Радикальная война: данные, внимание и контроль в XXI веке (ЛП) - Форд Мэтью

Датафикация возникает из процессов партисипативного наблюдения (см. Приложение). Если кто-то владеет смартфоном или подключенным устройством, его просят зарегистрировать его у своего оператора связи. В результате мгновенно создается профиль, который является первым шагом к тому, чтобы стать цифровой личностью. Люди могут создавать несколько учетных записей. Следовательно, вполне возможно, что цифровых личностей в мире больше, чем реальных людей. Люди охотно становятся цифровыми личностями, потому что получают доступ к товарам и услугам, которые иначе были бы им недоступны. Компромисс заключается в обмене информацией, которую люди предоставляют о себе: местоположение, история поиска, личность, сексуальность, контакты, личные отношения и так далее. Это облегчает новые информационные траектории, которые изменили современные отношения власти между людьми, технологиями и их опытом работы.

Учитывая, что эти информационные траектории в значительной степени невидимы, трудно и долго осознавать все виды и объемы личной информации, которая собирается, хранится и распространяется о нашей повседневной жизни. Совместное использование данных дает множество преимуществ. Восстановление контроля над этими данными и восстановление неприкосновенности частной жизни цифрового человека чревато потерей доступа к формам цифровой коммуникации и повседневным услугам, которые сегодня считаются само собой разумеющимися. Это связано с тем, что те, кто собирает, управляет и анализирует данные, вряд ли откажутся от своего места на рынке и, если их принудит к этому законодательство, будут склонны перенести свои центры обработки данных в места, неподконтрольные регуляторам. Таким образом, повсеместно сложилось состояние покорности по отношению к повальной информатизации самого себя, когда соображения конфиденциальности отодвигаются на второй план ради удобства.

Параллельно технологи разрабатывают устройства и веб-платформы, специально предназначенные для привлечения внимания и удержания людей в онлайн-среде. Например, социальные сети спроектированы таким образом, чтобы создавать возможности для жарких и эмоциональных дискуссий. Это способствует поляризации политического дискурса и может нанести вред психическому здоровью людей. Действительно, как отмечает разоблачитель Facebook Фрэнсис Хауген, "Facebook усиливает ненависть". Задействовать чувства - вот явное стремление инженера-программиста. Платформы социальных сетей должны быть "липкими". Они должны питать наши чувства и побуждать нас отдавать цифровому миру больше себя, чем мы могли бы отдать друзьям или семье. Таким образом, социальные сети предлагают как вектор для общения, так и средства, с помощью которых участники предаются своим чувствам, даже если они предоставляют ключевую информацию для отслеживания, которая может быть использована в коммерческих и военных целях.

В этом отношении война и медиа слились с повседневным опытом. Как писали Эндрю Хоскинс и Бен О'Лафлин более десяти лет назад, "планирование, ведение и последствия военных действий не остаются за пределами СМИ" (Hoskins and O'Loughlin 2010, p. 5). И все же за прошедшие годы трансформации медиа и коммуникационного контента, инфраструктур и практик мы стали свидетелями появления Радикальной войны. Парадоксально, но чистый результат этого десятилетия изменений в медиа и коммуникации - это одновременно и прояснение, и искажение нашей оценки войны. С одной стороны, интернет предоставляет больше информации о войне, чем мы когда-либо знали. С другой стороны, даже несмотря на то, что новые технологии обеспечивают связь, современный опыт настолько перенасыщен данными, что разобраться во всем этом практически невозможно (Weinberger 2011).

Слишком большой объем информации - явление не новое. Всегда существовал ряд социальных фильтров, позволяющих справиться с этой проблемой. Они представлены в виде личных сетей, которые помогают определить, что становится известным, а что игнорируется. Однако в онлайн-среде фильтры, отсеивающие нужную информацию от нежелательной, работают через меню и галочки. Они запускают алгоритмы, которые фильтруют информацию вперед, выводя желаемые результаты на передний план онлайн-поиска, в то время как другие точки данных остаются доступными, но уходят на задний план (Weinberger 2011).

Дело не только в том, что подключенные устройства, такие как смартфон, выступают в роли гиперподключенных цифровых трекеров. Дело скорее в том, что они создают архив прошлой активности, который является постоянно доступным ресурсом для государств и компаний, владеющих и управляющих современными цифровыми инфраструктурами и сетями. То, что их можно мобилизовать в один момент, было наглядно продемонстрировано во время глобальной пандемии COVID-19. Данные со смартфонов использовались для создания и обработки баз данных, часто во имя "самодиагностики" или мониторинга перемещений известных пациентов, чтобы помочь контролировать распространение вируса. Например, как объясняет специалист по кибербезопасности Зак Доффман:

Наши телефоны - это фронт-энд для абсолютного богатства данных, которые можно собирать и добывать. Ваш телефон знает, куда вы ходите, да, но он также знает, кого вы знаете, с кем разговариваете и как часто. Если я добавлю данные о местонахождении телефона к информации о том, кого вы знаете, и посмотрю, где эти люди могут находиться, я создам набор данных, который обеспечит карту вероятных контактов. А вероятный контакт означает возможное заражение. И я могу пойти гораздо дальше, создавая и манипулируя этим набором данных, используя только метаданные.

В Китае, например, средства массового наблюдения использовались как для подавления гнева по поводу того, как правительство справилось с кризисом COVID-19, так и для обеспечения соблюдения карантинных мер. Однако именно последнее, сдерживание вспышки заболевания, дает повод для ускорения массового сбора персональных данных, как части захвата данных для отслеживания людей, что легко может стать нормой после окончания кризиса. В Израиле технологии, обычно используемые для борьбы с терроризмом и отслеживающие граждан с помощью геолокации их мобильных телефонов, применяются для обеспечения карантина, чтобы проверять передвижения зараженных и тех, кто находится поблизости от них. Тем временем Центры по контролю и профилактике заболеваний США (CDC) обратились к данным, предоставляемым индустрией мобильной рекламы через такие приложения, как карты и погодные сервисы, чтобы проанализировать перемещения населения в разгар пандемии. В то время как в Великобритании для анализа тенденций изменения местоположения в целях борьбы с кризисом используются анонимизированные и агрегированные данные, в США ЦКЗ получил данные, которые псевдонимизированы, но не агрегированы. Как объясняет специалист по изучению данных доктор Ив-Александр де Монтжуа:

Исходные данные псевдонимизированы, однако повторно идентифицировать человека довольно просто. Зная, где человек находился, можно в 95 % случаев повторно идентифицировать его, используя данные мобильного телефона. Таким образом, возникает проблема конфиденциальности: вам нужно обрабатывать псевдонимизированные данные, но псевдонимизированные данные могут быть повторно идентифицированы.

Таким образом, цифровой архив стал эпицентром Радикальной войны, местом, где индивиды оказываются втянутыми в мириады потенциально неограниченных манипуляций с данными. Ключевым измерением этой "неограниченной" уязвимости является само время, поскольку именно потенциал смыслового воздействия на данные придает войне радикальную неопределенность. Поражает легкость, с которой миллионы людей из разных стран мира оказались под наблюдением с помощью смартфонов во имя соблюдения карантинных правил или понимания распространения COVID-19. Это показывает, как партисипативное наблюдение укореняется в набирающей силу информатизации обыденности: чем привычнее становится использование смартфонов, тем меньше люди воспринимают угрозы, исходящие от цифровой жизни. Однако данные, собираемые и собираемые в ходе совместного наблюдения, потенциально имеют неограниченное будущее применение для идентификации и преследования людей. Это способствует накоплению рисков и тревог, порождаемых радикальной войной.