Кочумай, Кочебей. Старая история из жизни детективного агентства - Наталья Курапцева

– Это не вы его убили?

– Нет.

– А кто?

– Я очень много об этом думал, поверьте… – сказал он, помолчав. – Ведь если не я, значит, кто-то из тех людей… из нас… вышел потом, когда я вернулся в мастерскую, на лестницу, сделал это, а потом… в суде давал показания, что мы со Славой выясняли там свои отношения… А почему вас это интересует? Вы и об этом хотите написать? Только не подумайте изображать меня какой-нибудь жертвой… режима. Это сейчас становится модно, но это не так.

– Я уже сказал: я еще ничего не решил. Но если я буду писать, я сам должен быть уверен, что вы… не убийца. Мы тут с вами так интеллектуально беседуем…

– Да, конечно! – прервал его Булатов. – Убил, а потом придумал психологическую задачку про раскол сознания. Красиво! – расхохотался он. – Но, честно говоря, я не верю, что вам вообще удастся про это написать, где—то опубликовать свой рассказ. Не тем сегодня заняты газеты, не тем интересуются люди… Хотя для любого семиотика здесь все очень понятно.

– Простите, как?

– Семиотика – наука о знаковых системах. В нашем городе была и остается довольно сильная семиотическая школа. Вам не приходилось читать Лотмана?

– Нет, не приходилось, хотя имя, конечно, известное. Давайте на этом пока остановимся. Я с удовольствием послушаю вас еще, познакомлю вас с моим другом, который, как я понимаю, будет просто счастлив… Значит, договоримся так: я вам ничего не обещаю. Дело не в газетах и их профиле. Я пока сам не понял, моя ли это тема.

– Вы знаете, – улыбнулся Булатов, – Золотой век наступит очень скоро.

– Когда же?

– Лет через семь-девять, как только мне удастся завершить языковое описание научной картины мира.

– Ловлю вас на слове, – ответно улыбнулся Пит. – Встретимся через девять лет. А теперь я бы хотел посмотреть вашу пьесу. Если вы не возражаете, я покажу ее своему другу. Он большой любитель подобных экзерсисов.

Булатов вернулся в комнату и вынес Питу папку. Потом он закрыл за ним дверь.

Глава 5

На следующее утро Пит приехал в контору «КП». Приехал для порядка. Обычно по утрам здесь появлялась Мила, и если что-то происходило, она звонила в Особняк. Но Мила прохлаждалась в тропиках, и следовало хотя бы иногда проверять информационные системы, а также рулевое колесо.

Никаких новых сообщений не было, факс молчал, как убитый. «А если бы не звонок из Вашингтона? – мелькнуло в голове Пита. – Что бы мы сейчас делали? Август, мертвый сезон…»

Информация, идущая по компьютерным сетям, поступала и в Особняк, ее анализировал Кир. Самое простое (но и самое сложное), что могло произойти в конторе – это телефонный звонок. Этот номер телефона был занесен в телефонные справочники в раздел «Агентства информационной безопасности». Кроме того, он курсировал в коммерческих кругах. Кир года два назад запустил довольно сложную схему информационной дезы, в которой фигурировал номер телефона конторы. И она срабатывала, как это принято в России, с точностью до наоборот: люди начинали верить в магическую силу телефона, который «могу дать вам только под большим секретом». Так что клиенты сначала звонили. Но для того, чтобы услышать этот телефонный звонок, нужно сидеть и ждать. Или не ждать, что еще лучше, – просто сидеть и делать вид, что тебе тут хорошо. А почему бы тут и не должно быть хорошо?

Пит ополоснул кофеварку, засыпал кофе, включил прибор в сеть, нажал кнопку обогревателя – в полуподвальном помещении даже летом было сыро, а значит холодно и неуютно. После чего он устроился в кресле с книжечкой, но сначала еще раз бдительным оком оглядел контору.

Стол с компьютером и факсом, за которым обычно сидела Мила, высокопрофессиональный системщик, был пуст. Два стола напротив – тоже. А вот середина помещения с электрокамином, журнальным столиком, телефоном и двумя креслами, самое уютное место офиса, занимал Пит вместе со своими длинными ногами. Здесь и была сосредоточена жизнь детективного агентства. Столы – не в счет, компьютер – тоже, он жил совершенно самостоятельно, независимо от самих хозяев.

Пит никак не мог осилить первую страницу, потому что все время возвращался к сегодняшнему утру. Он, разумеется, предполагал, что теории и тексты Булатова заинтересуют Кира. Но ему в голову не могло прийти, что шеф после прослушивания диктофона просто выпадет из времени и пространства. Пит мог допустить азартный интерес Кира, его доброжелательное и все же снисходительное отношение к новой информации, но полное погружение в нее?.. Уже засыпая, Пит все слышал снизу, из гостиной бубнящий голос Булатова. Кир прослушивал кассету пятый или шестой раз. Наизусть выучивал?..

Утром Пит обнаружил шефа все в том же положении. Кир сидел на полу, обложившись книгами, картами, планами старого Петербурга. По всему ковру были разбросаны гравюры Садовникова, большие иллюстрации Добужинского к «Преступлению и наказанию». Это была мизансцена! Типа «Гений в порыве творчества». Кир умел красиво обставлять свои душевные порывы, поэтому Питу всегда казалось, что наибольших результатов Кир сумел бы добиться на поприще постановки театрализованных зрелищ. Правда, режиссер обязан мыслить художественными образами, а мышление Кира было строго аналитическим, даже хирургическим.

Кир поднял голову, встал на ноги, с хрустом потянулся.

– Я бы не отказался от кофе, – подумал он вслух. – Иди ныряй в свои ледяные проруби, я сейчас все приготовлю.

Пит вернулся после купания к столу с дымящейся яичницей. Кроме этого банального блюда, стол украшали помидоры, лук, розовое сало из морозилки. Белый фаянсовый кофейник завершал натюрморт.

– Коньяк? – поинтересовался Кир.

Пит помотал головой.

– А я выпью, – разрешил себе Кир и налил коньяку в старинную толстую рюмку.

Он выпил и с аппетитом набросился на еду. Употребив все, что было на столе, Кир отхлебнул кофе и сообщил:

– Ради таких ночей, очевидно, и стоит жить на белом свете.

– Я знал, что тебе понравится, – улыбнулся Пит. – Ты у нас великий аналитик, попробуй теперь привыкнуть к мысли, что синтетическое мышления – ступень, как я понял, более высокая. Мне показалось, это некая недосягаемая вершина разума.

– Не разума, – поправил Кир, – а сознания… Ты знаешь, я всю жизнь страдал от того, что оказывался умнее всех.

– Я помню, – сказал Пит. – Ты сидел в редакции совершенно пьяный и плакал: «Я умнее их всех…»

– Правильно! – одобрил Кир воспоминание. – Но даже сказать об этом было нельзя – никто не поймет. Некому… Разве вот тебе, но тебя не интересуют преимущества чужого интеллекта…

– Не интересуют, – кивнул Пит – Меня не интересуют преимущества или недостатки даже своего собственного интеллекта. Не дурак – и на том спасибо.

– Цену своим мозгам я, конечно, знаю, – удовлетворенно сообщил Кир, – поэтому отдаю себе отчет, что мой ум уникален всего в трех-четырех параметрах. А их – бесчисленное множество… Да, мы с тобой нашли уникальный разум. То, что Булатов сделал очевидным… Туда просто никто не смотрел, потому что никто не ищет пятый угол в квадратной комнате. Ты знаешь, что он сделал в своей пьесе? Он вывел на чистую воду Федора Михалыча, – Кир блаженно рассмеялся. – И надо же, в какую ловушку угодил сам! Впрочем, он просто оказался верен своей собственной теории синтеза: «Все то, что случится, случиться должно…» У Булатова есть один недостаток… нет, недочет – он раб своей собственной идеи. Вот почему я предпочитаю быть отстраненным от любой идеологии. Русский человек, которому в голову пришла идея, – это…

– Ленин, – сказал Пит.

– Правильно, – удивленный точностью ответа, повернулся к нему Кир. – Известно, куда ведет дорога, вымощенная благими идеями. Булатова она привела в тюрьму. Спрашивается: на какого черта нужны идеи? Отвечаю: скучно жить на этом свете господа… «Если бы нынче свой путь совершить наше солнце забыло, завтра целый бы мир озарила мысль безумца какого-нибудь!» – процитировал он со вкусом одного из своих любимцев, Беранже.

– Ты считаешь, что Булатов не убивал?

Кир налил себе третью чашку кофе, закурил, подумал.

– А вот не знаю, – казалось, Кир был поражен. – Все это не более, чем интересно. Никаких доказательств нет.

– Но ты же говорил, что тебе будет достаточно моего слова: убивал Булатов или нет.

– И что ты думаешь? – заинтересовался Кир.

– Нет, – совершенно спокойно ответил Пит. – Булатов никого не убивал. Как сказала Татьяна Кочина, цитирую: «Булатов? Ногами? Кочубея?!» Вопрос, восклик, кавычки закрыты. Конец цитаты. Для этого необходимо, чтобы твоей движущей силой, хотя бы в отдельные моменты жизни, была ненависть. Булатов не умеет ненавидеть так же органически, как ты, например, не умеешь врать. Это врожденное, этому нельзя научиться. Это можно рассматривать как дефект или, наоборот, как Божий дар… Чем-то наш Булатов напоминает блаженного…