими несколько французских имен заметили мы лишь на вывесках ремесленников, как например, портных, башмачников, куаферов, часовщиков, да и в этих профессиях конкурируют с ними китайцы. Словом, что касается местной промышленности, ремесел и торговли, то здесь еще более, чем в Сингапуре вы можете видеть, как желтокожий человек оспаривает место у белого и даже мало-помалу вытесняет последнего. В крупных же коммерческих делах Сайгона начинают играть выдающуюся роль англичане и немцы.

Француз в Кохинхине, это преимущественно чиновник, военный или агент какой-нибудь торгово-промышленной компании. Таких, которые остались бы в крае навсегда, приобретя себе собственность, завели какую-нибудь плантацию или какое-нибудь дело и лично занялись бы хозяйством, здесь пока еще немного. Даже и те, что уже обзавелись кое-чем и выстроили себе дома, спешат продать их, — по большей части новоприбывшим на службу, а то и китайцам, — если только судьба посылает им благоприятный случай возвратиться во Францию. Может быть, в будущем все это изменится и страна когда-нибудь увидит здесь настоящих колонистов-французов, действительно заводящих и обрабатывающих французские плантации, а не устраивающих только компании на акциях или на паях, "для эксплуатации кохинхинских богатств", с "правлениями", и "директорами" в Париже, которые "управляют" своими кохинхинскими "предприятиями" за тысячи миль от Кохинхины: но пока еще не заметно, чтобы дело твердо выступало на эту единственную практическую дорогу, и здешний француз все еще продолжает считать себя как бы временным гостем этой страны, обязанным только пройти свой "термин", чтобы затем уступить место вновь прибывшему соотечественнику. Так, по крайней мере, характеризуют нынешнее положение дела те же французы, с которыми довелось мне познакомиться в Сайгоне.

Портовый канал неширок: сажен около пятнадцати. Через него перекинуты два хорошие железные моста одинакового рисунка, на каменных устоях. Откосы канала выложены плитняком: по ним, на известном расстоянии одна от другой, спускаются к воде каменные лесенки; вдоль обеих набережных тянутся ряды деревянных тумб с железными крючьями, за которые привязываются бичевы промысловых сампангов, причаливающих к откосам и выгружающих прямо на набережную дрова, кирпич, песок, щебень, ободья, мешки с рисом, бататы, ананасы и иные сельские продукты.