В тропики за животными - Дэвид Эттенборо

—  Ну как, парни,— прошептал Тайни,— видите что-нибудь интересное?

Мы с Чарльзом жестами выразили свое восхищение.

—  Ладно, больше я вам тут не нужен,— заключил он.— Пойду домой, позавтракаю. Счастливо! — И он бесшумно пополз обратно, а мы снова прильнули к амбразуре в зеленой стене. В стае были цапли двух видов: большая белая и снежная. То тут, то там среди цапель вспыхивали кратковременные перепалки, и в бинокль было видно, как у них на макушке поднимается изящный хохолок. Время от времени какая-нибудь пара вдруг взмывала вертикально вверх. Птицы на взлете неистово помогали себе шеей, а затем внезапно садились обратно.

У дальнего края озера мы различили несколько долговязых ябиру, возвышавшихся над всеми остальными птицами. Их черные лысые головы и ярко-красные морщинистые отвислые шеи резко выделялись среди снежной белизны цапель. Поодаль, на мелководье, расположились сотни уток. Одни, как на параде, держали ровную, затылок в затылок, линию, другие бороздили поверхность озера легкой эскадрой. Недалеко от нас по плавающим листьям гиацинтов осторожно ходила якана. Ее движения напоминали походку человека в снегоступах: чрезвычайно длинные пальцы ложились сразу на несколько растений, благодаря чему она легко держалась на поверхности.

Но очаровательнее всех были четыре краснокрылые американские колпицы. Они деловито вышагивали по мелководью всего в нескольких метрах от нас, щелоча клювом жидкий ил в поисках мелкой живности. Их сказочно прекрасное оперение мягко переливалось нежнейшими оттенками розового цвета. Каждую минуту колпицы поднимали голову и внимательно осматривались. Тогда был виден их клюв, на конце преобразованный в плоскую тарелочку, придававшую этим птицам слегка комичный вид, не соответствующий общей грации и красоте их тела.

Мы установили камеру, чтобы запечатлеть эту великолепную сцену, но, куда бы мы ни направляли объектив, всюду оказывался какой-нибудь кустик, портивший весь вид. Посоветовавшись шепотом, мы решили пойти на риск и переползти на несколько метров вперед, где можно было хорошо расположиться под одним из кустов. Только бы добраться туда, не испугав птиц, а уж оттуда мы увидим их всех: и уток, и цапель, и ябиру, и колпиц.

С чрезвычайными предосторожностями мы расширили смотровое отверстие в зеленой стене и, толкая камеру впереди себя, медленно поползли сквозь траву друг за другом. Вот и куст. Плавными движениями, чтобы, не дай бог, не потревожить птиц, мы установили треногу и привинтили к ней камеру. Чарльз уже нацелился было на колпиц, когда я тронул его за руку.

— Посмотри налево,— прошептал я.

Там, у дальнего края озера, шлепая по мелководью, показалось стадо коров. Я был уверен, что это неожиданное вторжение испугает колпиц, но те не обратили на стадо никакого внимания. Коровы, мотая головами, шумно направлялись в нашу сторону. Впереди вышагивала предводительница. Вот она остановилась, задрала морду и втянула воздух. Все стадо послушно замерло. Приняв решение, предводительница целеустремленно двинулась прямо на наш маленький куст. Не дойдя до нас полутора десятков метров, она снова остановилась, замычала и ударила копытом. «Скотина,— подумал я,— ничего общего с нашими милыми гернзейскими коровками». Предводительница опять замычала, на этот раз нетерпеливо, и нацелила рога прямо на нас. Мне стало неуютно под чахлым кустиком: если это домашнее животное решится на атаку, то последствия будут как от натиска парового катка.

—   Если она пойдет в атаку,— прошептал я нервно,— она нам, знаешь ли, всех птиц распугает.

—   Кроме того, она может попортить камеру, а заодно и нас,— также шепотом добавил Чарльз.

—   Ты не думаешь, что нам лучше было бы отступить,— сказал я, не спуская глаз с коровы. Именно так Чарльз и думал: он уже ползком пробирался к нашему колючему убежищу, толкая камеру перед собой.

Мы снова устроились в кустах, чувствуя себя довольно глупо. Добраться до Южной Америки, где ходят живые ягуары, ползают ядовитые змеи и плавают рыбы-каннибалы,— и испугаться коровы! Не позор ли?! Закурив, мы стали уговаривать себя, что сейчас именно тот случай, когда предусмотрительность — лучшее проявление доблести, ибо речь идет о целости и сохранности нашего киносъемочного оборудования.

Через десять минут мы решили посмотреть, не убрались ли коровы. Нет, стоят по-прежнему, но, пока мы лежим в кустах, они не обращают на нас никакого внимания. Чарльз пригляделся к шевелившемуся под ветром пучку травы. Ветер изменился и дул теперь от коров, то есть благоприятствовал нам. Ободренные, мы снова переползли к кустику и опять установили свои камеры. В течение следующих двух часов мы лежали под кустом, снимая цапель и колпиц. Мы зафиксировали на пленку драматический эпизод в мире пернатых. Два грифа нашли на берегу рыбью голову, но прилетевший орел отогнал их от добычи. Грифы не сдавались, нападая на обидчика, и тот, в конце концов, вынужден был улететь, но рыбью голову прихватил с собой. В разгар наших съемок коровы шумно протопали обратно в саванну.

—  Представь, какая потрясающая выйдет сцена, если все птицы взлетят,— прошептал я Чарльзу.— Давай попробуем: ты вылезай из-под куста, я выскочу с другой стороны, а когда они взлетят, ты вставай и снимай их на фоне неба.

С величайшими предосторожностями, двигаясь, как черепаха, Чарльз выполз из-под куста и скрючился перед ним, вцепившись в камеру.

—  Внимание, пошел! — прошептал я мелодраматически и с воплем выскочил из куста, размахивая руками. На цапель это не произвело ни малейшего впечатления. Я бил в ладоши и кричал, но цапли не реагировали. Ситуация была нелепой. Все утро мы с бесконечными предосторожностями крались через кусты, позволяя себе лишь тишайший шепот, чтобы ничем не потревожить этих, как мы полагали, пугливых птиц. И вот, пожалуйста... Стоим, кричим, а они не обращают на нас никакого внимания, и наше охотничье поведение было совершенно ни к чему. Я громко рассмеялся и побежал к краю озера. В конце концов те утки, что были поблизости, взлетели. Их примеру последовали цапли, а затем и вся стая мощной белой волной отделилась от поверхности озера, поднялась в воздух, и птичий гомон разнесся над покрытой рябью водой.

Вернувшись в Каранамбо, мы признались Тайни, что испугались коров. Он засмеялся.

—  Да,— сказал он,— эти создания действительно бывают иногда немного своенравны. Мне и самому случалось бегать от них.

Мы облегченно вздохнули, почувствовав, что наша репутация не испорчена безвозвратно.

На следующий день Тайни пригласил нас спуститься к берегу Рупунуни. Там он показал нам целый ряд дыр, глубоко уходивших в мягкую туфообразную породу. Он бросил камешек в одно из этих отверстий, и мы услышали какой-то глухой булькающий звук, эхом донесшийся со дна.