Поверить Кассандре - Константин Жемер

– Стреляйте так! – вяло отмахнулся Крыжановский. – Мне в последний миг угодно смотреть не на вас, а на то, что мило сердцу… И на то, чему я всю жизнь служил.

Последнее заявление касалось фигуры Правосудия, каковая после памятного наказания до сих пор сиротливо обреталась на подоконнике.

– Нет уж, повернитесь!

– Извольте! – согласился Сергей Ефимович.

– Из искры возгорится пламя!!! – торжествующе крикнул убийца, взводя курок.

Но совершить это простое действие ему следовало раньше, и на финальную фразу время тратить не стоило, ведь не на подмостках, как никак! Вот и вышло, что тяжёлая статуэтка Правосудия, пущенная рукой Крыжановского, опередив бесцельно грянувший выстрел, попала террористу в лоб.

Получилось не хуже, чем у Герочки с тётушкой, только плясать и хлопать в ладоши его превосходительство не стал, а вместо этого хищной птицей ринулся к повалившемуся на пол горе-палачу и вырвал из руки пистолет.

«Дешёвая игрушка, ценой в два рубля, из тех, что пачками штампует товарищество «Слава». На её ношение даже разрешения не требуется», – с презрением подумал Крыжановский, а сам, тем временем, словно мифический орёл, богами посланный клевать нутро титану Прометею, вырвал у жертвы Правосудия из-под сюртука длинную кишку подтяжек, коей тут же весьма ловко связал несчастному руки.

Фокус с подтяжками в своё время изобрёл бывалый полицейский пристав из Вильно по фамилии Нефёдов. С прежних пор изобретение нисколько не утратило прикладного значения и некоторой, так сказать, зрелищности. Последнее в полной мере проявилось, когда на звук выстрела в кабинет вбежала Мария Ипполитовна. Поверженный Прометей аккурат в этот момент изловчился вскочить на ноги – брюки, лишённые подтяжек, подчиняясь закону всемирного тяготения, возьми да упади, отчего открылись для всеобщего обозрения не первой свежести подштанники.

Госпожа Крыжановская вскрикнула и чуть не лишилась чувств.

– Пустое, Мари, ничего страшного не произошло, – трясясь от пережитого волнения, поспешил успокоить жену Крыжановский. – Меня тут пытались жизни решить, но всё уже позади – террорист нынче жидкий пошёл, комедиант, а не террорист.

Вслед за хозяйкой дома, в кабинет пожаловали гости и домочадцы – так, что места совершенно не осталось, и только вокруг пойманного преступника сохранился небольшой круг отчуждения.

– Это что за Чарли Чаплин? – громогласно высказал всеобщее недоумение изрядно хмельной господин Щербатский. – Дело происходит не в спальне, следовательно, он не любовник, коего достали из шкафа! Тогда – кто же?!

Мария Ипполитовна снова вскрикнула, на этот раз с негодованием, а террорист-неудачник жалобно взмолился:

– Верните пистолет и дайте застрелиться… Право, жизнь моя отныне кончена!

– Хватит сцен! – скривился Крыжановский. – И так устроили форменный театр!..

– Чур, моё место в партере, – объявил Фёдор Щербатский и осоловелым взглядом взялся искать, куда бы присесть.

– Дядюшка, объясните же, наконец, что тут произошло? – взволновано воскликнула юная красавица Оленька. – Действительно кто-то стрелял или это всего лишь взорвалась хлопушка?

– Нет, не хлопушка! – объявил Сергей Ефимович. – Господа, здесь произошло покушение, а потому прошу всех покинуть место преступления. Неужели непонятно, что, затоптав следы, вы тем самым затрудните работу полиции. Полидор, голубчик, телефонируй в жандармерию, пускай пришлют кого-то потолковее.

Возбуждённо переговариваясь, публика нехотя потянулась вон из кабинета. Однако Мария Ипполитовна с примкнувшей к ней Оленькой уходить отказались наотрез, проявляя резонное беспокойство относительно безопасности супруга и дяди, но Сергей Ефимович стоял непреклонно и вскоре добился своего, оставшись наедине с преступником.

– Пистолет, сударь! Клянусь честью, я не стану в вас стрелять, а лишь смою кровью позор! – горячо зашептал последний.

– Нет, уж! – решительно оборвал его Крыжановский. – Раньше, до визита ко мне, имели все возможности свести счёты с жизнью, коль греха не страшитесь. А нынче собственная жизнь вам уже не принадлежит – она теперь в руках Правосудия.

– Правосу-у-дие! – протянул связанный, тщетно пытаясь подтянуть брюки. – Пустое слово – всё равно повесят.

– Могу добиться, чтобы вам сохранили жизнь, – посулил Крыжановский. – У меня достаточно веса.

– От убийцы мне подачки не нужны!

– Это я-то убийца? – удивился Крыжановский. – Вы в меня стреляли, я же пытаюсь уберечь вас как от собственной руки, так и от петли, и при этом я, оказывается, убийца!

– По вашей милости многие борцы отправились на плаху, или запамятовали, ваше превосходительство?

– Послушайте, как вас зовут? – мягко спросил Сергей Ефимович.

Имя вам знать ни к чему, я лишь искра, жертвующая собой, дабы разжечь пожар Мировой революции.

– Хорошо, стану звать вас Искрой, коль вам так угодно, – согласился Сергей Ефимович… Послушайте, господин Искра, ведь вы по своей сути – идеалист, а не душегуб. Не стоит отрицать, я же заметил, как тянули время, не решаясь спустить курок. Но кто-то же вас послал на убийство? Скажите, откуда взялась эта умопомрачительная фразочка про искру, из которой возгорится пламя?

– Бессмертные строки сии принадлежат поэту-декабристу Одоевскому, и написаны они в Читинском каторжном остроге, – Искра явно почувствовал превосходство над невежественным собеседником. – Вы, как я вижу, плохо знакомы с литературой.

– Отчего же, – пожал плечами Крыжановский. – Похоже, речь о том самом Одоевском, который перед восстанием на Сенатской площади кричал: «Умрём, как славно мы умрём!», а лишь только дошло до дела, попросту убежал, а потом скрывался у тётки, пока отец не убедил его сдаться властям. Он же, отец, позже добился для сына сокращения срока заключения. Так что ваш пиит не отдал жизнь революции, а, выйдя на свободу, ещё много стихов сочинил, пока не почил в назначенный срок. Собственно, я предлагаю повторить судьбу кумира, в части касаемо сокращения срока заключения. Мне же нужно лишь узнать, какой дьявол послал вас по мою душу…

– Не смейте издеваться над святыми именами! – взорвался Искра. – Что вы понимаете – вы, выросший в роскоши, нажитой посредством рабского труда угнетённого класса! Разве знакомы вам чаяния трудового народа? Ах, да, они ведь где-то там находятся, в другом мире, а здесь – граммофонное пение, шампанское, да расфуфыренные профурсетки[17]. Ничего, грядёт революция, она всё расставит по своим местам…

– Чаяния трудового народа, говорите? – Сергей Ефимович мельком взглянул туда, где лежало «Законоположение». – Поверьте, есть иные способы установления справедливости, нежели революция. Потуги революционеров лишь отвлекают правительство от решения насущных дел…