Отстегните ремни - Катерина Кириченко

— Техосмотр? — Макс покосился на меня и улыбнулся, как улыбаются детям. — Ксюшенька, зайка, у нас многим машинам дешевле раз в три года заплатить штраф за его отсутствие, чем пойти в салон и его на самом деле пройти! Но сейчас у нас полно и хороших машин, и их становится все больше и больше.

— Это я уже заметила. Вчера гуляла в центре, так мне за один день попалось четыре «мэйбаха»! У нас я ни одного вообще не видела, наверное, за все годы, что там живу. И «хаммеры» у вас популярная машина?

— Да не-е, это лохи напокупали еще несколько лет назад. Модно было. Сейчас уже нет.

Мы замолчали. Я смотрела по сторонам.

— А знаешь, так странно… — сказала я через несколько минут, — я выросла в этом районе, через день гуляла на Ленинских горах, а зимой еще и на лыжах каталась. А теперь здесь все вроде бы такое же, как и было, но смотрится чужим. И университет какой-то красивый стал, вы его покрасили, что ли?

— Помыли. У нас сейчас вообще все высотки отмывают, да и в целом город стал почище.

Мне показалось, что Макс сказал это чуть ли не с гордостью за Москву. Я удивилась. Ему, кажется, тут нравится? Хотя с чего я взяла, что ему должно тут не нравиться? Пристальнее посмотрела по сторонам, пытаясь заметить чистоту. Газоны были довольно ухоженного зеленого цвета, и мусора действительно нигде нет. Интересно, а куда теперь выбрасывают бутылки из-под пива и прочую гадость выпивающие тут вечерами студенты? Или они не пьют тут больше? В мои времена по вечерам все Ленинские горы превращались в тусовку эмгеушников, и все жестяные пивные банки и обертки из-под орешков и чипсов выбрасывались, разумеется, прямо на землю.

Мимо проезжали почти сплошь иномарки, никакой загазованности в воздухе тоже не было. Черт его поймешь, может, надо знать места, где ездить? Ленинградка позавчера мне очень не понравилась, а Ленинские сегодня и правда были просто хороши. Или это потому, что я смотрела на все уже Максовскими глазами?

— Тебе нравится Москва? — спросила я.

— Да. Чистый, красивый, светлый город. А тебе нет?

Я удивилась такой характеристике еще больше, но промолчала. Когда я уезжала четырнадцать лет назад, Москву чистым светлым городом назвать было определенно невозможно. Я помню, как, приехав в Амстердам, вышла первый раз в город, в центр, и меня до боли в глазах поразила его яркость и чистота. Даже воздух будто другой. Вымытый, прозрачный, и все совершенно как на открытке. А вечером город загорелся всеми возможными огнями и стал еще красивее, прямо каким-то глянцево-журнальным, словно отпечатанным в хорошей типографии на дорогой бумаге, и очень западным. Контраст после Москвы был потрясающим. Москва вечерами стояла освещенная тусклыми фонарями, вывески безвкусные, дурацких цветов, то тут, то там не работали несколько букв из освещенных надписей, и в целом во всем — ощущение грязи, запущенности и смутной опасности. Может быть, все уже изменилось? Вчерашний вечер я провела с мамой на кухне, так что вечерней современной Москвы еще не видела. Хотя погуляв вчера по этой «чистой Москве», обнаружила на джинсах жирное пятно непонятного происхождения, а от замшевых мокасин вообще решила временно отказаться. Было понятно, что если их таскать здесь каждый день, то через две недели, вернувшись домой, я их просто выброшу.

— Мы в центр едем? — спросила я.

— Да. А что?

— Хочу посмотреть Москву вечером.

— А вот мы пока поедим, как раз стемнеет, и я тебя покатаю, если хочешь.

Было что-то ужасно приятное и уютное в этом его «покатаю». Меня сто лет уже никто не катал. Я давно ездила на своей машине, а если и ехала с кем-то как пассажир, то меня везли, а не катали. А в устах Макса это прозвучало как-то очень из детства, когда управление любым транспортным средством, от мотоцикла до машины — было чисто мужским делом, и мальчики, ухаживая, девочек именно катали.

Минут через десять Макс припарковался у ресторана. У входа нас встретил какой-то мужичина вроде лакея в ливрее, только с абсолютно не подходящим костюму, как топором вырубленным лицом. Интересно, сколько этот в ливрее пролучает и насколько хороши дела у ресторана, если хозяева могут позволить себе специального амбала, открывающего клиентам дверь? — подумала я.

Дела у ресторана шли очень хорошо, я поняла это, едва вошла, моментально оценив царившее вокруг оживление и полностью занятые столики. А позже, испытав шок от цен в меню, поняла, и как можно позволить себе иметь лакея.

Мы прошли через довольно симпатичный зал с мягким желтым освещением в дальний угол, где нас ждал уютный столик в нише с аквариумом. Интересно, Макс специально его забронировал или нам просто повезло? Пока мы шли, на нас почему-то все посмотрели. Макс, казалось, этого вообще не заметил, я же — немного смутилась. В Европе принято не обращать друг на друга внимания, а рассматривать людей в упор — вообще считается недопустимым неприличием. Да и дело не в приличиях, просто каждый действительно занят собой и своей жизнью и не особо смотрит на других. Здесь же меня довольно откровенно и с интересом оглядели человек пятнадцать, и это за те пару десятков метров, что мы прошли от входа до нашего столика. У меня сразу начались сомнения: может, я как-то не так выгляжу? Смотрели не только мужчины, это бы ладно, допустим, я им понравилась, но смотрели и женщины тоже. Причем каким-то совершенно непонятным взглядом.

Я привыкла к тому, что уж если люди посмотрели на тебя и столкнулись с твоим взглядом, то они должны приветливо улыбнуться и отвести глаза. Здесь же все было наоборот: смотрящие не улыбались, даже не отвечали на мою улыбку, и глаза тоже отводили далеко не сразу. Я была почти уверена, что мне не показался в их взглядах дух какого-то соперничества, будто у нас тут социальное соревнование на тему, кто ты и кто я. Люди, особенно женщины, как бы меня оценивали, пробовали на вкус. Причем, судя по всему, делали это совершенно автоматически, по привычке. А рассмотрев тебя и сделав свою оценку, не улыбались и отворачивались. Сеанс окончен. Атмосфера сразу из-за этого становилась напряженная, хотя, кажется, никого из присутствующих в зале, кроме меня, она не напрягала.

Я продолжала сомневаться: а как я вообще тут выгляжу? Вопрос, как надо сегодня одеться, волновал меня с самого утра. Прежде чем остановиться на дорогущей шелковой тунике с голыми плечами и голубых узких джинсах, я перемерила, пожалуй, полчемодана. Да иди пойми, в чем тут надо идти в ресторан, когда на улицах сплошная безвкусица из молодых девиц, сплошь одетых почти как проститутки? А если полистать русские глянцевые журналы, которые, конечно, мне попадались в Амстердаме, то здесь, наоборот все было круче, чем в Сан-Тропе.

У Макса зазвонил мобильник. Я села за столик, и пока Макс говорил по телефону, закурила и исподтишка изучила одежду других женщин. В джинсах, как выяснилось, кроме меня почти никого не оказалось. Одеты дамы были почти все в платья, что почему-то их старило и делало немного глупыми. Хотя нет, не платья делали их старше, а какое-то чересчур специальное выражение лиц. Полное отсутствие искренности и наивности, какая-то умудренность опытом и прожженность в глазах — именно так сформулировала я себе. Правда, вывод очень поспешный, надо будет потом еще подумать об этом. У меня тоже в чемодане имелось сногсшибательное по нашим меркам шелковое платье, которое я купила за бешеные деньги специально для поездки в Москву, и прежде чем купить, полчаса сомневалась, найду ли я вообще, куда в таком пойти. Но сейчас оно уже не казалось мне таким сногсшибательным, а то, что его есть куда тут надеть — стало совершенно очевидным.

Макс закончил разговор по телефону и посмотрел мне прямо в глаза. Глаза у него были темно-карие, почти черные, очень большие, и взгляд — как рентгеновский, немигающий и слишком пристальный. И почему-то вдруг очень серьезный. Я сразу съежилась.

— Макс! Не смотри так! Моргай!

— Как так?

— Не знаю, ты как-то так смотришь…

— Как? Как… насквозь?

Насквозь было не то слово, неподходящее, но, не придумав более подходящего, я нехотя согласилась:

— Да… как насквозь.

Он моргнул и отвел глаза. Мне опять захотелось надеть темные очки, которые я сняла при входе в ресторан. Загородиться ими и от странного, пронзительного Максовского взгляда, и от всех этих соревнующихся людей, сидящих в зале. Я не привыкла к такому пристальному вниманию к моей персоне. Все вокруг было слишком личным для ресторана, а с людьми за соседними столиками будто уже начинали складываться какие-то отношения. Некоторые из них еще раз посмотрели на меня, уже после того, как мы сели за наш столик, повторно, а одна противная девица с соседнего столика просто сканировала меня уже минут пять, наверное, все никак не могла определиться, что я за тип такой? Я прикинула, со мной ей действительно было не просто: шмотки у меня дорогие, лицо при этом наивное, московской акульей хватки не видно, но и на приезжую не похожа, сижу с, кажется, по русским меркам, завидным мужиком, но держусь с ним спокойно и на равных… Когда мне удалось перехватить ее взгляд, я ей сочувственно улыбнулась. Она не улыбнулась мне в ответ (черт, в России просто кошмарно плохо с улыбками!), но зато хоть отвернулась. Как же здесь все наворочено, господи! Или у меня просто шалят нервы, и мне все мерещится?