Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски

Мессерсмит ответил, что Гитлер и западные демократии все равно не могут сосуществовать.

Многие его коллеги были куда осторожнее, а Рузвельт был все еще склонен предложить то, что, как он надеялся, может стать оливковой ветвью. 14 апреля он послал предложение Гитлеру и Муссолини, чтобы они пообещали не атаковать 31 страну Европы и Ближнего Востока – включая Польшу, самую вероятную ближайшую цель – в течение как минимум десяти лет.

Президент не слишком оптимистично оценивал свои шансы на успех, но насмешливый ответ, пришедший из Берлина, все же уязвил его. 28 апреля Гитлер выступил с обращением к рейхстагу, но на деле он говорил для зарубежной аудитории. Как представитель посольства США, Бим слушал это выступление, к которому немецкий лидер подготовился, предварительно опросив часть из этих 31 государства: опасаются ли они нападения Германии? «Абсолютное большинство ответило отрицательно, что позволило Гитлеру медленно, с фальшивой торжественностью зачитать их названия, – вспоминал молодой дипломат. – Это был эффектный фарс, вызвавший громкий смех».

Бим обратил внимание на «довольно страшную суть» этой речи, несмотря на театральное оформление. Польша не вошла в список стран, чьим мнением Гитлер поинтересовался, зато продолжил осуждать отказ этой страны уступить его требованиям вернуть Данциг. Он также осуждал Британию за то, что она приняла в этом споре сторону Польши. Он отказывался и от немецко-польского пакта о ненападении 1934 г., который должен был обеспечить мир на десять лет, и от Морского соглашения 1935 г. c Британией, ограничивавшего немецкий флот 35 % тоннажа британского. Как сформулировал Бим, Гитлер вел себя как «самый могущественный глава государства того времени» – и именно это он хотел довести до всеобщего понимания.

Несмотря на все более воинственный тон Гитлера, все еще хватало американцев, готовых поверить в то, что фюрер не был угрозой для них. Неудивительно, что именно так думали люди, очень не хотевшие, чтобы их страна ввязывалась в новые глобальные конфронтации, а среди них были и некоторые американские дипломаты. Вскоре после заключения Мюнхенских соглашений Джозеф Кеннеди, американский посол в Лондоне, стал поддерживать идею, что демократии и диктатуры «могут объединять свою энергию и совместно решать проблемы, пытаясь восстановить хорошие отношения на мировом уровне». Но самое удивительное, что Виганд – давний корреспондент Hearst, много писавший о Германии после Первой мировой войны, опубликовал большую статью в двух частях, которая поддерживала именно подобные иллюзии.

В апрельском и майском выпусках журнала Cosmopolitan Виганд очень подробно рассказывал о Гитлере, о его личности и политике. Журнал назвал автора статьи «бесспорным учителем американских иностранных корреспондентов и одним из величайших репортеров нашего времени», а в качестве доказательства упомянул первые встречи Виганда с Гитлером, еще в 1921 г. Там, в частности, говорилось, что корреспондент оказался «настоящим провидцем», очень рано угадав, что Гитлера следует принимать всерьез. «Нужен гений, чтобы понять гения, – говорилось там без всякой иронии. – А гений – это Карл фон Виганд».

Первую часть статьи, в апрельском выпуске, Виганд посвятил тому, как Гитлер стал «настоящим живым метеором на темном политическом небе Европы: дурным знамением для миллионов и добрым – для других миллионов». Подобно метеору, Гитлера «пожирает его собственное пламя», в том числе «невероятно глубокая ненависть к евреям» и «ненасытная жажда полной власти». Но Виганду явно внушало ужас то, сколь многого его давний мюнхенский собеседник успел добиться за это время. «Если оценивать его личные достижения, то историки будущего сочтут Адольфа Гитлера гением своей эпохи, возможно – всего столетия», – писал он. Тем не менее, отмечал Виганд, Гитлер прекрасно осознавал надвигающуюся кульминацию сюжета и то, что его собственная жизнь может внезапно оборваться. В результате его действия отличались «лихорадочным нетерпением, спешкой, торопливостью», а «в подобном состоянии души кто угодно начинает ошибаться». Во второй же части статьи, в майском выпуске, Виганд сказал своим американским читателям нечто странно-успокоительное: «Адольф Гитлер не представляет прямой угрозы США, если только не случится один из следующих вариантов: (1) он заключит соглашение или альянс с Великобританией, (2) Англия обратится в сторону фашизма или (3) Нацистская Германия завоюет Англию. Вряд ли хоть что-либо из этого произойдет».

Далее он добавлял, что Гитлер продемонстрировал свои таланты пророка, предсказав, что ни Британия, ни Франция не станут сражаться, чтобы спасти Чехословакию. Касательно того, что именно германский лидер будет делать далее, Виганд написал, что сам он не пророк – но кое-какие прогнозы он все-таки сделал. «Гитлер без войны добился того, что никому не удавалось столетиями, – написал он. – Насколько я знаю фюрера, он не станет рисковать этими достижениями и своим уникальным местом в истории, чтобы сделать опасную ставку на подготовку захватнических войн».

Война уже надвигалась – а Виганд внезапно заговорил не как опытный журналист, а как один из тех наивных американских туристов в Германии, про которых писал Говард К. Смит: застрявших на первой или второй фазе развития представлений о том, что же собой представляют Гитлер и его движение.

Глава 10. «На нашем острове»

20 апреля 1939 г. глава корреспондентского пункта Associated Press Лохнер по долгу службы отправился наблюдать за роскошным празднованием пятидесятилетия Гитлера.

«Я четыре часа просидел на трибуне, наблюдая за крупнейшим военным парадом в истории Германии, – писал он своим сыну и дочери в Чикаго 26 апреля. – Можете представить себе, как это порадовало пацифиста вроде меня!» Среди военных на параде маршировал в том числе Вольфганг Воссенг, работавший раньше посыльным у Лохнера, а затем призванный в «потсдамские гренадеры». Пока все вокруг восторженно орали, Лохнер не мог отделаться от мысли, что Воссенг, возможно, скоро будет вынужден стрелять в таких же молодых людей, только в другой униформе. «Если этот парад отражает происходящее, то я уверен, что следующая война будет ужаснее, чем что-либо, что до того видел мир, – писал он в своем письме дальше. – Война 1914 г. окажется по сравнению с этим детской игрой».

В отличие от Виганда, Лохнер вовсе не был убежден, что Гитлер остановится на своих ранних завоеваниях, дабы избежать фатального шага и нового пожара войны. «Я боюсь, что немцы делают огромную ошибку: они сильно недооценивают силы, вставшие против них», – объяснял он своим детям. Предупреждая, что недооценивать противника опасно всегда, он добавлял: «Удивительно, что высшее руководство Германии готово повторить ошибку 1914–1918! Помните, как они не верили, что Америка может прислать войска из-за океана? Теперь они внушают немцам, что Британия слаба и не готова сопротивляться; что Францию раздирают внутренние конфликты; что США только болтать и могут и так далее и так далее.