Тиски - Олег Маловичко

– Денис.

– Сергей, – отвечаю я.

Мать Дениса работала в этой же школе, училкой музыки. На переменке Денис познакомил меня со своим другом из параллельного класса – щупленьким хитроватым пацанчиком, Женькой Кротовым.

Я был толстым парнем. Я и сейчас не трость, колеблемая ветром, но тогда я был реальным Винни-Пухом. По логике, я должен был стать таким классным добряком, который, типа, не замечает того, что он толстый, и единственная задача в его жизни – развеселить товарищей удачной шуткой. Нет, в принципе я был не против играть эту роль, она далеко не самая худшая. Но хрен у меня прокатило. Меня побили в первый же вечер. Тот самый пацан, который извинялся в классе. Он и его друзья гнали меня через стадион дальше, к пятакам. Скорость моего бега, в силу габаритов, была далека от крейсерской, тяжелый ранец и болтающаяся в руке сумка со сменкой тоже темпа не прибавляли, и тем не менее мне долго удавалось держать дистанцию между собой и обидчиками. Суть их коварного замысла дошла до меня позже, когда из небольшого парка, населенного мамашами с колясками и собачниками, я вылетел прямо на гаражи, в ста метрах от которых выстроились в ряд шесть наполненных доверху ржавых мусорных контейнеров.

Со временем это стало традицией, приобретшей очертания ритуала. Сначала меня гнали – и я всякий раз бежал, в тщетной попытке уйти, а после, догнав, устраивали пятый угол, перепасовываясь моей тушкой по кругу, и только потом, финальным аккордом, забрасывали в контейнер.

Я до сих пор помню этот запах.

Когда мне надоело чистить школьную курточку от приставшей к ней грязи и слизи, а приходя домой – запираться в своей комнате и тихо реветь там, не открывая на стук матери и просьбы отца, я записался на бокс.

Первый месяц тренер не выпускал в ринг малышей. Мы отжимались от пола, бегали вокруг зала, подтягивались на перекладине, качали пресс и до одури лупили грушу, обучаясь пока не столько удару, сколько правильному дыханию и грамотной работе ног, бросая взгляды в центр зала, где за канатами шел настоящий бокс. Там, в этом взрослом движении, раздавались смачные хлопки перчатки о лапу, о защитный шлем, о корпус спарринг-партнера, а до нас долетали капли пота и выскочившие изо рта боксеров капы.

Ты становишься боксером не в тот момент, когда оплачиваешь занятия. И даже не тогда, когда тебя впервые после шестинедельной муштры выпускают в ринг против такого же несмышленыша. Главным знаком того, что бокс пустил в тебе корни, становится момент, когда ты приходишь в спортзал, переодеваешься, выходишь из раздевалки и тебе нравится этот запах, в котором сплелись пот и лежалые маты, резина и сталь, и ты начинаешь чувствовать себя дома.

Не стоит ожидать истории о том, как в один из вечеров я перестал убегать и отметелил своих обидчиков. Не все так просто. Меня по-прежнему гоняли, играли мною в пятый угол и зашвыривали в мусорный бак. Но теперь я стал драться. Сначала я жалел об этом – разозленные отпором, они били меня вдвое крепче, и к ссадинам и синякам теперь прибавились разбитые губы и расквашенный нос, благо для матери я мог списывать все на последствия тренировок.

Но постепенно мои удары набирали мощь, и противникам становилось все труднее справиться со мной. Их набеги сократились, и я возвращался домой спокойнее.

Я мог бы подкараулить их по одному и отомстить за свои обиды каждому. Но это не принесло бы толку – на следующий день, объединившись, они снова заставили бы меня почувствовать запах помоев.

Поэтому я затеял драку в школе, на перемене. Я нарочно выбрал самого сильного из их компании, шестиклассника, которому я, встав на цыпочки, с трудом достал бы до подбородка. Звонок прервал нашу потасовку, но здесь школьные правила работали на меня – любой неоконченный спор разрешался в драке один на один после уроков, за трансформаторной будкой.

Никакой бокс не научит тебя уличной драке. Ты ­можешь провести сколько угодно часов за тренировками, качая мышцы и колотя грушу, но все твои знания будут бесполезны без интуитивного понимания уличного единоборства.

Меня побили в этот вечер. Как и в два последующих. Но я учился. Я по крупице усваивал законы движения противников. Каждый пропущенный удар указывал на мою ошибку и давал знание, как избежать следу­ющего.

Самая дорогая в жизни вещь дается нам бесплатно – это опыт. Так сказал кто-то из великих, не помню, кажется, Мухаммед Али.

К концу шестого класса я обрел репутацию первого школьного драчуна. Мои противники, купавшие меня в мусорных баках, давно были повержены и забыты, но я попал в другой круг. Теперь на мне пытались утвердиться все выскочки, желавшие доказать свою крутость. И я дрался и дрался на школьном дворе, позади трансформаторной будки.

Я понял, что бокс и драка – разные вещи. Как спорт и жизнь.

– А твои друзья? – спрашивает Симка. – Денис и Крот? Почему они тебе сразу не помогли?

– Я сам просил их не вмешиваться. Это ведь мой батя работает на мусорке. Они хотели, но я не разрешил. Это было моим делом.

– О чем ты мечтаешь? – спрашивает она, чтобы перевести тему.

Мне легко с Симкой, и я рассказываю ей то, что держал в тайне даже от своих лучших друзей, опасаясь, что Крот засмеет.

– Хочу поступить. В Москве есть заочный гуманитарный университет, – рассказываю я. – Смотри: поступить и за первый семестр – пятьсот баков, дальше, если экзамен сдашь нормально, – по триста баков за семестр.

– А ты сдашь? – интересуется она.

– Конечно. Они высылали тест, я набрал восемьсот два из тысячи возможных.

– И кем ты станешь, когда закончишь?

– Учителем, – отвечаю я и смеюсь. Она сказала «когда» вместо «если». И в эту секунду я понял, что поступлю и получу диплом. Просто потому, что рассказал ей. – Знаешь, с учителями какая-то теория заговора кругом. В книжках они – чуть ли не боги, наставники, туда-сюда, а в школе у нас были только затюканные неудачники. А учить – это интересно. Я хочу учить детей.

Мы прощаемся с Симкой у ее дома. Она обнимает меня, и я нахожу губами ее губы.

Я возвращаюсь к машине, чтобы успеть ответить на вызов рации. Так и знал, авария на Комсомольской. На вопрос о жмурах диспетчер неуверенно тянет – вроде бы есть.

Я еду по опустевшей ночной улице и, несмотря на то, что впереди меня ждет противная и грязная работа, улыбаюсь. День выдался не таким уж плохим. Я провел вечер с Симкой, а Крот подогнал вариант, который поможет мне оплатить учебу, и тогда, возможно, я вырвусь из этого болота.

На следующий день, ближе к вечеру, мы втроем идем в спортзал. Я завязал с серьезными тренировками полгода назад, когда устроился на работу. Теперь я нахожу время только для двух силовых тренировок в неделю, да время от времени спаррингуюсь с молодыми пацанами, чтобы совсем не утратить навыки боя.

Когда качаюсь, я чувствую себя чистым. Я заканчиваю четвертый подход на бицепсы, и мои мышцы наливаются приятной тяжестью. Стараясь не терять времени, я сажусь на скамью, вытягиваю руки вперед и хватаю гриф. Сорок килограммов, четыре подхода по двенадцать раз, поехали! В зеркало мне видны вздувающиеся на моей шее жилы, и дурачащийся со штангой Крот. Он делает упражнение или, вернее, делает вид, что делает упражнение на грудь, отжимая штангу. Когда он начинает выпрямлять руки вверх, к скамье подходит Денис и, схватившись за гриф, прижимает его к горлу Крота.

– Бабки давай, Крот, – слышу я его слова, – бабки давай или удавлю.

– Отпусти, придурок, – вьется Крот, которому гриф передавил горло, – отпусти!

Чтобы не засмеяться, я снова смотрю на свои мускулы и поднимаю, поднимаю, поднимаю штангу. Не двигать локтями, возврат контролируемый. Возвратившись к друзьям, я захватываю конец их разговора.

– Я сам сейчас по нолям, но есть одна тема, – говорит Крот, понизив голос и стреляя глазами по сторонам. – Справимся за пять минут, по пятьсот баксов на рыло. Вечером сегодня. Ты как?

Вот такой он, Крот. Человек с планом. Нет, понятно, что, скажи он Дэну открытым текстом о том, что мы задумали, – Дэн нас пошлет не моргнув глазом. И будет прав, на фиг ему это надо, такому красавцу.

Но Дэн соглашается.

КРОТ

Ленка – просто ураган. Баб у меня было много, но такую я встретил впервые. Она отличается от всех этих тупых малолеток. Мы расстались уже часа два как, но я по-прежнему ощущаю ее запах на своих руках и губах. Иногда, чтобы не видели Дэн и Пуля, я даже подношу пальцы к лицу, зажмуриваю глаза и заново прокручиваю сегодняшний вечер с Ленкой.

Вся кабина Пулиного эвакуатора увешана фотками Роя Джонса-младшего. Когда я открываю глаза, вместо Ленки моему взору предстает улыбающаяся физиономия Роя и его перекачанный торс, увешанный блестящими чемпионскими цацками. Пуля, способный сказать подряд больше трех слов только по теме бокса, как раз тараторит:

– Это не бой был, а конец эпохи. Причем он же его не на технике сделал и не на классе. Один удар! И величайший боксер современности – на полу! Я, бля, решил – с зарплаты татуху набью. На плече. Рой – и пояс чемпионский. А Тарвера на жопе выбью.