Мегрэ в тревоге - Жорж Сименон

После чего, подняв воротник, ринулся в шквал стихии. Жюльен Шабо некоторое время постоял на пороге дома, выделяясь в желтом прямоугольнике светах затем дверь захлопнулась, и у Мегрэ возникло ощущение, что на улицах города не осталось никого, кроме него самого.

Глава 3

Учитель, который не спал

Утром, при дневном свете, улицы выглядели еще более угнетающе, чем ночью, ибо дождь все кругом перепачкал, оставив после себя темные подтеки на фасадах домов, обезобразив цвета, в которые их раньше принарядили. Тяжеленные капли все еще срывались с карнизов и электрических проводов, как порой и с небес, по-прежнему сурово хмурившихся, наливавшихся, казалось, новой силой, дабы опять окатить землю водяными потоками.

Мегрэ, рано поднявшись, так и не отважился спуститься вниз на завтрак. Угрюмый, без всякого аппетита, он жаждал сейчас проглотить две-три чашечки черного кофе.

Коньяк, выпитый вчера у Шабо, так и не смог пересилить ощущавшееся до сих пор послевкусье от слишком сладкого вина, которым их потчевали в Бордо.

Он нажал небольших размеров резиновую грушу, висевшую над кроватью. Горничная, явившаяся по его вызову, взглянула на него с таким любопытством, что комиссар поспешил удостовериться, все ли у него в порядке с одеждой.

— Вы и впрямь не хотите отведать тепленьких круассанов? Такому мужчине, как вы, надо утром плотно кушать.

— Только кофе, крошка. И кофейник побольше.

Она заметила костюм, который комиссар накануне положил на радиатор, чтобы высушить, и подхватила его.

— Что такое?

— Я поглажу его.

— Нет, спасибо, не надо.

Она все же настояла на своем!

Судя по внешности — и он был готов поспорить на что угодно, — женщина принадлежала к категории людей скорее несговорчивых.

Пока Мегрэ занимался утренним туалетом, она дважды побеспокоила его: в первый раз зашла убедиться, на месте ли мыло, а во второй — принесла еще один кофейник, о чем он ее не просил. Потом вернула костюм, сухой и выглаженный. Горничная была худа, с плоской грудью, на вид нездорова, но, должно быть, вынослива и упряма.

Комиссар подумал, что она узнала его фамилию внизу, увидев ее на регистрационной карточке, и обожает обсуждать всякого рода происшествия.

Было половина десятого. Он тянул время из чувства протеста, хотя и не знал точно — против чего, смутно отождествляя это с происками судьбы.

Когда он спускался в вестибюль по красной ковровой дорожке лестницы, навстречу попался какой-то чернорабочий, уважительно поприветствовавший его:

— Добрый день, месье Мегрэ.

Он понял причину такого внимания к своей особе, когда увидел в холле на круглом столике с одной ножкой свежий номер «Уэст-Эклер» со своей фотографией на первой странице. Это был снимок, сделанный в тот момент, когда он наклонялся к телу Гобийяра. Двойной заголовок на три колонки гласил:

«КОМИССАР МЕГРЭ ЗАНЯЛСЯ РАССЛЕДОВАНИЕМ

ПРЕСТУПЛЕНИЙ В ФАОНТЭНЕ».

«ТОРГОВЕЦ КРОЛИЧЬИМИ ШКУРКАМИ — ТРЕТЬЯ

ЖЕРТВА».

Он не успел даже пробежать статью, как к нему подскочил директор гостиницы с той же прытью, что и горничная.

— Надеюсь, вы хорошо выспались и семнадцатый вам не очень досаждал?

— Что за «семнадцатый»?

— Заезжий коммерсант, вчера вечером перебрал и начал тут буянить. Кончилось тем, что мы сменили ему номер, — лишь бы вас не разбудил.

Мегрэ ничего ночью не слышал.

— Кстати, сегодня утром приходил Ломель, корреспондент «Уэст-Эклер», хотел увидеться с вами. Когда я ему сказал, что вы еще почиваете, он заверил, что у него нет ничего срочного и он встретится с вами позже, во Дворце правосудия. Получено также письмо на ваше имя.

Дешевенький конвертик из тех, что продают в бакалейных лавках пачками по шесть штук — все разных цветов. Этот был зеленоватого. Открывая его, Мегрэ заметил, что с полдюжины незнакомых ему людей стояли снаружи гостиницы, прижавшись лицами к стеклянной двери и между кадками с пальмами.

«Не поддавайтесь людям из верхушки».

Среди ожидавших его на тротуаре были и две женщины в одежде продавщиц с рынка, все они раздвинулись, чтобы дать ему пройти, и было нечто дружеское, какая-то атмосфера, продиктованная не праздным любопытством и тем, что он был человеком знаменитым, а в силу того, что они возлагали на него свои надежды. Одна из женщин, не осмеливаясь подойти к нему, проронила:

— Ну уж вы-то его отыщете, месье Мегрэ!

А какой-то парень, судя по внешнему виду служащий, доставлявший товары покупателям, шел в том же темпе, что и он, по противоположной стороне улицы, стараясь получше разглядеть комиссара.

Стоявшие у порогов своих домов женщины судачили о последнем преступлении и прервали оживленный разговор, чтобы проводить его глазами. Группа завсегдатаев вышла из кафе «У почты», и в том, как они глядели на него, также чувствовалось проявление симпатии.

Все они, пожалуй, хотели ободрить его.

Мегрэ прошел мимо жилища Шабо; в окне второго этажа Роза вытряхивала пыль из каких-то тряпок, и он не стал останавливаться, пересек площадь Вьет, поднялся по улице Рабле, на которой слева по ходу возвышался громадный особняк с гербом на фронтоне; в нем, по всей видимости, и проживали семья и родственники Верну. За опущенными ставнями не угадывалось ни малейшего проявления жизни. Напротив стояло небольшое здание, тоже старинное и с закрытыми окнами, вероятно, в нем-то и закончилась одинокая жизнь Курсона.

Иной раз порывами налетал влажный ветер. Низко над землей стелились сумрачные на матовом фоне неба облака, их бахрома сочилась каплями воды. Решетки тюрьмы казались еще чернее от покрывавшей их влаги.

С десяток горожан толпились у Дворца правосудия, который смотрелся ничуть не престижно и, в сущности, по размерам уступал палатам Верну, но все же был украшен колоннадой и крыльцом в несколько ступенек.

Первым навстречу Мегрэ устремился Ломель с неизменными двумя фотоаппаратами, болтавшимися на ремешке, и без следов каких-либо угрызений совести на свежем и румяном лице и в глазах светло-голубого цвета.

— Обещайте, что вашими впечатлениями об этом деле вы поделитесь со мной раньше, чем с моими коллегами из Парижа.

А когда насупившийся Мегрэ показал ему на высовывавшуюся из его кармана газету, он улыбнулся:

— Рассердились?

— Кажется, я вам ясно сказал…

— Послушайте, комиссар, я обязан выполнять свои обязанности репортера. Это мое ремесло. Я знал, что в конечном счете вы все же займетесь этим преступлением. И всего лишь предвосхитил на несколько часов…

— В следующий раз не забегайте вперед.

— Вы идете на встречу со следователем Шабо?

Среди стоявших перед Дворцом правосудия людей находились и два-три журналиста, прибывших из Парижа, и Мегрэ с трудом удалось освободиться от них. Толпились там и просто зеваки, готовые, как видно, продежурить там целый день.

В коридорах было темновато. Ломель, вызвавшийся быть проводником, шел впереди, показывая дорогу:

— Сюда, пожалуйста. Для нас все, что связано с этим делом, важнее, чем для моих столичных коллег! Вы должны это понимать! А «он» сидит у себя в кабинете с восьми утра. Прокурор тоже на месте. Вчера его где только не искали, а он, оказывается, был в Ла-Рошель, куда ненадолго заскочил на машине. Вы знакомы с ним?

Мегрэ постучал и после того, как его пригласили зайти, открыл дверь, захлопнув ее перед носом рыжего репортера, оставшегося в проходе.

Жюльен Шабо был не один. Напротив него в кресле сидел Ален Верну, тут же вставший, чтобы поприветствовать комиссара.

— Как спалось? — осведомился следователь.

— Совсем даже неплохо.

— А я так зол на самого себя за вчерашнее жалкое гостеприимство. Алена Верну ты уже знаешь. Он по пути забежал сюда на минутку.

Шабо сказал очевидную неправду. Мегрэ готов был дать руку на отсечение, что психиатр жаждал встретиться именно с ним, и, чего доброго, они оба заранее сговорились устроить это свидание.

Ален снял пальто. Остался в костюме из грубоватой шерсти, мятом и явно нуждавшемся в глажке. Галстук был завязан кое-как. Из-под пиджака высовывались края желтого свитера. Обувь не начищена. Но и в таком неопрятном виде он сохранял тот же социальный статус, что и его отец, одевавшийся столь изысканно.

Почему при этом Мегрэ сморщился от неудовольствия? Один кичился чрезмерной ухоженностью и был одет с иголочки. Второй, напротив, выделялся подчеркнутой небрежностью в одежде, которую не мог бы позволить себе, скажем, банковский служащий, преподаватель лицея или коммивояжер, но в то же время костюм из такой ткани можно было приобрести, наверное, только у очень классного портного в Париже, хотя не исключено, что и в Бордо.

Повисла довольно тягостная тишина. Мегрэ не собирался в чем-то помогать этим двоим выпутываться из ими же самими созданной ситуации и подошел поближе к едва тлевшим поленьям в камине, на верхней полке которого стояли часы из черного мрамора, точно такие же, как в его кабинете на набережной Орфевр. Видно, когда-то давно администрация заказала их сотнями, если не тысячами. А не так же ли они все опаздывали на двенадцать минут, как у него?