Сама себе детектив - Татьяна Осипцова

Я посмотрела ему в глаза и честно ответила:

– Верю. Когда ты приехал?

– В двенадцать. Я… я потрогал ее… она еще… не была совсем холодной.

– Ты говорил, что звонил. Где ее телефон?.. – Я вытряхнула содержимое сумочки на диван, но там аппарата не оказалось. – Посмотри по дому, – велела я другу.

Стараясь не касаться гладких поверхностей, я перебрала дамские вещички. Косметичка, заколка для волос, квитанция об отправке денежного перевода, три связки ключей и один ключ от замка типа «Цербер» на миниатюрном брелоке с резиновым плейбоевским зайцем, бумажник водителя, портмоне, в кармашке сумочки – несколько карточек модных салонов и бутиков.

– Телефона нигде нет. Я пробовал позвонить – все то же, выключен, – сообщил Вячик, вернувшись в комнату.

– Что это за ключи? – спросила я.

– От дома, дачи и машины, а этот – не знаю. Что это ты уронила? – он наклонился.

У самых моих ног под диваном валялась зажигалка. Вячеслав поднял ее и удивленно пробормотал:

– Это не моя…

– Может, жены?

– Алена не курила. Надо же, золотая… я видел такие в Дубае. Гляди, здесь гравировка: «Папочке от его любимой дочки».

Я подошла поближе к окну, чтобы рассмотреть зажигалку.

– Похоже, гравировал не русский, у буквы «б» завиток в другую сторону, можно прочитать «людимой». Может, это ее подарок отцу, и она оставила зажигалку, как память о нем?

– Навряд ли. Ее отец умер лет шесть назад. А в Эмиратах в начале года такие шли как новая коллекция, больше чем за три тысяча американских денег.

– Ты думаешь, она принадлежит убийце?

– Во всяком случае, в моем доме такой не было. И ключа с зайцем – тоже.

– Но я нашла его в сумке твоей жены. И вот еще квитанция на денежный перевод в город Чусовой Пермской области, Смирновой А. Ю., на десять тысяч рублей. Кому это?

– Не знаю, Алена оттуда родом, но ее бабушка давно умерла, мама еще раньше, а больше никого у нее не было. Лера, что делать будем? Вызывать милицию?..

– Погоди. Тебе действительно не поверят, если ты скажешь, что знал о существовании у жены садиста-любовника и мирился с этим. Надо выяснить, кто он. Или они, – добавила я.

Впервые в жизни я почувствовала детективный азарт. Я будто примерила на себя характер героини из собственной книжки и решительно заявила:

– Надо ехать к тебе домой. Если там пороется милиция, мы ничего не узнаем. Мы никаких улик брать не будем – просто посмотрим, и все.

Слава кивнул, мне показалось, что в глазах его затеплилась надежда.

– Может, все же возьмем золотую зажигалку? Вещь не дешевая.

Я кивнула:

– И деньги из бумажника забери, все равно пропадут.

Еще раз все осмотрев, мы покинули дом. Вячик закрыл его своим ключом. Я вспомнила, что ключи его жены остались в сумочке, и как тогда вышел убийца?..

Помедлив у дверей, Слава спросил:

– А она что… так и будет там лежать?

– Давай вначале поищем какой-нибудь след в твоей квартире, а потом подумаем, что делать.

Я на своем «Форде» выехала с участка первой. Вырулив на трассу, подождала Вячеслава и пристроилась за его машиной. Через сорок минут мы остановились возле недавно построенного дома на проспекте Просвещения и пешком поднялись на пятнадцатый этаж.

– Ничего себе, подъемчик, – задыхаясь, пробормотала я, остановившись передохнуть на восьмом этаже.

– Мы только пару недель как переехали, в доме почти никто не живет, а лифт только грузовой включают, по предварительной договоренности – что-нибудь тяжелое поднять, вещи или стройматериалы. Поэтому меня никто не видел ни ночью, ни утром.

Войдя в квартиру, я прямо у дверей без сил опустилась на какую-то коробку.

– Даже не знаю, что мы тут найдем… Мебели почти нет, вещи не все распакованы, – сказал Вячеслав, оглядываясь.

– Но здесь все? – поспешила я спросить. – На старой квартире ничего не осталось?

– Нет, мы ее уже продали. Мебель и всякий хлам выбросили, сюда перевезли только личные вещи.

– Ты сам упаковывал? Это упрощает дело. Показывай, где коробки с вещами твоей жены.

Алена была аккуратной девушкой. Ее одежда уже висела в гардеробной, обувь была расставлена там же. Вячик свои вещи еще не распаковал, объяснил, что собирался это сделать после поездки на рыбалку, когда все решится с разводом. Осмотрев просторную гардеробную – мечту любой женщины, – я заметила в уголке две коробки и вытащила их.

– Это не твое? – на всякий случай спросила я. – Тогда давай посмотрим, что там.

Большая коробка была заполнена косметикой, расческами и заколками – ничего интересного. А вот во второй, поменьше, оказались фотографии и документы. Детских снимков было совсем мало, и всего несколько юношеских с подругами. Я с трудом узнала на них жену Вячеслава с русыми коротко подстриженными волосами. Потом в руках у меня оказалась корочка какого-то диплома. Раскрыв его, я прочитала: «Лицей коммунального хозяйства».

– Твоя жена окончила ПТУ? – я передала документ другу.

– Это не ее. Она урожденная Щербакова, а здесь какая-то Кирякова, но тоже Елена Евгеньевна.

– Интересно… – протянула я, опять беря в руки диплом, – город Чусовой Пермской области. Она ведь была оттуда? Дата выдачи – девяносто седьмой год. Возраст сходится. Зачем ей хранить чужой документ? – вопросила я в пространство и отложила корочки в сторону. – Давай дальше. Ты просмотри все фотографии, и на оборотах тоже, может там что-нибудь подписано. Гляди-ка! Опять квитанции на денежные переводы, и все той же Смирновой. Примерно раз в месяц, и все по десять тысяч… А это что? Три письма. В Чусовой, Киряковой Е. Е., до востребования… обратный адрес – Петербург, фамилии нет, абонентский ящик. Письма старые, – я с трудом разглядела штемпели на конвертах, – девяносто шестой, девяносто седьмой, девяносто восьмой годы. Адреса написаны классическим чертежным шрифтом. Посмотрим, что в конвертах.

Вместе с Вячеславом мы стали читать первое письмо.

«Здравствуй, моя бедная девочка! Как жаль, что я не могу быть рядом с тобой, помочь тебе в учебе, уберечь от всех опасностей! Ты жалуешься, что бабушка часто тебя ругает, не разрешает ходить на дискотеки. Не обижайся на нее. Я знаю, что она очень любит тебя, почти так же сильно, как я, и хочет тебе только добра. А на дискотеках тебе действительно нечего делать. Чему хорошему ты там можешь научиться? Тебе хочется потанцевать? Я приеду, и мы обязательно потанцуем с тобой. Не думай о парнях, ни один из них не будет любить тебя так, как я.

В конце месяца у меня будут дела в Перми, ты приедешь ко мне на выходные в ту же гостиницу.

Передавай привет бабушке, и не транжирь зря деньги, которые я присылаю. Будь умницей, детка.

Целую. Твой папочка».

Ничего не понимая, Вячеслав достал из конверта второе послание:

«Аленушка, детка моя, не делай непоправимых шагов! Ну зачем тебе этот мальчишка? Да, я скрывал от тебя, что женился еще в девяносто пятом, не хотел ранить твою детскую психику. И я не могу сейчас развестись. Все, что у меня есть – от жены, без нее я опять буду нищим. Но я совсем не люблю ее. Поверь, мое сердце навсегда принадлежит тебе, моя девочка. Если бы ты знала, как мучительно думать, что ты так далеко от меня, и может быть, совсем не вспоминаешь обо мне! Я ужасно боюсь потерять тебя. Сейчас я не могу взять тебя к себе, но обязательно что-нибудь придумаю, и мы, наконец, будем вместе. Еще раз прошу, не думай об этом парне! Через месяц я постараюсь вырваться к тебе, а деньги пришлю на днях. С нетерпением жду встречи с тобой, моя радость.

Целую нежно, твой папочка!»

Третье письмо оказалось самым коротким:

«Здравствуй, любовь моя! Скоро я устрою так, что ты приедешь в Петербург. Мы не сможем сразу жить вместе, но то, что я придумал, еще лучше. Я, как и обещал, сделаю тебя богатой и счастливой. Когда я вспоминаю о наших играх, сердце замирает, второй такой женщины на свете нет! Ты – моя единственная радость! Жди телеграмму и сразу выезжай!

Страстно целую, твой папочка».

Первое письмо было напечатано на пишущей машинке, остальные два – на компьютере.

Вячик выронил листок и растерянно проговорил:

– Похоже, это от любовника. Про первое письмо я подумал, что оно от отца.

– Да, странные письма, и странно, что написаны они не от руки. Писать на компьютере личные письма, которые посылаешь простой почтой… И на конверте почерк, который невозможно идентифицировать.

– Но письма адресованы какой-то Киряковой, может, это и не Алене вовсе?

– Свидетельства о рождении жены здесь нет?

– Нет, – ответил Вячеслав, перебрав все бумаги.

Я заметила на обороте одной из фотографий полустертую карандашную надпись: «Гусыня, Кира и Черныш» и перевернула фото: три смеющихся девчонки лет пятнадцати, в середине Алена.