Хомо пипогенус эректус - Гюнтер Браун

Ирреверзиблус, а уж тем более Радарро и различные комиссии, которые тот возглавлял, не могли знать содержание обучения в облаках. Настораживало то, что А.П. ни разу не представил учебный план на утверждение. Самолеты, воздушные шары, летающие суда, которые запускал Радарро и на которых иногда поднимался сам (несмотря на подагру, астму и камни в мочевом пузыре) с целью хоть что-нибудь понять в этом учебном процессе, возвращались обратно, не принося никаких существенных сведений. На магнитофонах были записаны только писк и щебет.

Разумеется, нельзя не согласиться с критиками этого метода, утверждавшими, что вовсе не надо было подниматься в воздух на громоздких аппаратах. Без всяких усилий можно было бы записать звуки этих образовательных курсов с помощью радиоволн. Но, по словам Радарро, «мы хотели однозначно продемонстрировать, что мы — существа, тоже способные летать, пусть и не за счет собственных крыльев, но благодаря нашему творческому духу!».

Расшифровка писка и щебета затягивалась. Ирреверзиблус целые недели проводил перед магнитофонами, пытаясь их понять. Он пускал ленту на замедленной скорости, чтобы выделить отдельные звуковые блоки, установить, походят ли они на какой-либо человеческий язык.

Радарро нашел его в лаборатории — тот сидел на полу сгорбившись, в белом халате, будто скрывая пару крыльев за плечами. И с заметным усилием извергал писк и щебет…

Радарро пришлось хорошенько его встряхнуть, чтобы привлечь к себе внимание.

— Повторите-ка за мной эти звуки! — обратился к нему Ирреверзиблус. Может, вы установите, на какой человеческий язык они похожи?

— Вряд ли, — отвечал Радарро. — На мой взгляд, самое лучшее было бы, если бы мы взяли да схватили вашего умника Августа Пипогенуса, когда он спустится в этот дом и уснет. Связали бы его хорошенько, расспросили бы о значении этих звуков. А не ответил бы, можно было бы немного поморить его голодом и жаждой или пригрозить подрезать сухожилия на крыльях — ему и всем другим пило, — а если и тогда не ответил бы, мы бы это и сделали…

— Никогда! — возмущенно воскликнул Ирреверзиблус. (Радарро показалось, будто белый халат профессора вздувается и Ирреверзиблус вот-вот взлетит.) — Подобные действия в высшей степени аморальны! Как можете вы, Радарро, делать такие предложения? Это ведь живые организмы, чью самобытность мы можем разрушить.

— А не было так же аморально превращать пипогиго, который естественным образом, самобытно возник в горах Альфа, в хомо пипогенуса эректуса? Ваша совесть при этом ничего вам не говорила?

Ирреверзиблус проникновенно и печально посмотрел на Радарро.

— А разве не вы дали мне на это миллиарды?

Радарро снова почудилось в нем что-то дьявольское. Печальный сатана, который уже в сотый раз видит, как заказчик вдруг является к нему с угрызениями совести…

— И разве не было аморально и непоследовательно оставить Пипогенусу крылья вместо того, чтобы лишить его их? Он стал бы тогда более похож на человека и мог бы легче влиться в человеческое общество.

— То, что у него есть крылья, и составляет необыкновенную выгоду применения Пипогенуса и его потомков. До сих пор нам ни разу не приходилось, отправляя пипо куда-либо, затрачивать какие-то средства передвижения. У них — свой собственный биологический транспорт. Информация, которую они передавали нам, часто доставлялась быстрее и надежнее, чем по электронному пути, который подвержен различным нарушениям. Я отказываюсь вас понимать, Радарро!

— Но положение изменилось. Нам необходимо знать, что они там, наверху, затевают.

— Мы скоро это узнаем. Нужно только почаще воспроизводить их звуки я привлеку к этому Тео Коммунициуса, известного языковеда…

— Тогда уж поскорее, пожалуйста, — горько сказал Радарро.

В следующий раз он застал Ирреверзиблуса и Коммунициуса в белых халатах, вздутых на спине, будто под ними были сложенные крылья. Сидя на корточках перед магнитофоном, они пищали, щебетали и время от времени издавали пронзительные вопли.

— Ну, так ничего и не обнаружили? — резко спросил он.

— Напротив, — ответил Коммунициус, — мне как раз кажется, что при некоторых системах звуков речь идет о вербализации и ороговении некоторых человеческих языковых элементов, которые, возможно, отвечают склонности Пипогенусов к лаконизму.

— О боже! — воскликнул Радарро.

— Излишняя поспешность только повредила бы делу, — продолжал Коммунициус. — Но для того, чтобы повысить вероятность более скорых результатов, я предлагаю привлечь к этому большую группу молодых ученых.

Посетив в следующий раз Ирреверзиблуса и Коммунициуса, Радарро увидел их в окружении людей в белых халатах, имитирующих птичьи крики. Они сидели на корточках на полу, совершенно его не замечая. Даже потряхивание и удары не смогли вывести их из этого состояния.

Тогда Радарро позвал психиатра Алеуса. Тот оглядел собрание в белых одеяниях и ничего не сказал. Он терпеть не мог Радарро.

— Они несколько перенапряглись, — констатировал он. — Я пропишу им парочку канистр сонного сока. И тогда они с новыми силами смогут приняться за расшифровку птичьего языка.

— Но это же чушь! — сказал Радарро. — Эти ученые никогда ничего не добьются таким способом.

— А вы-то сами пробовали повторить эти звуки?

— Постараюсь этого избежать, — отвечал Радарро. — Иначе потом я буду сидеть здесь точно так же. А я пока в здравом уме.

«Именно поэтому я тебя и ненавижу», — подумал Алеус. Он чувствовал, как в груди его поднимается желание самому повторять птичьи звуки. Ему казалось, будто какая-то неведомая сила тянет его к полу, и ему пришлось даже присесть на корточки.

— Я сам поставлю опыт. Я выясню, правда ли все это или просто чушь.

У Радарро выступил на лбу холодный пот. «Меня вы не заставите этого делать!» Он уже собрался выйти из дома, когда за окном захлопали крылья.

В прихожей возник Август Пипогенус. Волосы его растрепал ветер, а крылья он уже тактично спрятал под домашним костюмом. Ведь обычно свое превосходство открыто не показывают, покуда в этом нет нужды. Пододвинув Радарро, который на одеревенелых ногах пытался удалиться, кресло, он проследил, как тот беспомощно в него опустился, и сказал:

— Я рад, что вы пришли ко мне именно сейчас. — А.П. вытащил тонкую белую трубку из кармана. — Если позволите, я сделаю пару затяжек — может, вы ко мне присоединитесь? Или хотите что-нибудь выпить? У нас есть повод отпраздновать.

— Какой такой повод?

— Только что успешно завершилось обучение первого поколения зарожденных мною хоминес пипогини.