Дом на Дворцовой - Владимир Антонов

7

Андрей Владимирович уже давно потерял счёт времени в разлуке с любимыми. Жизнь в спокойной и сытой Дании была размеренной и ленивой. Копенгаген немного напоминал Петербург своими каналами и набережными. Примерно через год после того, как ему удалось покинуть громыхающую катаклизмами Россию, о чём он не пожалел ни разу, он был представлен на одном из собраний ещё достаточно молодой женщине. Её звали Екатерина Александровна Дроздова. Ей удалось внести разнообразие в его холостяцкую жизнь. Время от времени Екатерине Александровне удавалось увлечь его то на природу, то в гости или в театр. Очень скоро их отношения переросли из дружеских в романтические. По прошествии полугода Андрей Владимирович, не потерявший в свои неполные пятьдесят мужской привлекательности, силы и обаяния, сделал Кате предложение. Она приняла это предложение и согласилась стать его женой. Обычно первую половину дня, часов до трёх, Андрей Владимирович проводил в Копенгагенском Королевском Университете. Там он состоял доцентом на кафедре естествознания. Устроиться на эту должность ему позволили его бывшие заслуги в развитии естественных наук, множество научных статей, монографий и рефератов, написанных им ещё в довоенное время, когда он состоял в Российском Географическом обществе. В определённых кругах его имя было известным и уважаемым. Дохода, который приносило преподавание географии на младших курсах университета, было достаточно для безбедной жизни холостяка. И даже – теперь женатого мужчины. Это, конечно, радовало, но беспокойство не проходило:

«Что там с моими девчонками? Интересно, где они сейчас? Здоровы ли?.. Вот ведь жизнь – ни самому не узнать, ни весточки не подать о себе… – мысли об оставленных им в захваченном большевиками Петрограде дочерях не давали ему покоя ни днём, ни ночью. От этого по ночам иногда болело сердце. Он без конца упрекал себя за то, что не смог найти правильных слов и уговорить упрямых девчонок ехать с ним. – Надо же было так запутать головы несмышлёнышей, что они поверили в этот бред про всякое всемирное равенство и братство, счастливое будущее и что там у них ещё? А… – справедливость! Ну, и где теперь эта справедливость? К какому равенству она их привела? С кем уровняла?.. С быдлом кровавым, бандитами каторжными?».

Из завезенных из России слухов он знал, что девочки покинули бывшую столицу. Куда они могли направиться, Андрей Владимирович не имел ни малейшего представления. Только догадки. Надежды, что революция захлебнётся в собственной крови, как это неоднократно случалось в истории европейских стран и не только европейских, уже почти не осталось. Большевики взялись за дело с такой яростью и неумолимой жестокостью, с такой настойчивостью искореняли всё старое, что сомнения на этот счёт таяли с каждым днём.

«Всё равно, когда-нибудь это всё закончится и я их, конечно, разыщу. Я обязательно их разыщу!..» – давал себе слово Андрей Владимирович. И это его немного успокаивало.

Он не состоял ни в каких организациях. Монархисты?.. Этих он списал в прошлое безвозвратно, отчётливо осознавая их никчемность и бесполезность для будущей России. Брызжущие идеями разномастные социал-демократы его тоже раздражали своей вздорностью мышления и отсутствием хоть какой-то реальной программы. Получалось что действительно кроме большевиков в сегодняшней России не было силы, способной справиться со стихией, разыгравшейся на её необъятных просторах. Думать об этом и признавать это было ужасно, но бороться?.. Нет! – Бороться он не будет. И в сообщества борцов вступать тоже не будет. А тогда что? Искать пути к возвращению? Но это, как приговор: «Не успеешь обнять девчонок, а тебя под белы рученьки и в ЧК. Или как у них теперь эта контора называется? А там рёбра переломают, сделают шпионом и в лагерь. Но в лагерь – это, если повезёт. Не повезут они меня в лагерь. Для них проще – к стенке… В мои шестьдесят какой из меня строитель социализма с кайлом в руках? Правильно – никакой! Да и девчонкам наврежу не дай бог. И так, наверное, замуж повыходили, фамилии поменяли, чтобы затеряться среди «широких масс» трудящихся». О происходящем в Советском Союзе он был хорошо информирован и иллюзий на этот счёт не имел.

В мыслях Андрей Владимирович часто возвращался в то время, когда он, ещё молодой исследователь, много путешествовал с разными экспедициями по бескрайней России. Он исколесил её вдоль и поперёк. Наблюдательный от рождения и преумноживший это качество благодаря выбранной профессии географического исследователя, он старался разобраться и понять причины благополучия и процветания в одной части огромного государства, сопоставляя их с бедственным положением целых губерний в соседних краях. Конечно, не всем и не везде жилось одинаково. Природа вносила коррективы, выжигая засухой сотни километров вокруг или, наоборот, заливая посевы непрекращающимися проливными дождями. Как правило, доля потерь, вызванных разгулявшейся стихией, не превышала разумных, заранее предусмотренных и просчитанных рачительными хозяевами. Одарённый природной смекалкой русский мужик во вред себе хозяйствовать не станет. И сажать лён там, где гречиха процветает, не будет! И запасами себя обеспечит, чтобы было чем питаться сегодня и чем землю в следующем году засеивать. А если вдруг королева полей, пшеница, почему-то не уродилась в этом году, то уж засеянная на всякий случай рядышком рожь обязательно даст превосходный урожай. Оттого и кормила Россия Европу тем, что сама съесть не могла. Осмысленный веками опыт российского крестьянства распространялся по огромной стране и делал эту страну богатой и независимой от иностранных производителей всякого человеческого питания.

Потом пришли люди новые, в хозяйстве не понимающие. Они вознамерились доказать всему миру, что вооружённый могучей марксистской идеей всеобщего равенства крестьянский пролетарий произведёт продуктов больше, чем заинтересованный в самом себе хозяин старого образца, этой идеей не обеспеченный. Новые люди ошиблись. Но вопреки здравому смыслу, ошибку исправлять не стали. Они попытались силой оружия приравнять хозяина к бездельнику, отобрав у первого и передав отобранное в руки второму. Так они совершили ещё одну ошибку. Так же как и в первый раз, виноватыми они считали не себя и последовательно перешли к совершению третьей ошибки – трагичной и жестокой. Они стали уничтожать хозяина земли, уничтожая одновременно саму крестьянскую сущность духа российского и славу его под корень. На очищенной земле остались идейные бездельники и говорливые неумехи.

– Неужели они сами не понимают, что делают? Это ж чёрт знает что такое! – содрогаясь от только что прочитанного в свежих газетах обзора новостей, воскликнул Андрей Владимирович. В разделе «Большевистская Россия» писали о начавшейся коллективизации и последовавших за ней расстрелах части зажиточной крестьянской массы, прозванной большевиками «кулаками». Тех, кого не расстреляли, тех подвели под программу переселения в северные земли, где они должны будут вспахивать вечную мерзлоту и с неё питаться. Экспроприация их имущества и земельных угодий называлась «раскулачиванием».

– Ещё немного, и большевики начнут продавать вторую половину коллекции Эрмитажа, чтобы от голода не окочуриться.

Откликнувшись на возмущённый возглас мужа, в кабинет вошла его жена – Екатерина Александровна.

– Андрюшенька, чем ты опять так взволновался? Что ещё наши большевички натворили? Наверное, бесплатных жён раздают ударникам социалистического труда, а тебе и завидно? – чувство юмора супруги немолодого доцента поддерживало обоих в тонусе. Напряжение от прочитанного само собой начало потихонечку спадать.

«Может быть, они просто не понимают того, что делают? А что, если им написать письмо? Изложить всё с научной точки зрения, отбросив политику. Ведь не хотят же они сдохнуть от голода только потому, что хлеб с картошкой не состоят в партии большевиков и по этой причине их можно не выращивать?», – неожиданная мысль насчёт письма улучшила настроение и, вдохновлённый этой идеей, Андрей Владимирович предложил жене пройтись по набережной и выпить кофе в одной из чудесных Копенгагенских кафешек.

Не откладывая на потом, работа над письмом большевикам началась уже назавтра. Из письма следовало, что применяемые в развитых странах методы сельскохозяйственного производства совершенно не подходят для аграрной России. Стремиться к внедрению этих методов насильственным путём сегодняшнего бедственного положения в сельском хозяйстве не изменит. Лучшим вариантом, по мнению Андрея Владимировича, был возврат к вековому опыту и т. п. Когда письмо было готово, он сам лично отнёс его в Советское представительство. Ответ из Наркомата земледелия СССР пришёл неожиданно быстро. В письме за подписью народного комиссара земледелия товарища Яковлева Якова Аркадьевича выражалась благодарность Андрею Владимировичу за проявленное беспокойство о состоянии дел в сельском хозяйстве СССР и предлагалось посетить Советский Союз лично для продолжения обсуждения поднятой им проблемы. С уважением и т. п., число, подпись.