Интервью со смертью - Ганс Эрих Носсак

«Мы не можем оставаться здесь, — сказал он и быстро огляделся. — Иначе нам конец. Надо выбираться отсюда как можно скорее. Идемте, надо уйти отсюда».

Он протянул руку в сторону Эльбского моста. Там тоже все горело, и я не понимала, как мы туда доберемся. Однако я полностью доверилась ему, хотя совсем его не знала. Я подумала, что солдат лучше знает, что надо делать, пусть даже он и так молод. Собственно, я вообще ничего не думала. Я просто была рада, что не осталась одна.

Он крепко взял меня под руку — нет, скорее просто схватил за руку, — и это было мне приятно. Было очень жарко. Мы шли против ветра. Я доверилась, и он не подвел.

«У меня только домашние тапочки», — сказала я ему.

«Ничего страшного», — ответил он.

На мне были соломенные тапки, знаете, такие дешевые и очень непрочные. Вся наша квартира была усеяна выдранными из тапок соломинками. Нам постоянно твердили, что надо надевать все самое добротное, когда спускаешься в бомбоубежище. Но я думала, что налет скоро закончится, и до последнего не вставала с кровати. Потом я натянула юбку поверх ночной рубашки, накинула дождевик и побежала в подвал. С собой я захватила только сумочку с документами. Другие тоже пришли в подвал в таком виде, но никто не обращал на это внимания.

Справа горели и рушились здания. Но улица была очень широкой, и по левой стороне, где мы шли, стояли в основном фабрики и гаражи, и воздуха было достаточно. Но все равно идти было нелегко. Вся дорога была покрыта обломками и изрыта воронками. Полыхали даже лужи. «Это, наверное, фосфор, — сказал он. — Осторожнее!» — и мы обошли огонь. Там же лежали убитые.

«Закройте глаза, — сказал он. — Что проку на это смотреть». И я послушалась.

Спустя долгое время мы добрались до первого Эльбского моста и увидели, что на противоположной стороне тоже пожар, правда, не такой сильный. Эльбский мост уцелел, и по нему, так же как мы, бежало множество людей — одни с узелками, другие с пустыми руками. Он говорил с ними, но я не знаю, что они ему отвечали и отвечали ли вообще. Эльба была красной от отражающегося в ней огня.

На противоположной стороне стояли грузовики, рядом люди громко делили места в них. Не досталось места и нам. Матес долго препирался с толстяком, сидевшим за рычагами трактора и курившим трубку. Трактор пыхтел и вибрировал.

«Забирайтесь туда», — сказал он и просто затолкал меня в кузов. Сидевшие там люди промолчали. Тогда вообще мало говорили.

«А вы?» — спросила я.

«Я тоже поеду. Не бойтесь». Мне кажется, что он встал за спиной толстяка, на дышло прицепа.

Наконец трактор тронулся, и мы выехали из зоны огня. На каждой остановке Матес спрыгивал и спрашивал меня: «Все в порядке?» Он хлопал меня по руке и очень радовался. Один раз нам даже дали попить. Кажется, это было в Харбурге.

Я не имела ни малейшего представления о том, куда нас везут. Но мне это было безразлично. Я, правда, заметила, как мы выехали за город. Я сидела у заднего борта и могла видеть, где мы едем. Там, куда мы приехали, небо было красным от зарева, но над головой были видны звезды.

Когда мы приехали в какую-то деревню и остановились там, Матес подбежал ко мне. «Вылезайте скорее!» Я вылезла. «Где мы?» — спрашивали люди. «Не знаю», — ответил он.

Когда я вылезла, он прошептал мне на ухо: «Они хотят отвезти нас в Люнебург или еще дальше, а оттуда по железной дороге в Баварию. Нам это не нужно».

Машина тронулась, и люди поехали дальше. Целой вереницей. Деревенские все были на ногах. Матес спросил их, где находится полиция, и они отвели нас к бургомистру. Это оказалось совсем рядом. Я села на каменную ступеньку, потому что он так велел мне, а сам вошел в здание. Я была рада, что мне не пришлось ничего делать.

Я слышал, как они ругались. Матес говорил очень громко. Выйдя, он сказал мне: «Я выдал вас за свою замужнюю сестру. Так будет проще. Этот тип — просто идиот. Он говорит, что мы не можем остаться здесь — на то есть предписания. Пришлось на него наорать, и он стал уступчивее».

Он получил продуктовые карточки и добыл квитанцию на жилье. Жилье нам предоставили в одном из загородных домов. Ключи хранились у одного крестьянина, у которого мы должны были их забрать.

Нас отвел туда какой-то мальчишка; сами бы мы в жизни не нашли нужный дом. Идти пришлось довольно долго. Тем временем рассвело и стали видны поля. Это зрелище показалось нам удивительным. Я уже едва переставляла ноги, но не стала ничего говорить, чтобы он не подумал, что я выделываюсь, однако он сам это заметил. У одной из моих тапок оторвалась подошва. Матес и мальчишка переглянулись.

«Не расстраивайся, — сказал он. — Это всего лишь ноги. Они быстро заживают. Мы уже пришли».

Он назвал меня при мальчишке на «ты», так как теперь я была его сестрой. У крестьянина мы получили ключ. Его жена при виде нас расплакалась. Она дала мне большие, не по размеру, деревянные башмаки. Женщина даже уговаривала нас поесть.

«Большое спасибо, — сказал Матес, — потом. Ей надо сначала умыться и поспать».

Домик стоял в стороне между двумя молодыми соснами. Это была хижина, сколоченная из зеленых досок и крытая картоном. Мы сразу открыли окна, чтобы проветрить дом. То есть все делал Матес. Я села в кухне на стул, чтобы успокоиться и прийти в себя.

Матес нашел висевшую на стене цинковую ванну.

«Сейчас я принесу воды, и вы помоетесь, — сказал он. — Здесь есть старое полотенце для рук».

Полотенце оказалось кухонным. Я сказала ему, что под юбкой у меня только ночная рубашка. Он рассердился.

«Сейчас не время манерничать».

Пока он с ведром ходил к колонке, я украдкой осмотрела себя в зеркале и с трудом себя узнала — настолько я была грязная. Рубашка тоже была страшно вымазана, и я решила ее выстирать. Но мыла в доме не было. Я