Горькая линия - Иван Петрович Шухов

Вдосталь показаковала, поатаманила некогда в этом краю и пришлая из Прикаспийских пустынь, с Дона, Волги и Яика казачья вольница. И по полузабытым лихим и тревожным песням ее можно судить о том, как, бывало, отгораживались на Горькой линии частоколом, водой и рвами линейные казаки от немирных своих соседей; как закладывали они лет двести тому назад в этих местах и поныне существующие земляные крепости, маяки и редуты.

Хаживали эти хмельные от вольности ребята на легкий, рисковый промысел в глубинную степь. Сторожили они на древних дорогах и трактах заморских купцов и миловали кистенем и пищалью иноземных предводителей караванов. Не гнушались лихие станичники ни индийским серебром, ни китайской парчой, ни персидскими коврами, ни полоненными дикарками со смуглыми лицами. Потому-то и течет до сих пор в жилах сибирского линейного казачьего войска глухая, властно зовущая в кочевые дали кровь. Потому-то не редки еще и теперь среди линейных станичников диковато-шустрые на взгляд и облик казаки и темноликие казачки.

Но все прошло, поросло ковылем-травою. И остались от предков в наследство линейным станицам одни изрытые ядрами старинные крепостные земляные валы да полувыровненные временем рвы.

…Станица Пресновская, как и все другие станицы на Горькой линии, стояла в степи в окружении земляных городищ и ветряных мельниц. Ее прямые, широкие улицы утопали в пыли и в чахлой зелени палисадников. А на крышах пятистенных и крестовых домов красовались жестяные петухи. Делилась станица на два непримиримых края — Ермаковский и Соколинский. Славились обитатели Ермаковского края гвардейским ростом, крестами и грамотами, а жители Соколинского края — лихими чубами, нуждой да песнями. Повелся здесь с далеких времен обычай такой: оседали в Соколинском краю иногородние пришельцы из разного люда, принятые обществом в казачье сословие за бочку вина или браги, выставленную на станичную площадь. Получали эти приписные казаки из войскового надела по пятнадцати десятин земли на служилую душу. А спустя года два отдавали они эту землю за грошовую аренду богатевшим из года в год ермаковцам, а сами, проводив сына в полк, зачастую шли в батраки и не вылезали затем из нужды и долгов до конца своей незавидной жизни…

В один жаркий воскресный день, в канун сенокоса, когда слегка подвыпившие казаки, собравшись на крепостном редуте, томились от зноя, от лени, от праздности, а главное, от нехватки распитой по случаю распродажи общественных сенокосов казенной водки — в эту самую пору предстал перед затуманившимися очами станичников тоже чуть подгулявший где-то приблудный хохол Денис Поединок.

Казаки лежали близ редута вразвалку, мрачные, неразговорчивые. Они поджидали снаряженных в кабак за дополнительной четвертью водки братьев-близнецов — Кирьку и Оську Карауловых. Беспокоило станичников и еще одно весьма важное для них обстоятельство: удастся ли им сбыть владельцу станичной мельницы Венедикту Павловичу Хлызову-Мальцеву за выгодную цену один сенокосный участок. Вся закавыка была в том, что участок этот был не казачий, а принадлежал казахам соседнего аула. Но, по молчаливому согласию между собой, казаки решили продать этот сенокос, выдав его за войсковой надел, а с истинными владельцами его — казахами — поладить потом, как бог приведет.

Все было хорошо. Но тут совсем некстати принесла нелегкая невесть откуда взявшегося Поединка. И старики насторожились. Они почуяли в подвыпившем украинце большую помеху в предстоящем нечистом деле. И станичники не ошиблись. В тот момент, когда на крепостном валу словно вырос из-под земли озорной и вихрастый Денис, появился на площади в сопровождении станичного атамана Муганцева и сам владелец станичной мельницы — Венедикт Павлович Хлызов-Мальцев. Увидав этого холеного барина, казаки поспешно поднялись с земли и приветствовали его почтительным поклоном.

— Слышал, слышал, господа станичники, о вашем запросе. Дороговато вы с меня за это урочище ломите…— проговорил Венедикт Павлович таким тоном, словно он продолжал давно начатый разговор.

Старики, окружив Венедикта Павловича, все враз загалдели:

— Что вы, бог с вами, барин!

— Такой траве цены нет.

— Шелк — не трава в Узун-Кульском урочище.

— Почище овса трава!

— Сплошной визель, господа парки. Золото!

— Сам бы ел, да деньги надо…

— Все это я понимаю. Понимаю, господа станичники,— прижимая руку к сердцу и ласково улыбаясь, говорил елейным голосом Венедикт Павлович.— Но сами посудите, бочка вина за такую траву — цена неслыханная.

— Да вы уж уважьте нас, стариков,— заискивающе улыбаясь в свою очередь Венедикту Павловичу, упрашивал его Никодим Пикушкин, по прозвищу «фон-барон».

— Исделайте такую милость.

— Ради праздничка не поскупитесь для общества, ваше степенство.

— Только для вас такую траву по сходной цене уступаем,— перебивая друг друга, кричали станичники.

Поломавшись еще для блезиру минут пять, Венедикт Павлович махнул с веселым отчаянием рукой и сказал:

— Ну хорошо. Так и быть. Ставлю бочку. И то — ради дружбы. Нет нужды у меня жить в разладе с вами, господа старики.— И он тут же отсчитал из бумажника

несколько мелких кредитных билетов, вручив их под восторженные возгласы стариков станичному десятнику Мише Буре. Затем, приветливо помахав повеселевшим станичникам своей мягкой фетровой шляпой, Венедикт Павлович покинул площадь.

И пока расторопный десятник Буря бегал с группой молодых казаков к целовальнику, возбужденные от предвкушения выпивки станичники завели разговор с появившимся среди них Поединком.

— Ого, господа станичники, в нашем войске прибыло. Ишо один будущий казак появился!— крикнул фон-барон Пикушкин, указывая на картинно стоявшего на крепостном валу Поединка.

— Ура!— недружно гаркнуло несколько зычных глоток.

Поединок, выждав, пока затихли явно насмешливые выкрики казаков, вызывающе подбоченясь, сказал:

— Ось повремените трошки, господа станичники. Ось повремените. А тамо побачимо, який казак, мабуть, з мене зробится!

— Из тебя, слышь, казак, как из моего подживотни-ка тяж!— насмешливо крикнул Поединку школьный попечитель Ефрем Ватутин.

— Эге, заело?!— злорадно откликнулся Поединок.— Ну що ж, потягаемся зараз с твоими сынами, дед! Там побачимо, кто из нас наикрашче: они — твои сыны, природны казаки, или же я — хохол.

— Да ты, сукин сын, клинка из ножен по команде не вытащишь!— крикнул Поединку один из двух престарелых станичных георгиевских кавалеров дед Арефий.

— Шо? Сабли не вытащу, говоришь?— запальчиво крикнул Поединок.— Эге, бывайте, господин георгиевский кавалер, здоровеньки. Ось, погоди, дед, дай только мне заручиться шашкой, побачишь тогда на гарну мою работу. Я тогда все перши приза по зрубке лозы на плацу у ваших сынов возьму. О, я какой!

Дерзкий во хмелю, хвастливый и самоуверенный Денис Поединок быстро довел