Горький шоколад 2. Из пепла - Ульяна Жигалова

В этот вечер Макс выпил больше обычного, и разозлился на замечание девушки, что он относится к Нику как раб к хозяину.

– Да что ты можешь понимать про нас, ты, домашняя девочка, которую растили мама и папа, баловали и спать укладывали под сказочку? А мы – детдомовские, у нас пап и мам не было, знаешь, что такое детский дом? Во что превращаются дети живущие там? Это волчата, и далеко не безобидные. Ник стал для нас всех старшим братом, хотя по возрасту он и не старше меня. Когда он к нам пришел, в комнате нас жило семь таких же сопливых пацанят, по шесть-семь лет. Ник был восьмым, восемь железных кроватей, ободранные тумбочки, казенное серое белье.

Все думают, что самое страшное, это голод, отсутствие красивой одежды. Нет, это не самое страшное, еда была, ее хватало. Пусть невкусная, но достаточно, раз в неделю – выход в кинотеатр, одежду тоже какую-то выдавали. Самое страшное – насилие. Когда уходили воспитатели, дети оставались один на один друг с другом. Отбирали конфеты, их следовало сохранить до вечера, и откупиться от гиен. Детей били, издевались за просто так, потому что сильнее. И парни постарше насиловали детей. Да, всех детей, не только девочек.

Где-то через пяток дней, после того как Ник к нам пришел, изнасиловали пацана – ему было лет восемь, я помню, как он лежал лицом в подушку, от стыда не показывая лица, и не разрешил нам говорить воспитке о случившемся. Через день у него начался сепсис, тот насильник был здоровый парняга, лет 16-ти, а весил все сто килограмм, наверное. Он порвал пацану все внутренности, и пацана не спасли, потому что мы тоже промолчали.

Тогда Ник всю ночь раскачивал изголовье железной кровати, отогнул поперечину и вытащил металлический вертикальный стержень. Он держал его под матрасом, на ночь возле двери мы ставили стул, чтобы проснуться, если полезут к нам. Однажды ночью они пришли – банда пятнадцатилетних насильников с подпевалами, первый же кто просунул руку отодвинуть стул, получил прутом по пальцам. Ник сломал ему все пальцы, и тот побоялся сознаться, кто его ударил и за что. С тех пор у него было прозвище – Бешеный Ник. Мы ходили все вместе, нас пытались подкараулить на лестнице, затащить в темный закуток – Ник бросался в драку первым, и мы вставали за его спиной. Мы кусались, царапались, пинали куда достанем. Два месяца мы выдерживали осаду, потом нас оставили в покое.

В свободное время Ник ходил в спортзал на первом этаже, тренировал выносливость, прыгал, бегал, лазил по канату. Сперва мы просто ходили за компанию, потом начали тренироваться тоже. Потом он затащил нас на секцию при школе, мы стали заниматься дзюдо, уже с нормальным тренером. Он таскал нас в тир стрелять, в секцию бокса, мы бегали в парке. Единственное, чего Ник не мог терпеть – слёз и воровства.

Уже в тринадцать лет он был главарем детской банды, не знаю, как назвать иначе, и держал весь детский дом. Причем боссом он был жестким – спорт, учеба, хоть тройку, но ты должен был получить. Воспитатели и директор его обожали – дисциплина железная, все дети занимаются спортом, успеваемость подтянули. И с тех пор в детском доме не было насилия… Да, девочки спали с парнями – но только по согласию, пацанов не трогал никто. Ник девок презирал, называл их «детдомовскими давалками», и с ними не спал никогда. «Чистые» девочки в школе с нами не дружили, поэтому его первая любовь была уже в колледже.

Девчонка, сирота как мы, но жила с бабушкой, тонкая бледная моль, но что-то в ней Ник нашел. После первого курса нас забрали в армию, а эта дура оказалась беременной. Никому не сказав, очень боясь своей бабушки, она пошла с нашими дурами на криминальный аборт. Умерла от потери крови. С тех пор Ник не любил никого, нет, бабы были конечно, он же живой. Вешались они на него пачками, но больше пары месяцев он ни с кем не встречался.

Когда он привел тебя, ты была похожа на его бледную моль. Я видел, но он сам не понимал, что влюбился в тебя, он как с нами в детдоме – жесткими методами воспитывал тебя, гнул под себя.

– И как же он стал криминальным авторитетом? От детдома это далеко, и от Ника Робин Гуда тоже.

– А это уже другая история, когда мы вернулись из армии, страна лежала в разрухе, разгар девяностых. Это у тебя был дом, родители, а у нас ничего. Дэн и здесь нас вытянул, мы в бойцах недолго бегали, через год у нас уже шиномонтажка с автомойкой была. Ник ее в карты выиграл, все наши там жили, на втором этаже. Потом была война авторитетов, ну так получилось, что помог Ник одному крутому. Потому его никогда не трогали, он сам по себе, ни под кем не ходил. Он постоять за себя мог, но силой не любил, больше хитростью, ну тебе ли не знать.

– А что стало с тем бандитом, что сжег его тогда в Москве? Не поверю, что вы не отомстили. – Ксения помнила, что за компромат был и как они его добыли.

– Дяденька убежать не успел. Он в свое время общак у урок спер, потом переобулся и в бизнес, еще в депутаты залез. Кому надо, получили все документы в тот же день, дядя не знал про новые технологии. Ник должен был вернуться и отменить отправку электронной почты. Раз не вернулся, компромат ушел кому надо. Говорят, дядька перед урками на коленях стоял, руку ему правую отрезали живьем…

– Все! Избавь меня от кровавых подробностей! – Ксения ушла к себе, и еще долго перед глазами её стояли эти маленькие озлобленные пацаны, защищавшие свою жизнь, и как бы это грубо не звучало – задницу, с железными прутьями в руках. Ей стало жаль Ника, его жизнь была вечной борьбой, откуда там могла быть любовь и доброта? И тем не менее, он следил за её жизнью, пришел на помощь. С этого дня Ксения стала относится к Нику немного по-другому. Он уже не казался ей монстром, и неожиданно прошел страх.

Глава 5. Новое имя, новая жизнь

На следующий день, после позднего обеда Ник пригласил их вместе с Максом к себе в кабинет. Когда Ксения попыталась поблагодарить его за подарки, он остановил ее жестом. Макс толкнул её