Хозяйка «Логова» - Елена Звездная

Помимо светлого, я уж года три как не носила платьев, юбок и блуз, только рубашки, жилеты и штаны, плотные со сложными поясами и застежками. Скользнув взглядом по полкам и вешалкам, поняла — тариец моему выбору будет не рад, но что поделаешь, не все коту масленица.

Стянув с себя охотничий костюм, я долго выбирала между «тепло, но нетрадиционно» и «традиционно, но холодно». И отдала предпочтение первому варианту, логично рассудив, что ради брака с потеряшкой мерзнуть не обязательно, тем более прихорашиваться. Именно поэтому, когда двери храма за нами закрылись и хранитель брачных уз попросил всех присутствующих снять плащи, я оказалась одета, как Дори, в темно-серые плотные штаны и подбитую мехом куртку. Единственное различие: мои пуговицы были латунными, его — медными очень грубой работы, даже дешевой.

— А кто-то говорил о хорошем достатке, — напомнила я.

— Он же просил надеть светлое, — напомнил воин, внимательно осматривая мой наряд. — Если ты сейчас скажешь, что не взяла с собой подходящее к случаю платье, будешь стоять в белье.

Его угроза меня позабавила.

— Зачем? — распахнула я глаза.

— Чтобы по правилам провести обряд, ты должна быть в светлом.

— Ну, в этом случае мое белье тебе не поможет.

— То есть ты в темном?

Я подтвердила сей неприятный вывод простодушным кивком.

— Значит, постоишь в моем, — заявил Дори и, отступив к ближайшей скамье, начал разоблачаться.

Проделывал он это быстро и без стыда — явно сказывалась практика. А потому не обратил внимания ни на удивленного служителя храма, ни на тихие смешки нелюдей, ни на кривую улыбку Сато. То, что я стояла, закусив губу и сжав кулаки, воин явно принял за смущение или нетерпение, но никак не за попытку удержать рвущийся наружу смех.

— Что вы делаете? — вопросил благочестивый Ясмин, когда мой будущий деверь уже сбросил куртку, шерстяной свитер и принялся расстегивать ремень, чтобы, выпростав из штанов рубашку, снять ее и всучить мне.

— Желаю провести обряд по правилам.

— Но мы уже лет двести не следуем старинным обрядам, не раздеваем дев и мужей, не требуем доказательств, — полетело в ответ укоризненное. — Вашим богам не обязательно видеть акт любви между супругами.

— Да нет же! — тариец в раздражении дернул пряжку и произнес, указав на меня: — Я просто хочу надеть на нее светлое…

— Не стоит. Белое при деве есть, — остановил его смущенный служитель храма.

— Где?

— Вот, — я повернулась к воину другим боком, чтобы продемонстрировать в простой, наспех сделанной прическе белый скальник — знак моей свободы, цветок, почитаемый в Тарии символом чистоты и света.

В отблесках свечей уже сбросивший с себя рубашку Дори выглядел невероятно воинственно и грозно: напряженная поза, натянутые жилы шеи, бугрящиеся мышцы рук и плеч… и только лицо портило всю картину. Правда, удивленное неверие, отразившееся на нем, быстро сменилось обещанием расправы, едва на закономерный вопрос «И это все?» он услышал:

— Этого достаточно.

— Достаточно? — прорычал тариец.

— Да. Дева знает законы Тарии. Достойная супруга, — сдал хранитель мою осведомленность и отошел, дабы зажечь ритуальные свечи, а затем истаявшим воском написать на камне судьбы руны брачной связи для меня и потеряшки.

— Позабавилась? — Горячее дыхание обожгло ухо, тяжелые руки опустились на плечи. Я всем телом вздрогнула, хотя и ожидала чего-то подобного.

— Скорее полюбовалась, — мягко решилась его умаслить. Получилось или нет, не знаю, головы я к Дори не повернула, в очередной раз запоздало вспомнив, что с тарийцем шутить опасно.

— И когда же ты успела выучить наши брачные обряды?

— Было дело.

— Давно?

— Не так чтобы… — О бывшем муженьке вспоминать не хотелось, поэтому сообщила нейтрально: — Точно помню, на алтаре мы любви не предавались, значит меньше двухсот лет назад.

Воин шумно выдохнул, вопросил сквозь зубы:

— Развелись?

— Поговаривали, что он женился повторно, и не раз… а наш брак аннулировал. Но узнать, так это или нет, мне было недосуг. Сам понимаешь: харчевня, двор, вы. Так что сейчас все и прояснится.

— То есть ты можешь быть замужней, — вкрадчиво поинтересовался Дори, и нелюди, стоящие в отдалении, навострили уши.

— Могу. Но не думаю, что это обидит потеряшку, женившегося задним числом. А если число будет очень задним, не исключено, что незаконным станет мой первый брак, а не второй.

— И это должно меня радовать?

— Не должно, но если ты порадуешься, будет неплохо, — подумала я ехидно и, как оказалось, вслух.

— Тора… — прорычал будущий деверь и сжал мои плечи.

— Да? — Пожалуй, мне не стоило поворачивать к нему голову, тем более ловить леденящий душу взгляд и улыбаться, спрашивая: — Хочешь еще что-то спросить?

— Скорее ответить, — произнес Дори по слогам, — и полюбоваться по ходу дела.

Всего-то рукой по моему бедру провел, и стою я у алтаря ни жива ни мертва, в сапогах, но без штанов.

— Все-таки белое! — Ухмыльнулся тариец, взирая на выглядывающую из-под моей куртки короткую сорочку. — Насчет замужества тоже соврала?

— Н-н-нет, — простучала я зубами, не столько от холода, сколько от… испуга. Внимание этого недодемона к моим ногам недвусмысленно отразилось в потемневших глазах и ничего хорошего не предвещало.

— Жаль.

И в это самое мгновение к нам обернулся служитель храма, поставил свечи на камень судьбы, оглядел всех собравшихся и, отметив уже и мой полуголый вид, возмущенно воскликнул:

— Вы зачем деву раздели?!

— Жду не дождусь, когда смогу использовать ее по назначению, — ответил Дори и многообещающе улыбнулся мне.

— Что значит использовать? — в один голос вопросили и я, и хранитель, а услышали невероятное:

— Поверьте, я не сделаю ничего нового. А кое-что ей даже понравится… Правда, Тора?

— Н-н-нет!

— Да.

Дернулась сбежать, но меня схватили и спиной прижали к голой груди потомственного убийцы, который с довольными нотками в голосе заметил:

— Дева нервничает, предлагаю более не откладывать обряд. Благочестивый Ясмин, благодарю за подготовку… Сато, приступай.

Суо — вот и ответ на вопрос о законности брака, оформленного задним числом. Этим нелюдям даже не потребуется доверенность, якобы подписанная потеряшкой, все будет сделано в самом чистом виде: запись на стене алтаря, свежая кровь Таллика, мое аннулированное замужество.

Маг взмахнул рукой, и служитель застыл, а свечи, что он так бережно поставил на камень судьбы, вспыхнули рунами клятв и, кружась, поднялись под самый потолок белого храма. Засияли, вырезая на стене костяного алтаря два имени: мое и второго Дори. Вниз сыплется пыль и крошка, превращая растаявший воск в желтое золото. Еще несколько мгновений, и вот уже тонкие золотые струйки текут по камню судьбы, чтобы написать руны брачной связи. Красиво, волнующе и вместе с тем — ужасающе. Если воск застынет, я свободна от прошлого, если нет — мое прошлое «по воле богов» узнает: где я, с кем я и то, что я жива. Вот почему добрых три года подряд я уповала на слухи об аннуляции брака, но не стремилась в храм.