Источник судьбы - Елизавета Дворецкая

При виде поддержки, да еще и самого духовника графской семьи, девушка закричала еще громче, снова стала сыпать бессвязными мольбами.

– Рерик, сын мой, опомнись! – будто ее было мало, приступил уже к нему Хериберт. – Разве этому я тебя учил? Разве для того вы принимали святое крещение, чтобы следовать самым жестоким, самым бесчеловечным из языческих обычаев! Подумай о своей душе! Подумай, что о вас скажут в королевских семьях, в родстве с которыми вы состоите!

У Рерика мелькнула мысль о короле Лотаре – потом о Карле – а потом о сестре обоих, Гизеле. И тут он не выдержал. Будущий гнев королей его не слишком волновал, но Гизела придет в ужас, когда узнает об их сегодняшних делах. И наверняка пожалеет о том, что была с ним так приветлива. Она будет считать его кровожадным варваром, устыдится своей прежней дружбы с ним. И особенно того, что случилось во время ее тогдашнего приезда во Фландрию… Она просила его не обмануть ее доверия – тогда Рерик считал, что она имеет в виду молчание, и молчал, не откликаясь даже на намеки лучших друзей. Но сейчас он вдруг понял, что обязан ей не только молчанием – но и поведением, таким, чтобы ей было за него не стыдно.

– Харальд! – резко оторвав от себя плачущую девушку, Рерик шагнул к брату. А девушка, тонким женским чутьем уловив перемену в его настроении, больше к нему не липла и даже затихла. – Харальд, он прав. Мы вообще не сможем оставаться здесь, если сожжем этих уродов! Король Лотарь не простит нам такого самоуправства в его владениях.

– К троллям Лотаря! Нам будут плевать в лицо, а мы – утираться? Да лучше нам вернуться во Фландрию или в Смалёнд, чем такое терпеть!

– Но предложи им хотя бы сдаться! Может, им уже хватило, может, от дыма у Альдхельма вправились мозги! Если он признает свое поражение, то мы выиграем даже сильнее, чем если бы убили его!

Харальд был не только мстителен и тщеславен, но и далеко не глуп, поэтому справедливость этого довода и свои возможные выгоды осознал довольно быстро.

– Скажите им там! – крикнул он хирдманам, не желая подходить к дому, чьи стены уже были охвачены языками пламени почти до крыши. – Пусть передадут Альдхельму! Я прощу его, если он выйдет из дома без оружия, с поясом на шее, положит голову мне на колени и признает меня своим конунгом отныне и навеки. А иначе дом будет сожжен!

Наблюдая за домом, Рерик краем глаза заметил, как из темноты в круг огненного света вошла Теодрада. С ужасом оглядываясь вокруг, она не решалась даже обратиться к мужу. Заметив девушку, которую утешал Хериберт, она подошла и обняла ту, и девушка прижалась к ней, вздрагивая всем телом. Ее била дрожь, она рыдала без остановки, видимо, от потрясения. А Рерик снова подумал, как вовремя попытался исправить дело. Уж само собой, Теодрада обо всем поведала бы матери. И графиня Гизела никогда больше не приехала бы их навестить. И никогда бы она больше не думала о нем, Рерике, хорошо. Его собственная мать, фру Торгерд, или двоюродная сестра Хильда, или бабка, старая королева Рангхильд, оставшиеся в Смалёнде, полностью одобрили бы действия Харальда. Им чужды понятия греха или милосердия к врагам, зато они хорошо помнят старину мудрость, гласящую, что за бесчестьем и беда тут как тут. И что кровью обидчика смывать оскорбления – самое верное средство обезопасить род от потери удачи. Той удачи, которая не задаром досталась сыновьям Хальвдана.

Но эти женщины – Теодрада, Гизела, даже вот эта, темненькая, что рыдает сейчас в объятиях правнучки Карла Великого, – христианки и выросли в совсем других понятиях. То, что для норманна слабость – для них подвиг милосердия, прямо-таки обязанность благородного человека. Гизела будет довольна, если они простят подлеца Альдхельма. И это, пожалуй, достаточная причина для того, чтобы его простить. Ну, хотя бы пока…

Рерик никогда не считал себя хорошим христианином – слишком сложно христианские взгляды и обычаи приживались в его душе, взращенной в совсем других понятиях и ценностях. Лишь благодаря его привязанности к графине Амьенской он иногда пытался поступать как христианин – словно издалека заимствовал ее благочестия, хотя совсем не осознавал этого.

Услышав слова Харальда, девушка вдруг вырвалась из объятий Теодрады и бегом ринулась в горящий дом! Теодрада вскрикнула, даже мужчины вокруг охнули в изумлении. Казалось, от пережитого дочь Альдхельм тронулась умом и решила погибнуть, подобно королевам древности, заодно с мужчинами своей семьи.

Но девушка вовсе не собиралась погибать – она лишь побоялась, что в доме не услышат и не поймут речи норманна, а с тем упустят случай спастись. Зажимая руками рот, она исчезла в дыму, но довольно скоро появилась снова, почти волоча кого-то за собой. Шатаясь от недостатка воздуха, хрипя, мужчина с трудом сделал несколько шагов вслед за ней на полусогнутых ногах, а потом рухнул на мокрую землю. Стены дома, построенные из двух рядов толстых досок, вкопанных в землю, и с землей же, заполнившей пустое пространство между рядами, разгорались крайне неохотно, поэтому внутри дома огня еще не было, но и воздуха почти не было тоже. Харальд кивнул, и человека подтащили к нему. Это оказался сам Альдхельм. Его приподняли, чтобы Харальд мог взглянуть ему в лицо. Эделинг ловил воздух широко раскрытым ртом, кашлял так, что, казалось, его сейчас вывернет наизнанку, мотал головой и жмурил глаза, почти съеденные дымом. Позади него, на площадке перед дверью уже копошилась целая куча полуживых тел – люди рвались на воздух, давя друг друга, но, оказавшись снаружи, не имели сил даже отойти. Хирдманы растаскивали их, давая возможность выбраться тем, кто еще оставался внутри.

– Ну, ты осознал, с кем связался? – злобно спросил Харальд, обухом секиры приподняв подбородок Альдхельма. Тот закивал, хотя едва ли понимал, что ему говорят. – Ты понял, кто твой конунг, кто господин твоей жизни и смерти? Клянись почитать меня и повиноваться мне, как самому Радбоду, иначе я тебя живо отправлю обратно туда! – И он взмахом показал на пылающие стены.

– Клянусь! – прохрипел Альдхельм. – Пощади, кюнинг Харальд… Я клянусь… почитать тебя… пока мы оба живы!

– Поклянись богами!

– Клянусь милосердным Христом… клянусь Фроувой и Фосити…

– Запомни этот день! Ладно, погасите! – крикнул Харальд хирдманам.

И те охотно принялись за дело. Им гурьбой бросились помогать фризы, сбежавшиеся со всех сторон на шум, блеск огня и запах дыма: никому ведь не хотелось, чтобы пламя перекинулось на другие дома и выгорел весь Дорестад. К счастью, постройки вика была беспорядочно разбросаны на пару миль вдоль Рейна, между ними оставались значительные промежутки, и при влажной погоде искры и отлетающие головни гасли, не достигнув соседних строений. Фризы гудели и волновались, но тушение пожара сейчас было задачей первостепенной важности. Длинными жердями они разбивали сложенные груды хвороста, растаскивали огонь, рабов послали таскать воду из ближнего ручья и заливать пламя.

– О милосердные боги, пошлите нам дождя! – обратился к темному небу Рерик, безумно от всего этого уставший. – Хоть один раз это будет кстати!

И небо почти немедленно откликнулось на него просьбу: дождь, который мог помешать их жестокому замыслу, пошел именно сейчас, когда стал нужен. Совместными усилиями людей и стихии пламя удалось погасить. Стены сильно пострадали: внешний слой досок сгорел, а внутренний обуглился, земля рассыпалась, так что стена зияла сквозными прорехами, но внутрь пламя почти не проникло, и крыша только тлела. Под предлогом помощи тем, кто мог остаться внутри, норманны заполнили дом и, кашляя, под прикрытием дыма разобрали все, что попалось под руку. Но хозяева даже этого не заметили: самым драгоценным сокровищем им сейчас казался прохладный, свежий воздух весенней ночи.

Глава 2

Уже наутро к графу явился аббат Бернульф. Прошедшей ночью он не посмел вмешаться, опасаясь разделить участь неосторожного и невоздержанного на язык Альдхельма, но теперь, когда страсти поутихли, а хмель и гнев окончательно выветрились, явился, надеясь водворить в вике мир и благожелательность.

– Моими устами все достойные люди Дорестада просят тебя угасить гнев и принять их мир и дружбу! – говорил он. – Надлежит христианину иметь мир со всеми, ибо Господь говорил: «… любите истину и мир». Имей милосердие, ибо Господь предписал: «будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» и в другом месте: «… блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». Будьте сострадательны, по слову апостольскому: «Будьте добры друг к другу, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил нас». Также и род Альдхельма умоляет тебя предать забвению вражду и в подкрепление к их вчерашней клятве принять от них подарки во искупление тех неосторожных слов, о которых он всей душой сожалеет. Я, со своей стороны, как служитель Божий, призываю тебя изгнать из сердца вражду и наполнить его милосердием, как и подобает доброму христианину. Ведь власть дана тебе Богом, который все создал и всем правит, чтобы ты утверждал на земле его заветы, а не подавал пример жестокости и злобы. Ты готов принять их?