Римский орел - Саймон Скэрроу

— Слушаюсь, командир.

Как только дверь за юношей затворилась, Веспасиан покачал головой:

— И куда только катится мир? Как, по-твоему, центурион, сумеем ли мы из него сделать солдата?

— Никак нет, командир, — не раздумывая, ответил Макрон. — Армия слишком опасное место для неженок.

— Рим, кстати, тоже, — со вздохом заметил легат.

Он вспомнил об участи тех, кто осмеливался высказывать свое мнение при Калигуле. Впрочем, и сейчас, при его преемнике, Клавдии, дела обстояли не лучше. Главный фаворит императора, вольноотпущенник Нарцисс, населил Рим шпионами, деловито строчившими доносы на всех, в ком видели хотя бы малейшую угрозу для новой власти. Самый воздух в столице был, казалось, отравлен ядом всеобщей подозрительности, особенно усилившейся после попытки государственного переворота, предпринятой Скрибонианом. Положение осложнялось тем, что среди недавно арестованных заговорщиков оказались и некоторые знакомцы его супруги. Сама Флавия тут, конечно же, ни при чем, однако Веспасиан в который раз пожалел о ее неразборчивости в знакомствах. Впрочем, чего еще можно ждать от женщины, выросшей в пронизанной политическими интригами атмосфере императорского двора. Как и от другого птенца, выпорхнувшего из того же гнезда, — юнца, дожидавшегося сейчас за дверью.

Веспасиан поднял глаза от стола.

— Что ж, центурион, посмотрим, что мы можем сделать для молодого Катона. Полностью ли укомплектована твоя центурия? Ты ведь, кажется, остался сейчас без помощника?

— Так точно, командир. Мой оптион умер сегодня утром.

— Хорошо. То есть хорошего тут мало, но это многое упрощает. Запишешь новичка в свою центурию и сделаешь его своим оптионом.

— Но, командир… — выдохнул изумленно Макрон.

— Никаких «но». Это приказ. Назначить мальчишку центурионом я не могу, но и пренебречь пожеланием императора тоже нельзя. Так что придется нам с тобой с этим стерпеться. Ты свободен.

— Слушаюсь, командир.

Макрон отсалютовал легату рукой, четко повернулся кругом и, печатая шаг, вышел из кабинета, хотя мысленно извергал потоки чудовищной брани. По армейской традиции центурионы сами подыскивали себе оптионов и не гнушались получать за протекцию хорошую мзду. Теперь эти денежки уплывали из рук Макрона, однако в его голове блеснула счастливая мысль. Можно ведь повернуть дело так, что мальчишка в центурии не задержится. Оступится раз-другой, потом заскулит. И запросит отставки, он ведь неженка, рохля. Слабак, которого вмиг обломает армейская жизнь.

Завидев центуриона, Катон искательно улыбнулся, и Макрон его чуть было не пнул.

— Что теперь будет со мной, командир?

— Заткнись и топай за мной.

— Слушаюсь, командир.

— Парни, я хочу представить вам нового оптиона.

Лица легионеров, находившихся в тускло освещенной немногочисленными оранжевыми светильниками столовой, ошарашенно вытянулись.

— Это… новый оптион, командир? — спросил после паузы кто-то.

— Верно, Пиракс.

— А он не слишком ли… ну, это… молод?

— Очевидно, нет, — с горечью ответил Макрон. — Император издал указ о новом порядке отбора и назначения оптионов. Теперь, чтобы получить этот чин, нужно быть долговязым, тощим и знать назубок труды греческих и латинских писак. Предпочтение отдается тем, кто сведущ в стишках или пьесках.

Солдаты недоуменно таращились на него, но Макрон был слишком сердит, чтобы снизойти до более вразумительных пояснений.

— В общем, вот он, Пиракс. Отведи этого грамотея к писцу. Пусть тот занесет его в список и выдаст опознавательный медальон. Выделишь ему место в спальне своего отделения.

— Но, кажется, новые имена в список состава центурии вносятся только рукой командира.

— Послушай, у меня и без того дел по горло, — вспылил Макрон. — Короче, это приказ. Делай, что тебе сказано, а не трепли языком.

Он стремглав вылетел из столовой и побежал по коридору к своей каморке, возле которой его дожидался Пизон с пачкой каких-то бумаг.

— Командир, это срочно надо бы подписать…

— Потом, — отмахнулся Макрон и, схватив сухой плащ, поспешил к выходу из казармы. — Я сейчас на дежурстве.

Когда дверь захлопнулась, Пизон пожал плечами и побрел дальше, недовольно бурча что-то себе под нос.

Через какое-то время прямой, как жердь, новобранец Катон сидел на верхней койке солдатского спального помещения. Задев макушкой соломенный мат, подложенный под черепицу кровли, он нервно поежился: нет ли там крыс? На груди юноши темнел медальон — небольшая свинцовая бляшка с его именем, номером легиона и имперской печатью. Эта вещица, подумал он горестно, всегда теперь будет с ним. До отставки или до гибели в одном из сражений. Тогда ее снимут служивые из похоронной команды, довольные тем, что труп удалось опознать. Уткнув подбородок в колени, Катон опечаленно размышлял, как ему выпутаться из этой кошмарной истории. Каморка, тесно заставленная солдатскими койками, если и отличалась от подсобных чуланчиков дворцовых конюшен, то далеко не в лучшую сторону.

А сами солдаты!

Просто животные, их по-иному нельзя и назвать. Пьяные, дурно пахнущие, непрерывно рыгающие. Катон с трудом сдерживал тошноту, когда ему их — одного за одним — представляли. Они, в свою очередь, по всей видимости, тоже не знали, как к нему относиться. С одной стороны, он был для них вроде начальником, с другой, каждый из них полагал, что справился бы с обязанностями помощника центуриона много лучше, чем какой-то столичный молокосос. Последнее явственно проступало во всех неприязненных взглядах.

А говорили эти скоты лишь о том, кто трахнул больше девиц, убил больше варваров, дальше всех плюнул или громче всех бзднул. Усилием воли Катон заставил себя слушать все это не морщась, потом, выждав достаточно приличное время, свесился с койки и вежливо поинтересовался, не покажет ли кто ему его комнату. Все разговоры мгновенно прервались, все лица в помещении обратились к нему, и только тут до него вдруг дошло, насколько он влип.

ГЛАВА 3

Ближе к вечеру, когда сумерки сделались гуще и легкий морозец начал пощипывать щеки, Катон притащился в казарму. Там было тихо, но, закрыв дверь, юноша понял, что он не один, и ощутил укол раздражения. Он так ждал конца этого невероятно долгого дня, и вот даже теперь не имел возможности хоть немного побыть в одиночестве. Пиракс сидел на своем лежаке и штопал форменную тунику. Когда Катон, не раздеваясь, вскарабкался на свою койку, он поднял голову.

— Нелегкий денек выдался, а, новичок?

— Да, — буркнул Катон, не желая вступать в разговоры.