«…Поговорить с Вами долго и длинно и даже посплетничать…»: Переписка Г.В. Адамовича с Р.Н. Гринбергом (1953-1967) - Георгий Адамович

На самом деле шумиху в связи с Живаго подняли такую, что бывали дни, когда устраивались по три-четыре собрания в один и тот же час, и все хотели «выступить», и все хотели поскорее усыновить доктора. И даже случился один (а может, не один) комический случай, когда рецензент местной газеты, честный и аккуратный человек вообще, забыл в своем отчете на следующий день упомянуть одного выступившего участника и еще через день появилась извинительная заметка бедного рецензента по настоянию участвовавшего оратора, что его, мол, забыли. Вы весьма кстати вспомнили похороны Толстого, о которых так зло и смешно писал на своих «листьях» Розанов, отмечая, что на свете Божьем гораздо больше Добчинских и Бобчинских, чем мы подразумеваем[128].

Это так, и отчасти, поэтому «ВОЗДУШ<ные> ПУТИ» выйдут только очень поздно в этом году, когда, будем надеяться, эта истерика пройдет.

Между прочим, случались и анти-пастернаковские истерики с не меньшей силой, как, например, с Набоковым[129], о чем сейчас нет времени рассказывать.

Но о чем писать? — Вы спрашиваете.

Времени много, и Вы найдете что сказать.

Но вот я подумал о том, насколько плодотворнее в разговоре с тамошними читателями, в России (Вы, когда-то, называли это диалогом), касаться несколько более специальных, даже, можно сказать, почти профессиональных тем. Я сейчас объяснюсь. Кто-то заметил недавно, что когда советские инженеры встречаются с своими иностранными коллегами или советские кинематографические деятели с подобными им холливудскими или парижскими артистами экрана и т. д., то, обычно, получается толковый разговор, в отличие от общих рассуждений — вот мы, вот вы — которые уже никого не могут задеть, столько было «заклинаний» и хвастовства за эти бесконечные 40 лет. Наш сборник — и в этом Вы со мной согласились — не о Пастерн<аке>, а для него и для тех (воображаемых, но сущих), кто там около него, для советс<ких> писателей и поэтов, которые, как мы теперь знаем, читают решительно все, что здесь печатается. (И далее один из них не нашел ничего интереснее, чем процитировал целую фразу Аронсона, к большому его конфузу, чем, понятно, услужил нам, того не ведая.) Поэтому нужно иметь в виду, что им страшно интересно узнать от нас то, что у них не признавалось за литературу. Ваши сомнения, Ваш опыт, Ваши оценки новых и старых книг, все, все им интересно, а главное, они любят услышать в другом тоне и ключе, чем это делается у них. Знаю об этом из писем сестры[130]. Их особенно волнует, когда им растолковывают человеческую сторону авторов и забывается утилитарная, прогрессивная, общественно-нравственная, набившую оскомину грамота. Вы это сами знаете.

Мы улетаем с Соней 3 фев<раля> в Израиль на две недели, на обратном пути остановимся в Греции и Риме. О Париже и Англии еще не думали, потому что там мало солнца. Если дорога наша изменится — напишу. Но у Вас еще есть время написать мне сюда, если есть охота. Ваш адрес будет при мне.

Ваш

33. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу

Manchester, 5/III-59

Дорогой Роман Николаевич

Я надеюсь быть в Париже с 20 марта до 1 апреля (потом, вероятно, уеду дней на десять на юг). Дайте мне знать о своем приезде — 7, rue Fr6deric Bastiat, Paris 8.

Буду очень рад видеть Софью Михайловну и Вас.

Шлю сердечный привет.

Ваш Г. Адамович

34. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу

7, rue Fred<eric> Bastiat Paris 8

<25 марта 1959 г.?>[131]

Дорогой Роман Николаевич

Пишу, чтобы подтвердить, что saufimprevu[132] буду у Вас завтра, в субботу в Hotel Continental, в 7 1/2 часов или немного позже.

Ваш Г. Адамович

35. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу

1 июня 59 г.

Дорогой Георгий Викторович,

Собственно, мне нужно было б Вам телеграфировать, а не писать, и спросить, ГДЕ ВАША СТАТЬЯ?

Я говорю об альманахе «Воздуш<ные> пути». Вы помните? И разве мы не условились в конце марта, что к ПЕРВОМУ ИЮНЮ статья будет в моих руках?

Напишите мне, как дело обстоит.

Конечно, я несколько неловко себя чувствую, что статьи нет и что веду себя я немного слишком строго в смысле срока, но нужно мне знать, и что и как.

Жду Ваших известий, дорогой Георгий Викторович, и мне жаль, что нет меня сейчас в Париже с Вами, куда я пишу на ощупь, не будучи вполне уверенный, что Вы покинули Ваш Манчестер.

Ваш

36. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу

7, rue Frederic Bastiat

Paris 8, 6/VI-59

Дорогой Роман Николаевич.

Приехал сегодня в Париж и нашел Ваше письмо. Очевидно, произошло недоразумение.

Я помню, что мы с Вами говорили об июне как о времени для представления рукописей. Но не помню, чтобы Вы назначили именно 1 июня. Помимо того, я в отношении сроков принадлежу к «парижской школе» и давно привык, что если, например, вечер назначается на «ровно в 8 ч<асов>», то это значит, что начнется он в 9 12 ч<асов>, а если рукописи должны быть готовы в июне, то можно прислать их и в сентябре.

Сейчас я очень занят делами, совершенно «неотложными». Я мог бы прислать Вам статью между 1 и 5 июля, не раньше. Но это срок твердый, окончательный: задержки не будет. Если же это слишком поздно и ждать Вы не можете, то, к сожалению, я принужден отказаться от участия в Вашем сборнике. Пишу «к сожалению» — потому, что действительно хотел бы в нем участвовать: несмотря на некоторые расхождения в суждениях, мне всегда казалось, что между нами есть некоторые affinities[133].

Может быть, сдавая остальные рукописи в печать, Вы могли бы до начала июля оставить для меня место? В статье моей было бы, скажем, 10–12 страниц обычного текста на машинке (т. е. приблизительно 30 строк на странице, по 65 печат<ных> знаков в строке). Название было бы «Темы»: т. е. отдельные отрывки «обо всем» в области литературы, без связи между каждым, м. б., кое-что и о Пастернаке[134].

Буду ждать ответа. Шлю Софье Михайловне и Вам самый сердечный привет.

Ваш Г. Адамович

37. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу

8.6.59

Дорогой Георгий Викторович,

Отвечаю на Ваше письмо немедленно, что я согласен ждать статью до начала июля. И названье «ТЕМЫ» мне нравится, и с формой знаком, и думаю, что читаться она будет, как всегда, с интересом. Место в 15 страниц, Вам отведенное, буду беречь и никому не отдам.

Альманах, по-видимому, получится лучше, чем думал.

Заметьте, что ко времени, когда Вы будете готовы с посылкой статьи, я буду жить в деревне и мой адрес будет следующий[135]:

Однако если Вы это письмо потеряете, то пишите на мой постоянный, вышеуказ<анный>[136] адрес.

Ваш

38. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу

Paris, 3/VII-59

Дорогой Роман Николаевич.

Пишу с «повинной головой». У меня в Париже такая суетливая жизнь, что никакие писания невозможны. Особенно если они требуют чуть-чуть раздумия и серьезности. Простите! Я очень жалею, что не написал обещанных заметок, пока был в Англии.

Завтра я уезжаю в Мюнхен, оттуда в Италию — всего дней на 10. Потом буду в Ницце, где могу взяться за ум и за дело, т. к. там мне никто ни в чем не мешает. Значит, между 20 и 30 июля Вы получите статью для альманаха. Если не поздно, буду искренне рад. Если поздно, tant pis[137], — и надеюсь, Вы не будете на меня в слишком большой претензии. Я человек вообще аккуратный, кажется, впервые оскандалился.

Искренний привет Софии Михайловне.

Ваш Г. Адамович

Вторично я Вас не обману! Числа 25-го статья будет у Вас. Но если поздно и писать уже ни к чему, будьте добры, напишите мне в Ниццу: 4, avenue Emilia, chez M-me Heyligers, Nice.

39. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу

8.7.59

Дорогой Георгий Викторович,

Что же мне делать?

Альманах в наборе у типографа и будет еще там до конца месяца, поэтому если Ваши «ТЕМЫ» прибудут как-нибудь между 20 <и> 30 с<его> м<есяца>, то я буду очень доволен, все будет в порядке.

ПИШИТЕ, ради Бога!

Вы мне нужны. Прошу Вас, гоните всех от себя на несколько дней, привяжите себя к стулу и столу и начните.

Итак, я снова буду ждать.

Желаю Вам всего самого счастливого за столом у себя дома, а после за другим, зеленым, где мы когда-то встречались.

Ваш

40. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу

4, av<enue> Emilia

chez M-me Heyligers

Nice, 31/VII-59

Дорогой Роман Николаевич.