Закон ответного удара - Сергей Самаров

А тут… Внутри своей же страны…

Хотя здесь, возможно, и кроется самая большая сложность. Это там можно себе позволить много такого, за что с тебя потом никто не спросит. А здесь для большинства людей существует еще и закон. И методы работы здесь должны быть совсем иные.

В половине шестого Игорь проснулся. Он «заказывал» себе именно это время. Армейская привычка плюс метод саморегуляции, которому их долго и упорно обучали и все-таки обучили. В теории это называется «методом ключа», когда человек дает команду подсознанию, а оно, как хорошо известно, никогда не испытывает надобности во сне, и подсознание свое дело делает почти всегда точно.

А обучали их, естественно, не единственно с целью вовремя пробуждаться. «Ключ» сам по себе может многое. Это больше, чем самогипноз, чем аутотренинг. Тот же Кордебалет почти не чувствовал боли, когда ему в Никарагуа без наркоза вытаскивали пулю из плеча. Он «заблокировал» с помощью подсознания болевые ощущения, и во время самой операции – Согрин смотрел Шурику при этом в лицо – даже зрачки его реакции не показали. А реакция зрачка – врачи и военные это хорошо знают – вернейший показатель присутствия боли. Человек может усилием воли не показывать свою боль, но зрачок будет реагировать. У Кордебалета тогда боли не было.

«Ключ» бывает незаменим на марше, когда в короткие минуты привала за пятнадцать минут позволяет человеку выспаться так, словно он спал полноценные шесть часов – расслабиться полностью и выспаться. Да и еще существует множество вариантов применения такого мощного внутриорганизменного оружия. Даже раны быстрее затягивать можно. А наиболее талантливые, наиболее восприимчивые к «ключу» люди за пять минут могли вывести с лица синяк или убрать ссадину так, что даже шрама не оставалось.

Игорь старался не забывать уроки службы и хотя бы три раза в неделю выделял время для тренировок в «ключе». Точно так же, как физической зарядке.

Сейчас он зарядку сделал интенсивную, чтобы полностью прогнать остатки сна. Предстояла дальняя утомительная дорога, скользкое весеннее шоссе и невеселые мысли о предстоящем прощании с другом – и при всем при этом следовало сохранить бодрость и ясность сознания и постоянное внимание, чтобы не разочаровать куратора и доехать живым и здоровым, без дорожных неприятностей.

По-армейски быстро собравшись, плотно позавтракав, потому что когда и где придется в следующий раз перекусить – неизвестно, он отправился в гараж с тем, чтобы потом заехать за сумкой с вещами и попросить соседку, которая к тому времени должна уже проснуться, чтобы проследила за квартирой. Соседка частенько бросала на Игоря томные взгляды одинокой ласковой кошки, что, впрочем, не слишком тешило его самолюбие, и Согрин был уверен, что в такой малости она ему не откажет. Можно было бы попросить о том же сына, как делал это раньше, когда уезжал, но после вчерашнего резкого разговора звонить тому не хотелось.

Ночью слегка подморозило, и машину пришлось несколько минут прогревать. Вообще в последнее время ею пользовался больше сын, катал своих студенточек-однокурсниц, каждый раз новых. За всю зиму Игорь только в начале декабря в последний раз садился за руль, а больше даже в гараж не заглядывал. И машину сын, как сразу почувствовал Игорь по звуку двигателя, слегка запустил. Пришлось забраться под капот, проверить уровень масла. Так и есть, ниже предела. Вот бы заклинило двигатель в дороге… Хорош бы был подполковник спецназа, отправившийся в путь, не проверив транспорт, и застрявший где-то на полпути.

Он проверил все. И только в половине девятого, заправив полный бак и залив дополнительно канистру, подъехал к дому.

Соседка, как он и предполагал, уже проснулась, моментально открыла на его звонок дверь, представ в соблазнительном, умышленно небрежно запахнутом на груди шелковом халате, и очень просила его зайти к ней в квартиру, хотя бы кофе выпить.

– Я растворимый не признаю. Сама поджариваю, сама перемалываю… Обещаю, что мой кофе вам долго еще вспоминаться будет…

Но он только вздохнул: «времени в обрез», и ловко вывернулся из расставленных сетей.

– Надолго уезжаете-то?

– Несколько дней. Товарищ умер… Служили вместе… Похороним, и вернусь…

– Самолетом?

– Поездом, – зачем-то соврал он. По привычке, скорее всего, к маскировке.

– Билет купили?

– Нет еще. Вчера вечером только позвонили, сообщили. Да сейчас – не сезон, сейчас с билетами проблем не бывает. Проходящих-то много, на какой-нибудь да сяду… Лишь бы побыстрее…

В просьбе она, естественно, не отказала, но ключи он ей оставлять не стал. Пусть просто присмотрит, а если что – мало ли, трубу водопроводную прорвет, унитаз взорвется – терроризм штука ныне модная! – или еще что-то такое, пусть сыну позвонит. И оставил телефон сына.

Согрин не подозревал, что, как только закрылась за ним дверь, соседка набрала телефонный номер хорошо знакомой ей службы ФСБ и сообщила, что «объект» выезжает поездом на похороны товарища по службе…

Сумка стояла собранная, Игорь быстро и привычно приладил на левую голень с внутренней стороны – как раз под правую руку – кобуру с пистолетом. Вся разница между тем, как он это делал раньше и как теперь, состояла в том, что раньше кобура, а чаще вместо кобуры ножны, пристегивалась поверх штанины, сейчас же – под нее. Шесть патронов в обойме, один – в патроннике. Так огневая мощь увеличивается на один выстрел. В кармашке кобуры разместил запасную обойму, оставшиеся патроны рассовал в скрытый патронташ на внутренней стороне пояса брюк. Уже собравшись выходить – только куртку осталось надеть, остановился. Словно что-то толкнуло его, за руку дернуло, напомнило. Он знал, что это такое – привычка почти ностальгическая, привычка, которая никогда уже не оставит его. Захотелось взять с собой на всякий случай и нож. Инстинкт диверсанта. Это разведчик-агент, если и носит с собой оружие – что вообще-то само по себе редкость, то только минимум его. А диверсант, отправляясь на задание, стремится вооружиться на любой непредвиденный случай – до ушей обвешивается оружием, большая часть которого может и не понадобиться.

Игорь, не разуваясь, прошел в дальнюю комнату и открыл металлический ящик-сейф, какие, согласно федеральному закону, положено иметь даже охотнику для хранения оружия. Достал знаменитый, любимый всеми спецназовцами и прошедший с ним несколько операций диверсионный нож-мачете «бобр». Этот нож можно положить открыто в машине. На него не надо разрешения.

Пора! Игорь официально приступил к выполнению задания. Он не в той Службе служил, где дают расписаться в письменном приказе. Здесь само по себе вручение ему пистолета «ПСС» уже является формой приказа. И он хорошо знает, что бывает с сотрудниками, которые в случае каких-то неприятностей с милицией пытаются доказать свою причастность к Службе… Нет, это недопустимо. И если его, предположим, задержат, он должен проявить свои качества офицера-боевика, который никакому ОМОНу, где тоже ребята не промах, а уж тем более гиббдовцам – не по зубам. И милицейская сводка в этом случае будет доведена до всего личного состава. Уничтожение милицейского поста вызовет за собой операцию по перехвату «неустановленных преступников». Он же должен остаться «чистым». Именно поэтому в отдельном целлофановом пакете хранятся у него документы. И с его фотографией, и с чужими. Чужие специально для того, чтобы нечаянно забыть, скажем, водительские права в руках убитого милиционера. И права должны быть обязательно залиты кровью. Так естественнее… Пока кровь отмоют, пока начнут рассматривать фотографию и запустят ее в тугодумный милицейский компьютер, пока начнут искать того, другого человека, который давно уже, много лет назад канул в небытие, сам он, подполковник Игорь Алексеевич Согрин, морщась от неприятных воспоминаний и чувствуя угрызения совести, будет уже далеко и приступит к выполнению задания, суть которого он и сам толком не знает.

Но лучше избежать всяких осложнений и добраться до места следования без лишних приключений…

Глава 4

Утро было слегка туманным, хотя предыдущий день являл собою мартовскую яркость и радость и ожидалось, хотелось ожидать, что следующий будет таким же.

«Может, еще разгуляется…» – думал Игорь, глядя на небо через мутноватое стекло своих «Жигулей» шестой модели. Небо сквозь туман проглядывалось едва-едва, и трудно было определить, насколько оно затянуто облаками и надолго ли эти облака зависнут.

Погоды хотелось посветлее, и уж совсем не хотелось этого тумана, в котором не так и трудно влететь на скорости, на которой ехал он, куда не следует. И желтые противотуманные фары не спасут. Надвинется откуда-то, скажем, громада грузовика, так быстро надвинется, что и среагировать не успеешь, не успеешь сообразить, в какой кювет тебе свернуть, если свернуть вообще можно.