Веретено Судьбы (сборник) - Елена Федорова

– Не обижайте моего мальчика, чтобы не попасть в беду, – ушла, оставив Рикардо и Глорию наедине.

– Отпустите меня, Маури, – попросила Глория.

– Не сегодня, – проговорил он, потупив взор. – Дайте мне пару дней на раздумье.

– Вы всерьез решили на мне жениться? – Спросила она. – Вы хотите обвенчаться со мной, а потом… – слезы полились по щекам, – потом бросить меня так же, как это сделал Крайновский?

– Нет, нет, что ты, – порывисто обняв ее, проговорил Рикардо. – Все не так плохо, как ты думаешь. Я готов быть рядом с тобой, если ты сама этого захочешь. Я готов отпустить тебя, если ты этого потребуешь. Но знай, что твой уход заставит меня страдать. А пока я не готов к страданиям. Поэтому прошу дать мне время на раздумье. Поверь в искренность моих чувств, моих слов.

Глория не могла ему поверить. Она вообще никому теперь не верила. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя после потрясения. Она стояла, уткнувшись в грудь Рикардо, вдыхала незнакомый аромат муската и миндаля, которым пахло его тело, и вспоминала свое детство.

Тогда отец еще был с ними. Он усаживал Глорию на колени, прижимал к груди и рассказывал о красотах Италии. Он учил Глорию выговаривать итальянские слова. Хвалил за то, что она все схватывает налету.

– Ты настоящая синьорина! – восклицал он. – Придет время, и о тебе узнает вся Италия. Ты будешь жить в красивом замке, окруженном множеством оливковых садов. Семья Берлуваджи будет тобой гордиться.

И вот Глория в Италии, на Вилле-Гарцони, похожей на дворец, но про семью отца она ничего не желает знать. Единственная ее мечта – поскорее выбраться отсюда. Поскорее покинуть эту страну и никогда не вспоминать о ней. Никогда…

Рикардо прижимает Глорию к груди. В его душе восторг и растерянность. Ему приятно от прикосновения к лицу ее соломенных мягких волос. Он чувствует ее горячее дыхание. Ее слезы намочили его рубаху, растопили лед его сердца, заставили вспомнить прошлое, когда он был восторженным мальчиком, живущим на ферме Пьяца вдали от мира, вдали от глобальных проблем человечества. Рикардо любит этого мальчика. Любит себя такого чистого, юного, беззаботного. Но он не может вернуться в свое детство, не может стать прежним. Он запутался в паутине страстей. Он стал одним из винтиков в механизме под названием «зло». Он преуспел в своем деле. На его счету множество искалеченных, изуродованных душ. Теперь он должен погубить еще одну…

Но почему ему, привыкшему наслаждаться злом, так больно? Почему так ноет сердце? Неужели он влюбился? Влюбился в эту истеричную польскую пани с болезненным цветом кожи? Нет, нет, он не доложен никого любить. Не имеет права любить, потому что его задача – губить. Рикардо улыбнулся:

– Любить – губить – похожие слова. Две буквы меняют смысл. Гу – губы… Надо ее поцеловать. Сейчас. Один раз и…

Он приподнимает лицо Глории, прикасается губами к ее губам. Она отталкивает его, яростно трет губы ладонью. В глазах ненависть. Рикардо вновь прижимает Глорию к себе и целует в губы. Долго, страстно…

Синьора Сандрелла что-то кричит ему в спину. Он не слышит. Не желает слышать, потому что сейчас он не здесь. Он в своем детстве. Он собирает оливки с сетки, растянутой под деревьями. Он набивает оливками рот, чтобы быть вечно юным, как эти четырехсотлетние деревья.

– Хочешь, я поделюсь с тобой тем, чем не смогут поделиться оливковые деревья? – хитро улыбаясь, спрашивает Джина.

Она намного старше Рикардо. Он влюблен в нее. Он ею любуется издали. Он ее боится. А она посмеивается над ним. Она толкает его корзину, а потом помогает собирать раскатившиеся оливки. Она прячет его одежду. Она строго выговаривает ему за любую мелочь. И вот теперь предлагает ему нечто. Он не решается сказать «да». Он не смеет сказать «нет». Джина хватает его за руку, увлекает за собой в прохладную тень оливковых деревьев, где нет никого. Она прижимает его к своей вздымающейся от быстрого бега груди и целует в губы. Он теряет равновесие. Летит в небеса. Джина отталкивает его, звонко смеется:

– Хочешь еще? – и, не дожидаясь ответа, дарит новый поцелуй, а потом еще, еще, еще… Рикардо ошалел от счастья. Он верил, что блаженству не будет предела, а Джина зло высмеяла его. И тогда он возненавидел всех женщин. Ненависть заняла главное место в его сердце. Месть стала смыслом его жизни, завладела его разумом. Рикардо не заметил, когда перешагнул черту и встал в ряды тех, кто требует искупления грехов кровью.

– Вендетта! – кричал его разум. – Вендетта!

Кровная месть заставила Рикардо покинуть Италию. Десять лет он был изгнанником. И вот…

– Рикардо! – голос синьоры Сандреллы срывается на крик.

Рикардо открывает глаза, смотрит на Глорию так, словно видит ее впервые. В ее глазах отражается блаженно-счастливое лицо мальчика с чистой душой, которому еще неведомо слово «вендетта».

– Рикардо, – синьора Сандрелла с силой дергает его за руку. – Ты сошел с ума. Ты забыл, что она – дочь нашего кровного врага?

– Нет, – отвечает он, понимая, что не желает больше никого убивать.

Он должен что-то сделать. Что? Дать Глории уехать? Увезти ее? Мысли мечутся. Нужно время, чтобы принять верное решение. А времени мало. У них только два дня.

– Я приказала подавать обед, – говорит синьора Сандрелла. Смотрит на бледное лицо Глории. – Вы устали, бедняжка. Морская вода в нашем бассейне успокоит и взбодрит вас. Искупайтесь и приходите в столовую.

Синьора Сандрелла подтолкнула Глорию в спину. Она сделала шаг, другой, третий… Подумала:

– Наверно, так идут на эшафот. Знают, что это последние шаги по земле. Последние… Но все равно идут.

Сквозь огненные вспышки отчаяния до Глории долетают слова Рикардо:

– Подаришь мне эту ночь?

Она отвечает: «Да» не из-за неизбежности финала, а из-за поцелуя, после которого она увидела перед собой другого Рикардо Маури. Нет, вначале она почувствовала, что он стал другим, а потом увидела его глаза, его просветленное лицо. Новый Рикардо показался ей таким родным, что перехватило дыхание. Если бы не грозный окрик синьоры Сандреллы, Глория призналась бы Рикардо в любви. Она сможет сделать это ночью, когда он придет в ее спальню. Может быть, эта ночь что-то изменит. А если нет, то…

Скрипнула дверь. Рикардо замер на пороге. Белоснежный атласный халат распахнут. На груди хрупкий серебряный крестик. Такой же Глория видела у островитян и у Вацлава. Глория отгоняет мысли о нем. Ей не следует думать ни о ком, кроме Рикардо. Она смотрит на него. Он делает шаг, плотно закрывает дверь. Замирает, скрестив на груди руки. Смотрит на Глорию. Она стоит посреди комнаты в длинной до пола сорочке серо-пепельного цвета.

– Любимый цвет синьоры Сандреллы, – думает Рикардо. И тут же отгоняет мысль о ней. Он не должен думать ни о ком, кроме Глории.

Она стоит босая на холодном полу. Глаза широко распахнуты. Губы дрожат. Она вся дрожит, как листочек, готовый сорваться с ветки и улететь вслед за ветром.

– Вслед или навстречу ему? – думает Рикардо. И понимает, что навстречу.

Они бросаются друг другу в объятия, шепчут нежные слова. И только потом, когда наступает тишина, понимают, что оба говорили на одном языке. Языке любви. Рикардо вскакивает с кровати, приказывает Глории немедленно одеваться.

– Мы должны уехать. Сейчас же, сию же минуту, – говорит он, распахивая дверь в свою комнату. – Поторопись.

Через несколько минут они уже бегут по тропинке прочь от Виллы-Гарцони.

– Куда мы едем? – спросила Глория, когда они устроились на заднем сидении попутной машины, подобравшей их на шоссе.

– В твой дом. В твой Краков, – ответил он. – Думаю, там более безопасное место.

– Рикардо, я должна тебе сказать, что…

– Я все знаю, – приложив ладонь к ее губам, прошептал он. – Я видел, как ты побледнела, услышав про кровную месть. Слова Сандреллы мог понять лишь человек, знающий итальянский язык, – порывисто обнял Глорию. – Запомни, пока я рядом, ты в безопасности.

– За что вы мстите моему отцу? – спросила Глория.

– О, это давняя история, – поморщился Рикардо. – Я не хочу об этом говорить сейчас. Потом, когда-нибудь потом я расскажу тебе все, что знаю…

Пани Ванда распахнула дверь, вопросительно посмотрела на Глорию.

– Познакомься, мама, Рикардо Маури – мой муж.

Пани Ванда покачала головой, сказала с укоризной:

– Как у тебя все быстро получается… Вначале Крайновский, теперь… Маури. Ваше имя Рикардо, вы итальянец?

Он кивнул. Пани Ванда медленно опустилась в кресло, простонала:

– Боже мой, Глория, почему ты повторяешь все мои ошибки? Это ужасно, – она спрятала лицо в ладони. Глория опустилась перед ней на колени.

– Мамочка, не плачь. Рикардо удивительный человек, добрый, чуткий, ранимый. Он ни за что не бросит меня, как это сделал Берлуважди.

– Неужели, этот мерзавец разбил и ваше сердце? – воскликнул Рикардо. Пани Ванда убрала руки от лица, с любопытством посмотрела на него, спросила: