Эхо времени - Валерий Гуров

Поутру меня отправили с одним из пастухов к стану. Стан был большим – несколько больших шатров, много шатров поменьше и целая куча лачуг располагались на пологом берегу реки. Такого большого стана он еще не видел. Масса женщин и детей повысыпали из своих жилищ и с любопытством разглядывали чужака, которого вел пастух по направлению к одному из больших шатров. Мужчин встречалось мало и, в отличие от остальных, делали вид полного пренебрежения к пришельцу. Подойдя к шатру, пастух жестом велел остаться на месте, а сам сначала заглянул, а потом и скрылся за его пологом. Через некоторое время пастух вышел, почтительно пропустив впереди себя высокого широкоплечего мужчину. По пристальному и властному взгляду мужчины можно было понять, что перед ним либо хозяин стана, либо один из тех, воле которого подчиняются все остальные.

– Ты кто?

И не дождавшись ответа, уточнил вопрос.

– Ты из племени Большой реки?

Вопросы прозвучали почти на его языке. Он ответил утвердительно.

– И ты заблудился?

– Да.

– Но ты забрел слишком далеко от своего дома, ты это знаешь?

Этого не знал, и вместо ответа только пожал плечами.

– Ну что ж. Я беру тебя и дам тебе еду. Ты будешь вместе с ним – и он кивнул на пастуха – пасти мой скот.

– Я не могу тебя назвать моим рабом, поскольку ты пришел сам, но и членом моей семьи ты тоже не будешь. Будешь просто работать у меня, пока не наберешься сил и не сможешь добраться к своим. Согласен?

Утвердительным кивком головы выразил согласие.

– Ну, договорились. А место для шалаша выбирай сам, но желательно поближе к моему шатру.

С хрустом потянувшись и потеряв дальнейший интерес к пришельцу, повернулся и скрылся в шатре.

Так началась новая жизнь в чужом племени. И пребывание оказалось долгим. Долгим, в силу того, что спустя некоторое время до стана доползли слухи о катастрофе на большой реке, что половина племени погибла в горах, а остальных смыло большой водой в озеро. И, похоже, мало кто спася.

Сие известие, принесенное одним из сыновей хозяина на пастбище, так потрясло, что весь день не мог найти себе покоя, бросив все и уединившись в ближайшей роще на берег небольшой речушки. Там, тупо глядя в воду, в оцепенении и просидел до темноты. Но заботы последующих дней отодвинули тоску куда-то вглубь души. К тому же ровное отношение окружающих позволили быстро наладить спокойную жизнь.

Глава вторая

Так ли это все было или не совсем так, кто бы знал? Чужак во время своего пребывания в стане очень подружился с дедом. Он то и рассказал ему все о своих злоключениях. А тот уж мне, как мог, так и пересказал. И еще. Это Чужак и показал, и научил деда варить железо. Во всем племени, в котором нашел приют Чужак, металлических предметов вообще было мало. Несколько женских украшений, пару наконечников на копьях хозяина стана, его большой нож-меч с блестящим, отдающим желто-коричневым светом, лезвием. Да еще такая же блестящая тарелка-зеркало у Матери стана. Мать, седеющая стройная женщина, обитала в отдельном шатре, на краю стана и, пожалуй, являлась самым главным и почитаемым членом и стана, да и всего племени. Почти все важные для племени дела проходили с ее разрешения и благословения. Она давала добро на создание семьи, она принимала у всех роды, с ее участием проходили довольно частые захоронения в племени, к ней обращались за помощью при любых заболеваниях и недомоганиях. Без преувеличения можно было сказать, что Мать была центром жизни всего племени. Вторым человеком в стане был его Хозяин. Жил он в самом большом шатре, владел большим стадом, и именно от него во многом зависела жизнь и пропитание большинства сородичей и небольшого числа рабов, постоянно обитавших в стане. Дед, тоже подчинялся Хозяину в вопросах, касавшихся всего стана. Но во всем остальном он был независимым, имел свое небольшое стадо и несколько рабов. Отец деда в свое время тоже был рядовым членом племени, но он был удачливым и толковым охотником. Настолько толковым, что сумел вырастить из нескольких телят и ягнят, добытых во время охоты, свое небольшое стадо и приобрести вес и значение в глазах всего племени. Как и у Хозяина у него было много детей. Правда, от нескольких жен, которые почему то умирали быстро одна за другой.

Все эти металлические предметы были выменяны у торгашей там далеко, в стране на восход солнца, в обмен на скот, шкуры и на то, что удавалось вырастить женщинам племени. Но эта страна находилась далеко, на берегах большой-большой реки. Добираться приходилось много дней, и путь был далеко не безопасный. Так что для охраны каравана набиралось много воинов, сопровождавших караван. Само собой разумеется, что такие караваны были редки, и предметов обмена поступало в стан очень немного. Поэтому, когда Чужак из сооруженной им печи получил первый корявый слиток металла, восторгу в племени не было предела. Отец деда долго и заворожено осматривал и ощупывал этот тяжелый массивный слиток, бил камнем и даже пробовал на зуб. Потом, не отходя, смотрел, как Чужак вновь раскалял этот кусок, расплющивал и отделял от него заготовки. Потом вытачивал из них наконечники для копий и большие черные ножи. Все это казалось чудом, а Чужак со своим уменьем – богом. Авторитет Чужака стал непререкаемый, и по его просьбе ему выделялось любое количество людей племени для помощи в многотрудном деле. Но труднее всего было доставлять руду и черные блестящие горючие камни. И только Чужак знал места добычи. Когда и как ему удалось их разыскать, об этом Чужак никогда и ни с кем не делился.

Черные камни Чужак вначале разбивал в крошку, потом разбавлял эту крошку водой и месил из нее тесто. Лепешки теста затем раскладывал на раскаленные угли и смотрел как они, шипя и издавая мерзкий удушливый запах, спекались. И уже потом укладывал их в плавильную печь на руду и замуровывал печь.

Плавильную печь Чужак лепил из глины. Каждый раз новую. Это был долгий и кропотливый труд. Потому что после каждой порции кладки она должна была долго сохнуть и обжигаться. Зато когда печь была готова, и начинался процесс ее загрузки, то на это событие собиралось почти все племя. Перед печью ярко горел костер. Чуть поодаль, впереди всех, на шкурах восседала Мать и рядом Хозяин. Затем все остальные. Мать, окинув взором всех собравшихся и убедившись, что все прониклись чувством важности момента, кивала головой. Начинался процесс загрузки. Сначала клались дрова, затем черные камни, затем толченая руда. Поверх клались лепешки. Перед тем как замуровывать печь к ней подходила Мать. Чужак насыпал ей в подставленные ладони какой-то порошок. Мать медленно и торжественно посыпала им всю закладку, и Чужак замуровывал верх печи. Потом горящей головешкой из костра поджигались дрова в печи.

После того как переставал валить из трубы густой дым к печи подходили двое мужчин из племени с какой-то обтянутой шкурой рогатиной, вставляли один конец в отверстие печи и начинали ритмично ее сжимать и раздвигать. Громко чавкая, из отверстия рогатины в печь устремлялся воздух, и было отчетливо слышно, как с каждым жимом в печи все сильнее и сильнее разгоралось пламя. Плавка металла начиналась. Как правило, вся процедура загрузки начиналась с утра и шла медленно, торжественно, так что к тому времени, когда разгоралось пламя в печи, уже вечерело. Хозяин вставал и делал знак всем остальным, что ритуальная часть процедуры закончилась, и пора приступать к торжеству по этому случаю. Утомленные зрители мгновенно рассыпались по своим шалашам и шатрам, тут и там вспыхивали костры, и начиналась подготовка еды. При этом гвалт над станом стоял невероятный, словно все и сразу старались выплеснуть из себя накопленное за долгое молчание все увиденное и свои впечатления. Этот гвалт, суета еще больше придавали ощущение важности события, его праздничности. Уже в темноте ночи, насытившись, люди стана, вновь собирались к костру, пылающему у печи. Рассаживалось, где могли, тихо переговариваясь. Лишь громкие и ритмичные всхлипы мехов нарушали тишину ночи. Ритм возбуждал. Почти всегда находился кто-то, кто притаскивал долбленую колоду, туго обвязанную шкурой, и начинал выстукивать в такт мехам ритм. И вот из темноты ночи в мерцающий от огня костра круг света вплывала стройная девушка. Легкая туника лишь прикрывала тело. Черные длинные волосы, расплескались по маленьким округлым плечам. Все тело в такт музыки плавно изгибалось, вскинутые вверх руки плавно завершали колебания тела. Мелко-мелко перебирая ногами, девушка плыла вокруг костра. Отблески пламени играли на тугой гладкой коже ее тела, стройных ног и приоткрывающихся под ритмы танца бедер. И вот такт музыки уже не совпадает со всхлипами мехов, он убыстряется. Убыстряются и движения девушки. Мелькание обнаженных ног, рук, счастливого возбужденного запрокинутого назад лица, волны разметавшихся по плечам черных роскошных волос производит неотразимое и завораживающее действие на окружающих. Чувство трепетной радости и силы молодого разгоряченного тела передаются другим. Из темноты в мерцающий круг света вступают полуголые парни. Движенья их рук, ног резкие, энергичные, но ритмичные. Девушка, изгибаясь всем телом, скользит между парнями, не касаясь их. Те, разгоряченные ее неуловимой и притягательной близостью, еще энергичней и неистовей дергаются в такт ритма. Ритм убыстряется. Кто-то из парней в горячке танца задевает партнера, сбиваясь с ритма, и стремясь быстрее исправить оплошность, суетливо размахивает руками, выделывая ногами неестественные па. Неожиданно девушка, заливаясь звонким смехом, вскальзывает из круга и исчезает в темноте ночи. Только веселый, звонкий смех постепенно замирает в звуках барабана. Внезапное исчезновение девушки, суета неудачника сбивают и остальных с ритма. Звук барабана резко и внезапно прерывается. На мгновенье устанавливается тишина, прерываемая чавканьями мехов. Затем раздаются все более громкие смешки, выкрики. Публика шумно и весело начинает покидать насиженные места, растворяясь в темноте ночи. Парни, еще какое-то время потоптавшись возле костра, исчезают в темноте ночи. Праздник заканчивается.