Русское слово №08/2010 - Коллектив авторов

Лев присматривался к порядкам, к соседям по нарам. Ленинград рядом, неужели здесь зимовать…

Однажды перед уходом в барак к нему подошёл незнакомец. Широкоплеч, крепко сбит, в походке, движениях чувствуется военная выправка. Назвался: Гудков Николай Иванович, можно просто – Николай. Старший лейтенант, имеет два ордена за финскую кампанию. Позже Лев узнал, что Николай закончил военное училище в Белоруссии, занимался спортом, имеет разряд по прыжкам и плаванию. Лев немного рассказал о себе. «Член партии?» – последовал вопрос. – «Комсомолец». Гудков посмотрел на колючую проволоку, на часовых у ворот, на дальний, уже припорошенный снегом, лес. «Что думаешь делать?». Лев почувствовал доверие к этому человеку. / Он не ошибся, судьба свела их надолго; пройдя застенки лагерей, воевали потом в одной партизанской бригаде /. «Что делать? Бежать!». Глаза лейтенанта потеплели. «Вот и я так думаю. Будем готовиться».

Вскоре Каждан, как говорится, по воле случая стал переводчиком. (Иностранные языки в довоенных школах изучали по старым методикам, перешедшим из гимназий. Гимназисты языки знали, а не «читали со словарём»), В тот день группу пленных вывели мостить дорогу. Одному из них стало плохо, он лёг на снег. Конвоир был уже тут как тут, направил ствол автомата: «Встать!» Очередь могла прогреметь каждый миг.

Помимо своей воли Лев, стоявший рядом с больным, объяснил, что это не лодырь, не лентяй, он не притворяется. Конвоир повесил на плечо автомат и кивнул Льву: пошли со мной. Скучно целый день маяться взад-вперёд, охранять этих доходяг, а тут – возможность поговорить с русским на родном языке. Россия, страна непонятная, совсем не такая, как они представляли там, в Германии…

Вечером Лев не находил себе места. Вдруг конвоир доложит начальству, начнутся допросы – кто, что…

Утром на разводке он стал во вторую шеренгу, подальше от центра. Напрасно. Начальник лагеря в сопровождении вчерашнего конвоира шёл вдоль строя. «Этот». «Выходи!.. Откуда знаешь немецкий?». Назвался студентом из Ленинграда, Никитиным, по фамилии жены старшего брата. «Будешь переводчиком, Никитин» – последовал приказ.

Как переводчик, Лев жил теперь не в общем бараке, а отдельно, вместе с Гудковым и ещё двумя пленными, имевшими технические специальности. Старший лейтенант обрадовался такому повороту дела: выбраться ночью из барака Льву было бы непросто, там все на виду.

Группа стала готовиться. Николай прихватил на работе и незаметно принёс с собой кусачки. Другой пленный, работавший в строительной бригаде, обнаружил в здании бывшей школы географические карты, наклеенные на белую ткань. Под предлогом утепления обуви, вынес пачку карт. Их потом намочили в воде, отделили ткань – получились белые накидки вроде маскхалатов. Каждан, получавший, как переводчик, две пайки хлеба, одну откладывал, копил запас.

Бежать решили в новогоднюю ночь: не может быть, чтобы охрана обошлась без шнапса. К четвёрке Гудкова примкнули ещё двое…

Побег

Наиболее подходящее место, не просматривавшееся с вышек, было у ворот. Риск большой, охрана рядом, но в то же время часовые меньше следят за этим участком.

Ночь выдалась лунная, ясная, мороз – сорок. Двое охранников, похоже, «под градусом», балагурят у ворот. В морозной тишине слышны их голоса, смех. Топчутся в деревянных «ботах», надетых поверх сапог. / План «Барбаросса» не предусматривал зимовку немецких армий в лесах, полях, на русском морозе; не запаслись даже шапками, не то, что валенками /.

По-пластунски, накрывшись белой тканью, подползли по снегу к проволоке. Гудков перекусил нижнюю «нитку», вторую – один за другим выскользнули на свободу, отползли и бросились в сторону, где по их предположению, находился Ленинград. Знали, что город не побеждён – иначе немцы раструбили бы на весь свет, устроили праздник.

Вскоре группа вышла к насыпи железной дороги. Перебежать не успели, на всех парах по рельсам катил состав. Повезло, что в насыпи оказалась дренажная труба, в неё забились, притихли. Состав неожиданно остановился над ними. Солдаты, пользуясь минутой, выпрыгивали, боролись, топтались, согревались. Наконец, гудок, состав тронулся. За эти 15–20 минут в бетонной трубе, на лютом морозе, в лёгких шинельках, ботинках, промёрзли насквозь, с трудом двигаются закоченевшие ноги. Гудков определял направление, поглядывая на звёзды, луну – других ориентиров не было. Скорей бы выйти к лесу, укрыться в чаще, развести огонь.

Вместо леса на пути – окраина какого-то посёлка, забитые, брошенные дома, ни одного огонька. Все чувствовали, что замерзают. Решили забраться в один из домов, развести костерок… И вдруг, как из-под земли, патруль. Снова пригодился немецкий: Лев объяснил, что они не партизаны, а бегут из Ленинграда, пробираются домой, на Украину.

Задержал их не комендантский патруль, а «технари» из автороты, поэтому и отношение было другое. Отвели их в пустую избу, растопили печь, принесли хлеба, эрзац-кофе. Утром вывели расчищать снег, рабочих рук в автороте не хватало. Посреди двора стоял наш брошенный грузовичок, он-то, можно сказать, и определил их дальнейшую судьбу. Один из группы, Андрей, бывший автомеханик, через Льва спросил у немца: Почему машина не в гараже? Тот пренебрежительно махнул рукой: «Русское железо…» «Можно посмотреть?» Немец пожал плечами. Андрей открыл капот, немного покопался, попросил два ведра кипятка. Когда двигатель дал выхлоп и машина покатила по скрипучему снегу, сбежались ремонтники. Похлопывали умельца по спине, улыбались: гут, гут, прима! Особенно был рад старший из них, мастер Курт. Дармовые рабочие руки, да ещё один из русских – специалист!

После рабочего дня, поужинав остатками из немецкой столовой, укладывались спать в тёплой избе. Но было их только пятеро. В первую ночь, в суматохе, немцы не обратили внимания, что их было шесть человек. А под утро, пользуясь отсутствием охраны, один из бежавших, богатырь-кузнец, незаметно скрылся, решил в одиночку пробираться в Ленинград. Укладываясь спать, думали, где он, что с ним, далеко ли уйдёшь при таком морозе… И вдруг стук двери, конвоиры кивают: выходи! По лицам пришедших видно – что-то случилось. (Позже выяснилось, что беглец, поскитавшись на морозе несколько часов, решил вернуться в посёлок, чтобы где-то согреться; был схвачен патрульной службой и после «обработки» признался, кто они и откуда).

В дежурном помещении за столом отдавал распоряжения обер-лейтенант. Взглянув на вошедших, сказал помощнику: «Эти русские попробовали свободы. Теперь их не удержишь. Расстрелять». Лев не чувствовал страха, чему быть, тому быть… И вдруг мастер Курт, тоже пришедший с конвоирами, щёлкнул каблуками, вытянулся: «Герр обер-лейтенант! Они хорошие специалисты – могут принести большую пользу Германии». Обер-лейтенант пристально изучал каждого, от лица к лицу. Наконец – решение: «Передай своему командиру: под его и твою ответственность. Сбегут – вас обоих на фронт» «Яволь!»

Курт Швабе, в мирной жизни автогонщик, оказался совсем неплохим парнем. К пленным относился без высокомерия, не давил непосильной работой. Расспрашивал Льва о России, о русских традициях, нравах, порядках… Лев передавал содержание разговоров своим товарищам. Несмотря на сносную еду, тёплое жильё, терпимую работу, каждый из них жил одной мыслью – к своим! Идёт кровопролитная война, на фронте сражаются их отцы, братья, разве могут они отсиживаться здесь?

Пока обдумывали план нового побега, автороту неожиданно перебросили в Латвию. Здесь, на новом месте, ценя умение русских, им были созданы ещё лучшие условия – в жилой комнате стояли даже койки с матрасами… Налаживались отношения с механиками, слесарями. Разный это был народ, встречались среди них бывшие коммунисты, социал-демократы, как мастер Курт. Они-то и предупреждали пленных, с кем следует быть настороже. Немцы знали, что Лев бывший студент, уважали его за обширные знания, в том числе по немецкой истории, литературе и в шутку называли Львом Толстым.

Да, в те годы не только в Советском Союзе читали немецкую классику в Германии тоже знали имена и Толстого, и Достоевского, и Чехова, и Горького…

И всё же Курт Швабе, в январе сорок второго вырвавший их из рук смерти, чувствовал настроения пленных. Как-то он подозвал Льва, выехал с ним на грузовике в сторону озера и там на гладкой прибрежной полосе выжал газ до предела. Может, тосковал по своей прежней профессии или захотел показать пареньку-студенту свой класс. Остановил машину у кромки воды, долго смотрел на озёрную рябь, потом достал из кармана комбинезона бумажник, протянул спутнику фотографию. Двое ребятишек, молодая красивая женщина. «Это моя семья». Спрятал фотографию в бумажник. Посвистывал ветер, кричали на озере чайки. «Лев! Если решите бежать – скажите мне».

Вместе с группой пленных на территории автороты работали вольнонаёмные латыши, бригада плотников, человек пять. Гудков присматривался к ним, искал случай поговорить. К тому времени в группе созревал план создать свой партизанский отряд. Пробиваться к своим далеко, можно действовать и здесь, в окрестных лесах. Неплохо бы установить контакт с местным населением…