Мемориал - Роман Вадимович Славацкий

— Чем удручён?

— Всем здешним духом. Этими московитскими тайнами. Особенно его поразил рассказ о присяге, которую мы даём — не якшаться с иностранцами и ничего не сообщать им. «Вот уж который месяц мы словно укутаны в шерсть и войлок; ни шевельнуться нельзя, ни дозваться кого». Так говорил мне отец Павел.

— И что ты ему ответил?

— А что я мог ответить?

Прошла минута, другая; угли в печи уже прогорели, в отдалении лампада ещё коптила; Васятка храпел на лавке, огромный, как медведь.

— Горе стране, где за книгу карают смертью. Сердце у меня разрывается от церковной смуты. Сторонники Патриарха гонят тех, кто держится за старый устав, а попади власть в руки несчастным гонимым — и они всю страну залили бы кровью… Подумай, Сергий, какой крест берёшь на себя… Книги, много десятков книг!.. Давно уже умерли и сопричастны праху те люди, что собирали их, — от простого монаха до Царя.

— Царя?!

— Ну конечно. Ведь основа Либереи — драгоценное книжное собрание Ивана Великого. Сколько народу он переселил в Коломну, как пленников! Малоумные простецы называли их колдунами. А у них были тайные знания. И знаменитые фряжские мастера оставили здесь труды свои.

— Это Аристотель Фрязин?

— И он тоже. От него осталась книга «О градостроении». А уж наших монахов и мирян, что над Либереей трудились — и не счесть. Даже само устройство её есть мудрость. На семь частей делится она; семь Хранителей смотрят за нею.

— Так вы хотели мне только часть показать?

— Может быть, часть, а может и всё. Сейчас чума косит народ, не разбирая глупцов и мудрых. Если бы не она, ты бы вообще не узнал о Книгохранилище. Но Бог судил так. Скоро тебе откроют книжную казну. Возможно, это буду я, а может — кто-то иной. Человек, который подойдёт к тебе и скажет: «Гермес» — будет Хранителем. Он всё объяснит. Иди.

Прошло три дня. Утром отец Сергий шёл в Собор, почти равнодушно глядя на тела умерших. Безобразно раздутые, страшные, они появлялись тут каждый день. «Сегодня меньше, чем вчера, — подумал священник. — Может мор идёт на убыль, или просто уж умирать некому? Странно, что я-то ещё жив».

Вдруг отдельно стоящие носилки задержали его взгляд. Там лежало тело, накрытое холстом, а из-под холста видна была ряса и ноги в старых башмаках.

— Кто сей? — спросил батюшка у стоящих рядом мужиков.

— Да это ж отец иеромонах, Пётра, что намедни помер. Али ты не знал?

Сергий стоял, словно обухом оглушённый. Всё рушилось. Умер Старец, и вместе с ним обрывалась тонкая нить тайны, умирала надежда увидеть Книгохранилище.

С трудом Сергий почувствовал, что его кто-то дёргает за рукав.

— Отче, мне сказать что-то нужно тебе.

— Что? — Сергий обернулся. Перед ним, будто в тумане, стоял неброско, но чисто одетый человек, по виду — подьячий.

— Что? — снова спросил поп.

Тот незаметно усмехнулся.

— Гермес, — тихо сказал он и поднёс перст к устам.

Долго стучали в ворота. Княжий двор стоял посреди окраинной слободы, словно крепость, ограждённый высоким частоколом. Наконец распахнулась окованная железом калитка.

— Уснул что ли? — сурово сказал провожатый привратнику. — Я уж думал, что ты помер.

— Дык … — ответил тот, разводя руками, ероша невероятно спутанные лохмы и хлопая глазами. И пока он силился что-то пробормотать, гости уже прошли мимо него в хоромы.

— Я уже десять лет служу у бояр Бельских приказчиком. Они здесь бывают нечасто, а пригляд хозяйский нужен. Двор большой, а работнички — сам видел какие. Садись.

Отец Сергий уселся на боковую лавку. Княжий покой казался огромным, будто не жилой дом, а церковь. По стенам шли слюдяные окна, большие, как в доме архиерейском. Вдоль стен стояли лавки, покрытые коврами; посреди залы большой стол окружали диковинные резные стулья со спинками. В углу высилась печь, сверкающая муравлёными изразцами: всякие дивные травы и звери играли на них изумрудными отблесками. А в углу висел громадный Нерукотворенный Образ Спасителев в золочёном окладе; от лампады шло яркое алое сияние.

— Нравится? — усмехнулся приказчик. — Это, батюшка, ветхое всё. Ветхое, менять надо. — Он уселся рядом, оправил красивый коричневый польский кафтан, вытянул ноги в чёрных с прозеленью сапожках.

— А менять не приходится. Да и зачем, коли хозяева только изредка заезжают? Но для нас это к лучшему. Дом старый, комнат множество, закоулков ещё больше. Сейчас, погоди-ка.

Вышел из комнаты, крикнул кому-то в переходе, чтобы не беспокоили, вернулся. Кивнул Сергию: «Пошли», а сам взял с подоконника светильник масляный и затеплил его пред образом.

— Помолимся, батюшка.

Отец Сергий прочитал «Царю Небесный» и они углубились в переходы. Дом стоял безмолвный и тёмный, но живой: в нём слышалось какое-то дыхание, потрескивание, шорохи. Зашли под лестницу, приказчик отворил дверь, и они по каменным ступеням спустились в подклет. В комнате на полках стояла медная посуда, горшки.

Вожатый закрыл на засов входную дверь, потом вытащил у одной из полок какие-то два клина слева, потянул и…

Ряд полок отошёл целиком, легко, точно деревянная дверь. А за этой дверью поп в изумлении увидел белокаменную стенку. Посреди неё чернела железная дверь: из толстых перекрещенных полос и листов.

— Здесь не замо́к. Засов выворачивается целиком из стены. Открыть невозможно, если секрета не знать. Смотри.

Он вынул засов и положил его рядом. Дверь открылась бесшумно, стоило лишь слегка потянуть за кольцо.

— Если помру, не забывай смазывать засовы и петли; делай это не реже раза в месяц, а то потом не войдёшь.

Неверным дрожащим пламенем светильника озарилась маленькая потайная камо́ра. Она была сплошь каменная, с полукруглым сводом. Места в ней хватало лишь для огромного сундука и двух сидений, каждое о четырёх ножках.

Приказчик вытащил из-под сундука ключ и отомкнул замок.

— Сундук не железный. Стальной. Ключ всегда клади на то же место, под торец.

— А почему здесь не холодно? Ведь мы в земле; сырость должна быть.

— Зв стеною, где сундук, большая печь кухни. А вверху под сводом вытяжка. Смотри — видишь, на ней частая решётка? Приглядывай, чтоб не портилась. Это от мышей. Хотя сундук надёжный, но незачем хвостатую пакость разводить. Как знать, может сюда ещё книги попадут; немного места ещё есть. А для книг мыши — второй враг.

— А первый кто?

— Человек. Ну ладно, теперь гляди.

Тяжкая крышка отвалилась, провожатый закрепил её сбоку особым крючком за скобу в стене. Крышка стала как влитая. Изнутри крепилась откидная доска. Одно движение — и получился маленький стол.

Приказчик