Расёмон – ворота смерти - Ингрид Паркер

— Но он не убивал Оэ! Вынесите ему предупреждение и отпустите!

Кобэ удивился:

— Мне показалось, вы в своей записке четко дали понять, что намерены заманить убийцу в ловушку. Может, вы не ожидали, что это окажется Исикава, но я уверен, мы взяли кого надо. Он слишком глубоко замешан в деле, чтобы быть невинным сторонним наблюдателем. — Кобэ потер бок и поморщился. — Да-да, я слышал все, что говорил этот заносчивый ублюдок. Ползать на карачках под верандой, конечно, не ахти как приятно, зато слышно каждое слово. — В небе снова сверкнула молния. — Вот чертова погода! — Кобэ взглянул на небо. — Ну ладно, мне пора. Да и вам тоже лучше пойти домой.

— Но вы же хорошо знаете, кого мы ждем сегодня вечером!

— Не мы, а вы. Я с самого начала не верил в этот вариант.

И, согнув плечи, Кобэ вышел. В этот момент по небу прокатилась длинная череда громовых раскатов.

Акитада хотел позвать его обратно, но передумал. Кобэ свое решение принял. Недоуменно покачав головой, Акитада вернулся за стол. Он теперь уже не очень-то верил, что убийца придет, во всяком случае, после этой суматохи с задержанием Исикавы. Видимо, придется подождать другого удобного случая. Жаль только, что не удалось покончить с этим делом сразу. Это было нужно ему как ради Тамако и ее отца, так и ради него самого. Не узнают они покоя до тех пор, пока кара не настигнет виновника смерти Хираты. Хотя, возможно, убийца еще явится сюда. Растерев порцию свежей туши, Акитада склонился над студенческими сочинениями.

Время текло медленно. Буря за окном, похоже, затихла. За истекший час в природе мало что изменилось. Правда, темень теперь уже сгустилась непроглядная, ее разрежали лишь огненные вспышки на затянутом тучами небе, сопровождаемые оглушительными раскатами грома. Налетавший то и дело ветер сгибал верхушки сосен, но дождя пока не было. Акитада снова подумал о том, не пойти ли домой. Если отправиться сейчас же, он, возможно, не промокнет. Может быть, они поужинают вдвоем с Тамако, если, конечно, Сэймэй не разболтал их секрет. Они еще столько не сказали друг другу вчера! Как все-таки странно, что после физической близости отношения меняются так, что ты начинаешь заново открывать для себя давно знакомого человека. Теплое чувство радости, совершенно новое для Акитады и такое всеобъемлющее, снова захлестнуло его, и он улыбнулся.

Акитада смотрел на листок студенческого сочинения, лежавшего перед ним. Оно было скучным и изобиловало повторами, поэтому Акитаде казалось, будто он читает одни и те же слова по третьему разу. Тогда он решил пойти домой, как только закончит эту тягомотину. Акитада пытался уловить смысл очередной фразы, попутно исправляя в ней ошибки, когда гравий во дворе снова захрустел. Акитада замер и прислушался.

Легкие шаги, сопровождаемые шуршанием шелка, послышались сначала на лестнице, потом на веранде перед его кабинетом. Акитада посмотрел в сторону открытой двери и увидел на черном фоне приближающуюся полоску ярко-желтого света.

Маленький и проворный, Окура вошел и закрыл за собой дверь. Несмотря на приближающийся дождь, он был в придворном шелковом наряде темно-зеленого цвета, черная официальная шляпа была плотно завязана тесемочками под слабым невыразительным подбородком. В руке он держал фонарь.

— Что же вы не закрываете дверь? Буря все-таки! — проговорил он тоненьким голоском, внимательно оглядывая пустую комнату. — Я смотрю, наши бедные профессора любят потрудиться допоздна! — игриво прибавил он, едва ли не дословно повторяя Исикаву.

Акитада кивнул:

— Так оно и есть. — Он пытался сообразить, что ему делать теперь, когда Кобэ со своими людьми давно ушел. Ну что ж, чему быть, того не миновать. — Пожалуйста, присаживайтесь. Я рад, что вы приняли мое приглашение.

Но гость не сел, а прошел мимо Акитады к противоположной двери и выглянул в темный коридор. Подняв повыше фонарь и озираясь, он сказал:

— Да-а… Как приятно снова наведаться в свои бывшие учебные классы! Ничего, если я загляну? — И, не дожидаясь ответа Акитады, Окура направился по коридору к другим кабинетам.

Акитада встал и последовал за ним. Маленькая вертлявая фигурка, по-детски семенившая впереди, не внушала никакого страха. Ведь он уже справился с куда более крепким Исикавой. По сравнению с ним Окура был просто щуплой козявкой да к тому же трусом. Трудность заключалась в другом — заставить его сделать признание в присутствии Кобэ.

Фонарь Окуры мелькал впереди, выныривая из одной комнаты и исчезая в другой, не обходя темные веранды. Окура хотел убедиться, что они с Акитадой здесь одни.

Наконец, проверив все помещения, он засеменил обратно, тараторя на ходу:

— Да-а… Тут все, как и прежде, только более обшарпанный вид по сравнению с тем, что было при мне. Мне бы следовало пригласить вас к себе в кабинет, но я сейчас готовлюсь к переезду в домишко побольше. — Окура кокетливо провел пальцем по маленьким аккуратным усикам. — Может, до вас уже дошли слухи? Я ведь скоро женюсь. Стану членом одного из наиболее влиятельных кланов в стране. Знаете дворец Отомо в городском округе Саньо? Там я и буду жить. Все процедуры по приему меня в члены семьи почти завершены, и за ними, разумеется, последует продвижение по службе и повышение в чине.

— Поздравляю, — сухо отозвался Акитада.

— Спасибо. Вообще, должен признаться, что вам повезло — вы вовремя поймали меня. Еще какой-нибудь месяц, и мое звание не позволило бы мне встретиться с вами так просто, на короткой ноге.

Они вернулись в кабинет Акитады, где Окура задул пламя фонаря и уселся на подушку, придирчиво оглядев свое кимоно из дорогого набивного шелка и старательно разложив его полы вокруг себя.

— Ну-с? Так что означает вся эта чепуха о визите Хираты ко мне якобы с целью обсудить смерть Оэ?

Акитада достал дневник профессора, открыл на последней странице и передал его Окуре:

— Вот эта запись озадачила меня. Может быть, вы объясните?

Окура прочел и вздохнул. Убрав дневник к себе в рукав, он поднялся.

— Мой дорогой друг, — вкрадчиво проговорил он, — надеюсь, вы не думаете, что я стану терпеть дальнейшие вымогательства? Нет, я уверен, что вы так не думаете! Я слишком много заплатил за первенство на экзаменах. Оэ предложил мне очень уж жесткую цену, но я все выплатил. Разве я виноват, что алчный хапуга не пожелал делиться с этим чумовым Исикавой и договориться с ним тоже не сумел? Какие вы, профессора, все-таки нечестивые люди! Прямо какая-то шайка вымогателей!

— Боюсь, вам придется вернуть дневник. Это улика против вас в деле об убийстве Оэ.

Картинно изогнув брови, Окура изумленно посмотрел на Акитаду сверху вниз.

— Не говорите глупостей! Никакая это не улика. Здесь не названо никаких имен. Нет, при желании, конечно, можно вообразить все, что угодно. Но вообще все это очень легко объяснить. Что дурного в том, если человек попросту решил отблагодарить своего любимого преподавателя? Разве это преступление? Да и кто, скажите на милость, дерзнет теперь сунуться ко мне с такими обвинениями?

— Вы совершили два убийства и убили бы третьего, если бы крысы не добрались до отравленных орешков Нисиоки первыми. Даже ваши высокопоставленные новые родственники не смогут оградить вас от этих обвинений.

Лицо Окуры, еще мгновение назад учтивое, вдруг превратилось в холодную непроницаемую маску. Наклонив голову вбок, он некоторое время разглядывал Акитаду, потом вернулся к своей подушке, сел и самым что ни на есть задушевным тоном проговорил:

— А знаете, я уже давно восхищаюсь вами. Когда вы явились сюда и начали задавать вопросы, признаться, я порядком встревожился. И как выяснилось, встревожился вполне оправданно, потому что Оэ сильно переполошился. Насколько я понимаю, вам все известно о тех экзаменах? — Акитада кивнул. — Ну что ж, значит, вы и впрямь человек глубокого ума. Как, в сущности, жаль, что в этом деле мы с вами находимся по разные стороны. Вы пригодились бы мне. — Акитада промолчал. — Но я не исключаю, что наши разногласия преодолимы. Вы, наверное, хорошо представляете себе свое положение и то, что человек моего полета способен сделать для вас. С Оэ мне было трудновато. Дело в том, что он стал слишком алчным. Оэ вообразил, что сможет недурно кормиться за мой счет всю жизнь. А когда я отказался платить, он возымел наглость угрожать мне публично в этих оскорбительных стишках, которые читал со сцены на празднике в Саду Божественной Весны. Я тогда пришел в ярость!

— Поэтому последовали за ним и убили его?

— Поначалу у меня были несколько другие намерения. Не всякий, знаете ли, станет сам марать руки. Когда он ушел с праздника, я отправился к месту наших обычных встреч, полагая, что он ждет меня там. Представьте себе мое удивление, когда я обнаружил, что Оэ привязан к статуе Конфуция. При этом он был настолько пьян, что даже не понимал, что с ним происходит. В общем, мне осталось только избавить его от мучений. — Рука Окуры потянулась к поясу. Он усмехнулся при воспоминании о содеянном. — Так что это действительно был я. Безбоязненно признаюсь в этом сейчас, поскольку мы с вами здесь одни. До чего же забавно было наблюдать, как полиция подозревала всех вас вместе с Исикавой, хотя сделал это не кто иной, как я. Но вы должны согласиться, что своим поступком я оказал университету услугу. Куда бы завели нашу страну такие вороватые горе-профессора, как Оэ? Вообразите, от какого скандала я всех вас избавил.