Боевые паруса. На абордаж! - Владимир Коваленко

Взгляд невольно соскальзывает на ту, что рядом. Ту, что споткнулась. Нарочно, разумеется. Разве может споткнуться кошка? Истинная андалусийка — тем менее! У нее нет особенной фигуры — а та, что есть, создана корсетом. Да и невысоких — и, чего уж там, нехудых, девушек в Севилье — пруд пруди, в скрытое мантильей лицо не заглянуть. Но, Пресвятая Дева, как же она течет над мозаичным полом! Да ей даже вертугаден не нужен, чтоб скрыть от нескромных взглядов ножки. В то время как рослая подруга рядом попросту шагает. Немного даже тяжеловато. Корсет? Зачем одной доске другая?

Стоило девушкам войти в неф, впечатление переменилось. Спотыкавшаяся казалась среди готических колонн чем-то чуждым. Не то языческим, не то мавританским. Высокая… Коротко преклонила колена — одно, потом, словно нехотя, второе.

Разобрать слова молитв Гаспар не смог. Впрочем, явно было, что маленькая проговаривает привычную скороговорку многократных Ave или Pater Noster, прокручивая четки. Высокая — тяжело роняет латинские слова, четки не трогая. Встала. Прошептала несколько слов подруге, отошла в сторону, где стоит служка в белом одеянии. Короткий разговор. Туда — склянка. Обратно — тугой кошель, немедленно скрывающийся в глубинах кармана.

Половина дела сделана. Осталось — передать дурные вести и гарантировать, что они не потеряются по дороге.

— Благодарность его высокопреосвященства сегодня весома, как никогда.

— Разумеется, донья Руфина. Господин мой, архиепископ, если и не разделяет вполне все беды паствы, что воистину не по силам человеческим, то, по крайней мере, знает о них, а потому заботится о стаде своем. Прежде же всего — о тех, кто облегчает пастырское бремя. Он знает, какую дороговизну вызвала война. Увы, те эскудо, что лежат в кошеле, полны свинца. Так что мой господин всего лишь счел, что суть важней имени.

— Благодарю, — отозвалась Руфина.

— А для моей беды нет ли у вас лекарства?

— Есть.

Руфина извлекла из кармана еще одну склянку.

— Моя матушка рассчитывает, что это поможет. Как и всегда. И еще просит передать: случилось то же, что и четыре года назад…

— Разумеется, я все передам. Что ж, донья Руфина, я благодарю вас — и покидаю, дабы господину моему не пришлось ждать.

Девушка кивнула. Теперь — все. Лекарства хватит архиепископу на месяц. Служка спустит афродизиак в ближайшие пару дней — и будет потом месяц жить предвкушением удовольствий. Зато не посмеет утаить ни мараведи из епископской благодарности.

Торговать зельями Бланке де Теруан нельзя. Но нигде не написано, что достойная матрона не может поделиться лекарством, приготовленным по древнему фамильному рецепту, с иными из сильных мира сего, а благородным господам — сделать ответный подарок…

Что делает человек, оказавшийся в замешательстве? Ну, например, просит совета у друга. Правда, найти в Севилье друга не так уж легко. Впрочем, послать человека по месту службы — и вот дон Диего де Эспиноса навещает сеньора Гаспара Нуньеса в новом доме. Увы, ахов и охов не слышно: немудрено, великий город удивить сложно. Зато острый критический взгляд молодого человека подметит любую несуразность — и, по крайней мере, новое жилище перуанца будет вызывать не насмешки над переселившимся на пуп земли провинциалом, но сдержанное уважение ко вкусу и достатку.

Впрочем, дон Диего с порога заявил:

— Я — не обычный севилец. Вероятно, Гаспар, вам следует выслушать меня и поступить наоборот.

Перуанцу осталось только рукой махнуть. Мол, советуй, а у меня и у самого голова есть на плечах. Диего принялся прохаживаться по заполненному рабочим шумом дому. Кое-где обойщики еще продолжали работу.

— Ярко, — сказал наконец, — но это, по мне, не беда. Кстати, вы уже наняли слуг?

— Да. Троих на кухню, еще полдесятка по дому. Камердинера — у канальи неплохая рекомендация, похоже, прежним хозяевам он попросту стал не по карману. В общем, обедом угощу, но устроить званый вечер пока не способен.

— Ясно. Кстати, спите вы где? Тут? Угу… И что, весь этот народ мимо шастает?

— А что?

— Ну, не знаю. Мне бы такое не понравилось. Заходи, кто хочет, делай, что хочешь, хозяин спит… Не жилье, проходной двор, и мебели уж очень много. Ни уюта, ни простора. Гаспар, поверьте — правильно организованная пустота смотрится гораздо величественней, чем Пиренеи из шкафов, столиков и кресел. А, кстати: о поставце. Уберите. Продайте. Или хоть откромсайте лишние этажи.

— Почему? Я купил достаточно китайского фарфора на все полки!

— Ну, в фарфоре я не разбираюсь. Зато точно знаю, что, когда вы выставите поставец на улицу на Пасху, немедленно найдется желающий запулить в твою роскошь камнем. А алькальд дело даже расследовать не будет. Сразу сунет под сукно.

— Почему?

— Потому, что вам положен столик вообще без этажей. Как простому дворянину, без титулов. А тут… Четыре уровня. Минимум граф! А почему не восемь?

— А что восемь?

— Восемь имеет право выставить разве король. Не веришь-сходи в собор, глянь на фреску, где Иродиада пляшет. Так вот — у царя Ирода за спиной как раз восьмерной поставец. Говорят, оттого наш великий король семерной содержит. Чтоб не уподобляться.

Гаспар хмыкнул.

— Ладно. Сделаю несколько низеньких. Надо же куда-то посуду ставить? Еще что-то?

— Все.

— Годится такое, чтоб детей воспитывать?

Диего склонил голову набок.

— Это вам не меня — свою жену надо спрашивать. Которой у вас пока и нет. Хотя… Ребенком я был сравнительно недавно. Кое-что и помню. А потому повторю: завалы разберите. Детям, особенно мальчикам, бегать нравится. Да и девочкам тоже. Некоторым, по крайней мере… Но, в любом случае, это вопрос не ко мне, а к той, которая этих детей будет рожать.

Гаспар кивнул. Он собирался как следует расспросить Диего о паре девиц, что недавно встретились ему — сперва на рынке, потом в соборе. Хотелось подробностей, а младшего алькальда, по слухам, то и дело видят в окрестных кварталах с виолой наперевес. Значит, должен что-то знать. В любом случае, разговор о женах и невестах он завел первым.

— Дон Дьего, я нуждаюсь в совете. Дом у меня, как видите, уже есть. Но дом без хозяйки и детей пуст…

— Согласен, но при чем тут я? Я не сваха. Скорей, наоборот: на прошлой неделе ловил двоеженца.

— И как, поймал?

— Точно. А потом отпустил. Выяснилось, что подозреваемый давал даме, почитавшей его мужем, лишь обязательство жениться со временем. Имея в виду — когда и если овдовеет. Недоразумение! Зато пришлось поработать перышком: что-то указанная дама перестала доверять свидетелям. Захотела договор, заверенный алькальдом. Ну, еще этот тип обязался признать всех ее детишек. В общем — мировая.

— Занятно. Интересно люди устраиваются. Но у меня-то пока ни одной жены не имеется!

— А нужна?

— Эх, дон Дьего, это в вашем возрасте «свобода» звучит заманчиво. А в моем… Мы ведь не вечны, поневоле начинаешь думать, кому оставишь все то, чего достиг. Деньги, имя. Лучший вариант — сын.

Диего хмыкнул.

— Дочь тоже неплохо, — сообщил задумчиво, — хотя, по мне, — лучше несколько детей. Мальчиков, девочек… Уж кто получится.

— О, да тебя тоже посещают мысли о семейной жизни!

— Ну, я с детства обручен. Заведу практику, и жену мне попросту привезут.

— Старая семейная политика? Мои дети тоже получат такую привилегию! Вот я — в городе чужак, после стольких-то лет. Родители невест будут выжидать. А у меня не так уж много времени. Я, видишь ли, хочу повидать внуков.

Диего вежливо рассматривает обивку стен. Гладит ткань рукой. Такую он и на мантию пустил бы с удовольствием. У него в комнате на территории Университета — обычный крашеный камень. Вечно завешенное окно-бойница, окованная железом дверь корабельного дуба — а еще доверенный хозяин, не забывший, что его род — исконные вассалы… ну, не важно, чьи. Любого незваного гостя спровадит разом непреклонно и вежливо. Поэтам, скажет, нужна тишина… Диего, и верно, кропает стихи — и приплачивает мускулистому светилу теологии как раз достаточно, чтобы страж снимал каморку напротив.

Гаспар что-то рассказывает про собор, пару девушек, одна из которых свалилась ему на рынке под ноги. Явно нарочно. И на квартал, где живет, намекнула.

— А ведь вы, слуги говорят, по тому кварталу изволите ночами хаживать. Вне службы.

Диего кивнул. Севилья такой город, да. Тысячи глаз… Но каждый увидит то, что хочет увидеть.

— Скажи мне — они действительно тамошние обитательницы? Не въехавшие недавно мошенницы, а порядочные девицы? Может, у их семей и вес какой в городе есть?

— Есть, — Диего обозначил пожатие плечами. — Конечно, их я знаю, хотя и не представлен. Та, что высокая, дочь моего начальника, старшего алькальда над портом, дона Хорхе де Теруана. Вторая — Ана де Рибера. Тоже донья. Обе девочки домашние, но в разном роде. Могу еще сказать, что Ана довольно симпатичная — временами у окошка сиживает. Руфину без мантильи видали, верно, лишь отец с матерью. Она у них одна, в детстве много болела — теперь берегут в четыре глаза.