Последняя из рода Мун: Семь свистунов. Неистовый гон - Ирина Фуллер

Элейн с трудом подняла валун размером как раз с голову Оддина.

Она медленно приближалась к спящему карнаби, удивляясь, что сознание было ясным, а слух отчетливо улавливал и тихое сопение, и шум листвы, и свист далеких ночных птиц.

Элейн занесла камень, чувствуя, как тот выскальзывает из вспотевших рук. Прикрыла глаза, не веря, что действительно готова сделать это.

И тут Оддин перевернулся на бок, ощутимо ткнув ее локтем в ногу. Колени подкосились, Элейн не удержала камень, и тот упал в сантиметре от светловолосого затылка.

Оддин тут же проснулся и вскочил на ноги, ошарашенно глядя на Элейн. Та застыла, приоткрыв рот, в ужасе глядя на несостоявшуюся жертву.

«Теперь он убьет меня», – мелькнула мысль. Но вместо того чтобы подскочить к Элейн и перерезать ей горло, Оддин присел к камню, который едва не проломил ему череп, и проговорил:

– Вы спасли меня?

– Что? – задохнулась она.

Оддин играючи поднял валун. Увидев под ним раздавленную змейку, Элейн едва сдержала возмущенный вопль.

Вместо того чтобы убить Оддина, убила змею, которая могла убить его?

– Это не ядовитая, – произнес он, улыбаясь, и легко отбросил камень в сторону. – Уж. Видите желтые пятна за глазами?

Она видела. Отметины духа леса. Мама когда-то рассказывала легенду: уж хотел укусить духа во сне, тот рассердился, схватил змея и при помощи колдовства лишил яда. А отпечатки пальцев так и остались.

Видимо, потрясение, смешанное с возмущением, отразилось на лице Элейн, потому что с явным намерением приободрить Оддин добавил:

– Но спасибо вам. Не каждая решилась бы на такое.

– Пустяки. – Она устало прикрыла глаза. – Ложитесь, отдыхайте дальше.

– Хм, нет, спасибо. Знаете ли, усталость как рукой сняло.

Ехать ночью было непросто. Элейн изо всех сил боролась со сном и была рада следующей остановке. В этот раз Оддин решил разжечь костер, так как намеревался поджарить лепешки.

Пока карнаби разжигал огонь, Элейн пошла прогуляться по окрестностям. Она прохаживалась вдоль края опушки, когда рукав платья зацепился за куст. Это заставило ее обратить внимание на темные ягоды, растущие на тонких ветках.

Белладонна! Ядовитые плоды этого растения Элейн видела лишь однажды, но хорошо запомнила.

В тот день они с матерью и братьями отправились в лес. Донни чуть отстал. Он остановился у куста с темно-синими ягодами, устроившимися в зеленых звездочках-чашечках. В тот самый момент мама решила вернуться к нему, чтобы поторопить. Чудом она успела остановить сына, уже потянувшегося к кусту. Прижимая к себе Донни, она подозвала остальных детей и велела как следует запомнить вид белладонны.

– Пускай красивое название не обманывает вас, – сказала она, нервным движением убирая рыжие волосы за уши. – Съев всего одну, вы не сможете дышать, во рту будет жечь, начнутся судороги, а за ними последует неизбежная смерть.

И теперь, закусив губу и часто дыша от нахлынувших воспоминаний, Элейн стала остервенело рвать ягоды. Подняв подол юбки, она начала складывать добычу в него, как в корзину. Увлекшись и ничего не замечая, она громко закричала, когда что-то набросилось на нее сзади, толкая на землю.

Это был Оддин. Он накинулся, не позволяя встать, схватил за юбку и начал трясти ткань. Элейн попыталась отползти. Но только когда все ягоды оказались на земле, он встал, облегченно утерев лицо, а затем легким движением поставил на ноги напуганную Элейн.

Сейчас его взгляд был почти таким же безумным, как тогда, в Думне. Только в нем читалось не желание убивать, а искренняя тревога.

– Вы с ума сошли, милая девушка? – выдохнул он. – Это же белладонна.

Глупо было не подумать: другие люди тоже знали, что ягода ядовита. Элейн мысленно ругала и себя за недальновидность, и Оддина – за осведомленность.

– Есть… захотелось… – невнятно ответила она, глядя в сторону, чтобы скрыть разочарование в глазах.

За этим последовала лекция о том, как отличить белладонну от других ягод. Оддин объяснял долго и обстоятельно. Элейн чувствовала, что уже готова зарезать его саблей.

Она снова отказалась от лепешек, достав свой хлеб. Глядя на то, с каким аппетитом карнаби ел, вдыхая хлебный запах, Элейн нервно сжимала руки. Может быть, стоило просто сжать ему горло так, чтобы он не мог больше ни жевать, ни дышать? Запихнуть лепешку ему в самую глотку?

Рассвет застал их в прекрасном месте. За Старой Пустошью начинались холмистые пейзажи Лой Дун. Далеко на юге можно было различить серые скалы гор Монтабарду. А на востоке в бесконечность уходило шумное море, над которым теперь медленно полз вверх оранжевый солнечный диск.

– Великолепный вид, не правда ли? – проговорил Оддин Элейн в ухо, чуть потянув вожжи, чтобы замедлить коня.

– Человек может восхищаться красотой природы, но при этом ни капли не ценить жизнь другого человека, – откровенно поделилась своими мыслями Элейн.

– Мне кажется, – задумчиво отозвался ее спутник, – только доброе сердце способно видеть красоту мира.

Элейн досадливо покачала головой.

– Как вам удается казаться таким добродетельным и благочестивым? – не выдержав, спросила она.

На мгновение повисла пауза. «Не ожидал, что его раскусят», – поняла Элейн.

– Никто не безгрешен, и за мной числятся деяния весьма дурные. Однако мы слишком мало знакомы, чтобы вы могли оценивать мою искренность и прочие черты характера.

Элейн чуть обернулась, чтобы посмотреть карнаби в глаза. От восходящего солнца, что светило ему в лицо, кожа казалась персиковой, а голубые глаза – совсем светлыми.

– Знакомство наше действительно поверхностно, – произнесла она негромко, отворачиваясь. – Я знаю только, что кара рано или поздно настигает каждого, соразмерно поступкам.

Оддин ответил не сразу.

– Это не так, – сказал он убежденно. – Не надо тешить себя иллюзиями. Быть может, после смерти есть справедливость. Но на этом свете ее вам не найти.

Он пришпорил коня. Разогнавшись, всадник затормозил лишь у самого края. Прямо перед ними зеленый ковер прерывался обрывом. Почти белые неровные срезы утесов Пейхед и Неистового гона уходили далеко вниз, туда, где полоска галечного пляжа омывалась бурой водой.

От величественности картины, которую создала природа, у Элейн захватило дух. Она посмотрела вниз, и сердце в груди на мгновение замерло. Обрыв выглядел прекрасно и в то же время ужасающе.

На размышления была лишь секунда. Элейн резко ударила лошадь пятками. Схватившись за вожжи, она хлестнула животное, и, громко заржав, оно встало на дыбы.

Но вместо того чтобы броситься вперед с обрыва, конь, взбрыкнув, сбросил всадников и неровным аллюром ушел в сторону.

Упав на спину, Элейн сперва не могла ни пошевелиться, ни сделать вдох. От удара все внутренности так встряхнуло, что с минуту она пыталась понять, жива ли, может ли дышать и