Теранезия - Грег Иган

Радженда выиграл стипендию на обучение в университете. Имея столько возможностей бывать вместе, они стали менее осторожны. Их отношения раскрыли и Радха ушла из дома, разорвав все связи с семьей. У нее все еще не было квалификации, достаточной для научной работы, но она уже могла обеспечивать себя, работая лаборантом. Однажды ночью четверо неизвестных напали на Радженду, в результате чего он оказался в больнице, но не нашлось никаких следов к тому, кто их послал. Когда он поправился, Радха пыталась научить его постоять за себя, но Радженда оказался худшим из всех ее учеников, сильным, но непробиваемо неуклюжим, возможно из-за недоедания в детстве.

Чтобы из-за этого Элеонора не думала плохо о его отце — сейчас Прабир уже не мог точно сказать, чью честь он этим защищал — он послал ей фото Радженды на параде ИРА, где тот с помощью веревки с крюком, зацепленным за кожу спины, тащил грузовик через центр Калькутты. Не совсем, правда, в одиночку — рядом шагал друг, разделивший с ним эту ношу. Натянутые веревки и натянутая крюками кожа создавали впечатление, что оба вот-вот могут оказаться заживо освежеванными, хоть они и улыбались. (Улыбались, правда, стиснув зубы, но любой, кому пришлось бы тащить грузовик через калькуттскую жару точно так же сжимал бы челюсти от дикого напряжения.)

Подобное действо было частью некоторых религиозных праздников, на которых посвященные доводили себя до безумия, истязая хлыстами, прогулками по раскаленным углям и прочими, якобы чудодейственными, актами потенциального самовредительства, защищенные очистительными ритуалами, благословениями святых и неистовством собственной веры. Но изображавшие волов Радженда с приятелем не получили ни от кого никакого благословения и громко заявляли о полном отсутствии у них какой-либо веры, кроме веры в прочность и эластичность обычной человеческой кожи. Правильно расположенные, крюки вызывали лишь очень слабое кровотечение, а толстая складка кожи легко выдерживала нагрузку, хотя испытываемые при этом ощущения могли вызвать беспокойство у непосвященных. Не было никакой необходимости в «состоянии транса» или «самогипнозе» — не говоря уже о сверхъестественном вмешательстве — чтобы заглушить боль или остановить кровь, и самый большой риск реально возможного вреда легко предотвращался тщательной стерилизацией крюков. Конечно, требовалось немалое мужество, чтобы участвовать в столь отвратительно выглядящем действе, но знание соответствующих анатомических деталей действовало как лекарство от страха, не хуже любой дозы религиозной истерии.

Прабир избавил Элеонору от зрелища матери со щеками и языком, проткнутыми спицей, хотя так же, как и с крюками, это было совершенно безопасно и безболезненно, если знаешь, как не попасть в крупные нервы и кровеносные сосуды. Вид его матери, исполняющей этот, требующий точности, трюк, вызывал у Прабира немалую гордость, но также вызывал и более сложные чувства. Этого не было видно на фото и она тогда еще об этом и не подозревала, но в день парада она уже была беременна. Нечто особенное добавилось к его картинам дородового блаженства, когда он увидел металлическую спицу, протыкающую тело, которое служило ему укрытием.

Радженда узнал о бабочке, когда закончил докторантуру по энтомологии. Коллекционер из Швеции, находящийся в стране с закупочной поездкой, пришел в университет, пытаясь найти помощь в идентификации образцов, купленных им на рынках. Его передавали из рук в руки вниз по ступенькам ученых званий, пока он не добрался до Радженды. Бабочка — женская особь, двадцать сантиметров в ширину, с черными и радужно-зелеными крыльями — очевидно принадлежала к семейству кавалеров: два задних крыла заканчивались узкими и длинными «хвостиками» или «полосками». Но были еще и сбивающие с толку особенности некоторых анатомических деталей, совсем не очевидные для случайного человека, но имеющие большое таксономическое значение: рисунок вен на крыльях и положение половых отверстий для оплодотворения и откладки яиц. Проведя все утро, копаясь в справочниках, Радженда так и не смог идентифицировать бабочку. Коллекционеру он сказал, что образец — это скорее слегка измененный экземпляр, чем представитель неизвестного вида. Он не смог придумать лучшего объяснения и не имел времени, чтобы и дальше заниматься изучением этого вопроса.

Несколько недель спустя Радженда, уже успешно защитивший тезисы своей докторской, разыскал торговца, который продал бабочку шведскому коллекционеру. После короткой беседы торговец извлек другой, точно такой же экземпляр. Не менее шести таких же пришли от постоянного поставщика в Индонезии. «Где именно в Индонезии?» В Амбоне, столице одной из провинций Молуккских островов. Поторговавшись, Радженжа опустил цену до более-менее приемлемой и отнес второй экземпляр бабочки в лабораторию.

Препарирование выявило еще ряд аномалий. Целые органы были смещены со своих обычных мест, а свойства, присущие всему отряду чешуекрылых отсутствовали или были слегка изменены. Если все эти изменения произошли из-за серии случайных мутаций, то было совершенно непонятно, как это создание смогло пережить стадию личинки и превратиться в прекрасно сформированную и идеально функционирующую взрослую особь. Можно, конечно, подвергать целые поколения насекомых воздействию тератогенных факторов, пока у половины из них не вырастут головы с обоих концов тела, но ничто, кроме миллионов лет независимой эволюции, не смогло бы осуществить эти совершенно ужасные, или, как подозревал Радженда, полезные изменения. Но каким образом эта единственная особь кавалеров могла быть изолирована дольше, чем любая другая бабочка во всем мире?

Радженда провел генетические тесты. Попытки определить эволюционную генеалогию бабочки с помощью стандартных маркеров выдали бессмысленный результат — но старым, деградировавшим образцам ДНК доверять было и нельзя. Радженда упрашивал продавца попытаться достать живой образец, но тот оказался, заявив, что ничего не выйдет, слишком много хлопот. Тем не менее, хоть и неохотно, сообщил Радженде адрес своего поставщика в Амбоне. Три письма не принесли результата.

К 2006 они наскребли достаточно денег, чтобы Радженда мог лично отправиться в Амбон и он уже достаточно освоил Bahasa Indonesia[6], чтобы общаться с поставщиком без переводчика. Нет, поставщик не мог дать ему ни живого образца, ни даже мертвого. Бабочек собрал потерпевший кораблекрушение рыбак, убивавший таким образом время в ожидании, когда его спасут. Никто не посещает обсуждаемый остров намеренно — за неимением повода — и поставщик даже не может показать его на карте.