История руссов. Держава Владимира Великого - Сергей Парамонов

Наконец, где-же логика? Неужели историк, описывая события, должен ни с того ни с сего упоминать цвет корабля[28] императора? Ведь никто не скажет, что император Наполеон, объявив войну России, отправился на белом коне в Москву. Указание на цвет совершенно неуместно, как и указание на цвет корабля Константина V. Красный цвет в дискуссии всплыл потому, что кому-то не понравилось указание на присутствие руссов на Черном море еще в 773 г.

Томсен далее указывает, что не мог Константин V направляться против кораблей (chelandia) руссов, ибо у руссов кораблей не было, и ссылается на указание Лиудпранда, что, мол, корабли (naves) руссов, благодаря незначительности, проходили там, где большие греческие chelandia пройти не могли.

И этот довод ничего не доказывает: Лиудпранд называет средства передвижения руссов все же «кораблями» (naves), а не лодками.

Что у руссов не было тяжелых боевых кораблей, как у греков, вещь бесспорная, но что их лодки[29] были значительными, видно хотя бы из договора Олега с греками, из которого следует, что в «лодке» помещалось 40 гребцов. Так как в лодках помещались также запасы пищи, питья, одежды, оружие, снасти и имелось место для добычи, то «лодки» руссов были весьма значительны. Не без значения также то, что очень крупная рыбачья лодка в Черном море называется «шаланда», т. е. вариант греческого «хеландиа». Если бы слово «хеландиа» употреблялось только в отношении тяжелых кораблей, такое перенесение названия не могло иметь места.

Единственный сильный довод Томсена — это указание на Анастасия. Последний перевел во второй половине IX в. «Хронографию» Феофана на латинский язык («Historia Ecclesiastica ex Theophane»). Интересующий нас отрывок гласит: «Et ingressus ipse in rubea chelandia motus est ad intrandum Danubium amnem» («Theophanis Chronographia», vol. II, Bonnae, 1841. Р. 243), т. е. «а сам взошел на красный корабль и двинулся к входу в Дунайское устье»[30].

Таким образом, Анастасий перевел слово «rousia» как «красный». Однако важно знать не только значение слова, но и понимать, что оно значит в контексте. Этого-то и нет: отправив морем армию для высадки в месте, где Болгария не была защищена горными проходами, Константин отправился с частью флота к устью Дуная. Допустим, что он ехал на «красном» корабле, но зачем ему было ехать к устью Дуная? В понимании Томсена это совершенно непонятно.

Зато другой перевод обладает всеми чертами строгой логичности. У Asseman’a (Kalendaria Ecclesiae Universae etc. tome VI, р. 6. 1755. Romae) мы находим следующий отрывок: «Primum Russorum mentio (quod sciam) apud Bizantinos scriptores ad annum Constantini Copronymi XXXIII, Christi, 774, Theophanes: «Hoc anno, mense Majo, ind. XII. Constantinus classem chelandiarum bis millium in Bulgaria instruxit; ipse adversus Russorum chelandia, in Danubium adytum sibi paraturus movit»[31].

Таким образом, самым ранним известием о руссах, которое знает Asseman (primum… quod sciam)[32], является 774 г., под которым Феофан рассказывает о походе Константина Копронима. Именно в мае 774 г. 12-го индикта он направил против болгар 2000 судов, сам же направился против русских судов к Дунаю.

При таком переводе все понятно: Константин отправил армию против болгар, а сам же двинулся с судами в устье Дуная против русских судов, которые, очевидно, были в союзе с Болгарией в борьбе с Византией. Загородив устье Дуная, Константин отрезал болгар от помощи руссов.

К сожалению, этот перевод не соответствует греческому оригиналу, — слова «против» (русских судов) там нет. Ввиду трудностей печатания мы лишены возможности дать отрывок греческого оригинала и вынуждены отослать интересующегося читателя к с. 691, Theophanis Chronographia, ex recensione Jo. Classeni. Vol. I. Bonnae, 1839.

Следует отметить, что Ассеман так понимал греческий текст 200 лет назад, когда спора о Руси не было и он переводил «не мудрствуя лукаво». Возможно, что разные понимания текста Феофана основываются на разных списках, но это в достаточной степени не выяснено.

Таким образом, до окончательного выяснения текстологии источника нельзя основываться ни на одной из версий. Однако узнать из других мест, что значило в устах Феофана слово «rousia» не представляет труда. Не составляет особенного труда найти, какое слово употреблял Феофан для понятия «красный», уже выяснение этого было бы значительным шагом вперед. Остается надеяться, что кто-нибудь этим серьезно займется и в самом недалеком будущем[33].

5. Краткий конспект истории Древней Руси

Работа наша, как это, очевидно, ясно для читателя, не представляет собой итогов многолетней работы, где все приведено в порядок и систематизировано. Нам приходится печатать, так сказать, на ходу, не дожидаясь подчас необходимой шлифовки, ибо лучше дать хоть нечто, чем ничего не дать. Обстоятельства не позволяют опубликовать труд в такой форме, как это хотелось бы («против рожна не попреши»).

Публикуемые нами очерки-главы не следуют порядку, а степени готовности к публикации.

Опубликовано, однако, уже порядочно, поэтому мы считаем необходимым подвести некоторые итоги уже в систематизированном виде, — отсюда предлагаемый конспект. Разумеется, в этом конспекте подчеркивается главным образом все новое, что исправляет, дополняет и разъясняет наши обычные представления.

1. Начало истории Древней Руси уходит в глубокую древность. Уже с первых веков нашей эры мы находим на землях, занятых восточными славянами, последовательный и связный ряд материальных культур, переходящих почти без перерывов в культуру Руси, уже записанную историей.

Если и имеются некоторые лакуны в археологических данных, то они быстро исчезают, и общая тенденция в накапливании материала именно в этом направлении совершенно ясна.

Можно спорить о последовательности, времени, взаимоотношениях этих культур, но что в первые века нашей эры, по крайней мере, на Среднем Днепре и верховьях Днестра и Буга сидели славяне, спорить не приходится.

2. Начало писаной истории Руси до́лжно относить к концу VIII в. С этого момента история дает связный ряд событий без больших пропусков, называя имена, места, рассказывая о событиях и (косвенно) давая даты. Самое раннее точное известие о «русинах» относится к 477 г. (нападение их на город Юваву, ныне Зальцбург).

3. Указать хотя бы приблизительно дату начала Руси не представляется возможным потому, что было две «Руси»: южная, Киевская, в области Днепра и Днестра, и северная, Новгородская, в области Ладоги и Ильменя. Их первоначальные истории были различными, изолированными, и следы их писаных историй имеются в различной степени сохранности. Правильнее поэтому будет рассматривать обе истории отдельно до момента, когда они слились при Олеге в один общий поток.

4. Писаную историю и Новгородской, и Киевской доолеговой Руси можно проследить вглубь до конца VIII в., однако и в предшествующие века имеются, так сказать, изолированные островки их истории, связать которые с непрерывной историей пока еще не представляется возможным. Однако не утеряна надежда, что найдутся промежуточные звенья и начало этих историй будет сдвинуто еще далее вглубь.

В сущности, этого еще никто не делал[34], ибо только с опубликованием этой работы могут быть начаты вполне обоснованные и осмысленные поиски. Не искали уже потому, что были убеждены в том, что нечего искать.

5. Совершенно новую страницу доаскольдовой Руси открывает недавно найденная «Влесова книга» («дощечки Изенбека»), летопись, написанная на дощечках, почти наверное, языческими жрецами. Текст, однако, до сих пор еще полностью не опубликован, не прочтен и сам источник, не исследован в отношении его достоверности. «Влесова книга» говорит о событиях, по крайней мере, лет за 300–400 до Аскольда, есть даже даты, но как их перевести на наше времясчисление — не выяснено. Ввиду всего этого мы этот период пока не разбираем.

6. Уже первые проблески писаной истории застают обе Руси в виде вполне сформировавшихся государств, с их собственными династиями (в новгородском отмечено восемь поколений до Буривоя), они заключали наступательные и оборонительные союзы, различные договоры, воевали, мирились и т. д.

Перед нами в обоих случаях далеко ушедшие в сформировании классового общества государства, с довольно высоким состоянием материальной культуры, с собственными, достаточно развитыми ремеслами, с международной торговлей и т. д. Восьмой век, по-видимому, мало отличается в этом отношении от девятого, когда мы застаем обе Руси в уже достаточно феодализированном виде.

Представления Шлёцера и других, что восточные славяне VIII и IX вв. были дикарями, в своем образе жизни подобными зверям и птицам, с точки зрения современной науки могут быть названы просто дикими, исключительно невежественными.

7. История захватывает Новгородскую Русь в конце VIII в. отстаивающей в лице князя Буривоя свою самостоятельность от варягов, по-видимому, скандинавов. После длительной борьбы варяги все же захватили Новгород, и Буривой бежал в отдаленную часть своих владений вне досягаемости варягов. Вот этот-то момент платежа дани варягам новгородцами и отмечен, надо полагать, первым русским летописцем.