Девушка, которая взрывала воздушные замки - Стиг Ларссон

– Похоже, ей потребуется адвокат по уголовным делам. Дай мне взглянуть на те документы, что у тебя есть.

– Поговори с Эрикой Бергер и попроси ее снять копию.

Закончив разговор с Анникой Джаннини, Микаэль позвонил Эрике Бергер. По мобильному она не ответила, и Микаэль набрал ее номер в редакции «Миллениума». Там к телефону подошел Хенри Кортес и сказал, что Эрики сейчас нет на месте.

Микаэль кратко объяснил, что произошло, и попросил Хенри передать информацию главному редактору «Миллениума».

– О'кей. Что мы должны делать? – спросил Кортес.

– Сегодня ничего. Мне надо поспать. Если ничего непредвиденного не произойдет, я завтра приеду в Стокгольм. «Миллениум» напечатает свою версию в следующем номере, и у нас почти месяц времени.

Он закончил разговор, влез в постель и через тридцать секунд уже спал.

*

Моника Спонгберг, заместитель начальника областного полицейского управления, постучала ручкой по стакану с минеральной водой и попросила тишины. За столом для совещаний в ее кабинете собралось десять человек: три женщины и семь мужчин. Здесь присутствовали начальник отдела по борьбе с насильственными преступлениями, его заместитель, три инспектора уголовной полиции, включая Маркуса Эрландера, и пресс‑секретарь полицейского управления Гётеборга. Кроме того, на встречу была вызвана руководитель предварительного следствия Агнета Йервас из прокуратуры, а также инспекторы Соня Мудиг и Йеркер Хольмберг из уголовной полиции Стокгольма. Последних пригласили с целью продемонстрировать коллегам из столицы готовность к сотрудничеству и, возможно, чтобы показать им, как следует проводить полицейское расследование.

Спонгберг, часто оказывавшаяся единственной женщиной в мужском окружении, была известна тем, что не тратит время на формальности и обмен любезностями. Она объявила, что руководитель областного полицейского управления находится в командировке, на конференции Европола в Мадриде; он уже получил сообщение об убийстве полицейского и прервал поездку, но сможет вернуться домой только поздно вечером. Затем она обратилась к начальнику отдела по борьбе с насильственными преступлениями Андерсу Персону и попросила его кратко обрисовать ситуацию.

– С убийства нашего коллеги Гуннара Андерссона на дороге в Носсебру прошло чуть более десяти часов. Нам известно имя убийцы – Рональд Нидерман, но у нас по‑прежнему нет его фотографии.

– В Стокгольме имеется его фотография двадцатилетней давности. Ее нам предоставил Паоло Роберто, но от нее мало толку, – сказал Йеркер Хольмберг.

– О'кей. Полицейскую машину, которой он завладел, как известно, обнаружили утром в Алингсосе. Она стояла в переулке, примерно в трехстах пятидесяти метрах от железнодорожной станции. Заявлений об угоне машин в этом районе в течение утра не поступало.

– Как ведется розыск?

– Мы проверяем поезда, прибывающие в Стокгольм и Мальме. Объявлен общегосударственный розыск, и проинформирована полиция Норвегии и Дании. На данный момент непосредственно расследованием занимается около тридцати полицейских, и все они, разумеется, проявляют бдительность.

– Никаких следов?

– Пока никаких. Но человека с такой специфической внешностью, как Нидерман, должно быть, не так трудно опознать.

– Кто‑нибудь знает, как обстоит дело с Фредриком Торстенссоном? – спросил один из инспекторов отдела по борьбе с насилием.

– Он находится в Сальгренской больнице. У него тяжелые травмы, примерно как после автомобильной аварии. Трудно поверить, что такие увечья человек мог нанести руками. Помимо переломов ног и ребер у него поврежден шейный позвонок, и существует риск, что он останется частично парализованным.

Все на несколько секунд задумались о положении коллеги, а потом Спонгберг вновь взяла слово и обратилась к Эрландеру:

– Что же на самом деле приключилось в Госсеберге?

– В Госсеберге приключился Тумас Польссон.

Несколько участников совещания дружно застонали.

– Неужели никто не может отправить его на пенсию? Он ведь просто ходячая катастрофа.

– Я прекрасно знаю Польссона, – сказала Моника Спонгберг. – Однако я не слышала на него жалоб в последние… ну, года два.

– Их начальник полиции – старый знакомый Польссона и, вероятно, прикрывал его. Я имею в виду – из лучших побуждений, пытаясь ему помочь, и говорю это не в порядке критики в его адрес. Однако сегодня ночью Польссон вел себя настолько странно, что несколько коллег подали рапорты.

– В чем это выразилось?

Маркус Эрландер покосился на Соню Мудиг и Йеркера Хольмберга. Ему явно было неловко расписывать недостатки своей организации перед коллегами из Стокгольма.

– Наиболее странным кажется, пожалуй, то, что он заставил коллегу из технического отдела заниматься инвентаризацией дровяного сарая, где мы обнаружили этого Залаченко.

– Инвентаризацией сарая? – переспросила Спонгберг.

– Да… то есть… ему хотелось точно знать, сколько там поленьев. Чтобы правильно составить рапорт.

За столом воцарилась выразительная тишина, и Эрландер поспешно продолжил:

– Сегодня утром стало известно, что Польссон принимает по крайней мере два психофармакологических препарата – ксанор и ефексор. Ему на самом деле следовало бы находиться на больничном, но он скрывал свое состояние от коллег.

– Какое состояние? – строго спросила Спонгберг.

– Чем именно он страдает, я, естественно, не знаю, это врачебная тайна. Но препараты, которые он принимает, являются отчасти сильными антидепрессантами, отчасти стимуляторами. Сегодня ночью он был попросту не в себе.

– О господи, – выразительно произнесла Спонгберг. Лицо ее сделалось мрачным и угрожающим, как та буря, что на рассвете накрыла Гётеборг. – Пусть Польссона доставят ко мне для беседы. Немедленно.

– Это, вероятно, будет сопряжено с определенными трудностями. У него утром сдали нервы, и его увезли в больницу с диагнозом «перенапряжение». Нам просто‑напросто ужасно не повезло, что на дежурстве оказался именно он.

– Можно спросить, – подал голос начальник отдела по борьбе с насильственными преступлениями. – Ведь Польссон арестовал ночью Микаэля Блумквиста?

– Он составил рапорт и обвинил его в оскорблении, яростном сопротивлении сотруднику полиции и незаконном ношении оружия.

– Что говорит Блумквист?

– Он признается в оскорблении, но утверждает, что действовал в целях необходимой обороны. То есть заявляет, что сопротивление выражалось в попытках помешать Торстенссону и Андерссону самостоятельно и без подкрепления ехать арестовывать Нидермана, для чего он употреблял резкие выражения.

– Свидетели?

– Полицейские Торстенссон и Андерссон. Позвольте сказать, что я абсолютно не верю в обвинения в яростном сопротивлении. Это типичное встречное обвинение с целью предотвратить жалобу со стороны Блумквиста.

– Значит, самому Блумквисту удалось в одиночку справиться с Нидерманом? – спросила прокурор Агнета Йервас.

– Под угрозой применения оружия.

– Следовательно, у Блумквиста было оружие. Тогда задержание Блумквиста в любом случае имело под собой почву. Откуда он взял оружие?

– Об этом Блумквист отказался говорить, пока не побеседует со своим адвокатом. Но Польссон арестовал Блумквиста в момент, когда тот пытался сдать оружие полиции.

– Можно мне высказать неформальное предложение? – осторожно спросила Соня Мудиг.

Все взгляды обратились к ней.

– Я неоднократно встречалась с Микаэлем Блумквистом во время расследования, и у меня сложилось впечатление, что он довольно здравомыслящий человек, хоть и журналист. Очевидно, решение о возбуждении дела будете принимать вы… – Она посмотрела на Агнету Йервас, и та кивнула. – В таком случае я предполагаю, что оскорбление и оказание сопротивления вы не станете ему инкриминировать – это ведь просто глупость.

– Вероятно, так. Однако незаконное ношение оружия – это несколько серьезнее.

– Я бы предложила вам повременить. Блумквист самостоятельно собрал эту историю по кусочкам и намного опередил полицию. Нам гораздо полезнее будет сотрудничать с ним, сохранив хорошие отношения, чем дать ему возможность подвергнуть весь полицейский корпус уничижительной критике в СМИ.

Она замолчала. Через несколько секунд Маркус Эрландер откашлялся. Если уж Соня Мудиг отважилась высунуться, то ему не хотелось отставать.

– Я поддерживаю. Мне Блумквист тоже кажется здравомыслящим человеком. Я даже попросил у него прощения за то, как с ним обошлись сегодня ночью. Он, похоже, готов закрыть на это глаза. Кроме того, Блумквист держится с достоинством. Он обнаружил место жительства Лисбет Саландер, но отказывается его называть. Не боится вступать с полицией в открытую дискуссию… да и, учитывая его профессию, репутацию и известность, любое его заявление в СМИ прозвучит не менее весомо, чем любые обвинения со стороны Польссона.