Тихий городок - Андрей Серба

Айнбиндер же, наоборот, раздражался по пустякам. Свое неудовольствие выражал тем, что демонстративно отворачивался к стенке вездехода, заиндевевшей от мороза, напяливал на себя одеяла и сердито сопел в своем углу. Его большое сильное тело требовало много пищи. Но в последние дни нормы катастрофически сокращались.

На рассвете 5 декабря загудели моторы. Машины полка «Гитлерюгенд» вытянулись в колонны. Однако приказ начать движение почему-то запаздывал.

Прошел час. Продрогшие в своих стальных коробках танкисты выбрались из машин, стали приплясывать на скрипучем грязном снегу. За ними повылезали из транспортеров и грузовиков пехотинцы. Несмотря на запрет, там и здесь запылали костры. Солдаты валили заборы, сдирали с крыш доски, растаскивали бревна и бросали в огонь. По черным дымам авиация противника легко бы вышла на цели. Но в советскую авиацию не верили, как и в то, что у русских оставалось хоть сколько-нибудь сил, чтобы противостоять натиску железных колонн.

Вдруг словно легкий ветерок перед надвигающейся бурей прошелестел слушок: где-то в районе Калинина русские перешли в наступление. Эта весть казалась немцам нелепой. Но вскоре слух подтвердился. Первая ударная армия русских через обнаженные фланги вышла в тылы выдвинутых вперед частей вермахта. Третья танковая армия Рейнгардта стала спешно оттягивать свои войска от Яхромы. Атаковали русские и на других направлениях. В немецких штабах пришли в замешательство: откуда у большевиков взялись силы? Что делать передовым частям — начинать ли движение вперед или переходить к обороне?..

Потоптавшись почти сутки у деревни Белавино и полностью ее разорив, колонна, к которой пристроились Маркус со своими подрывниками, начала откатываться назад. В это время русские танки появились западнее Ямуги и создали угрозу крупному узлу сообщений — городу Клину. Немецкие войска охватила паника. Колонна полка «Гитлерюгенд» ускорила отступление. Она выбралась на забитую войсками дорогу на Тыряево, чтобы оттуда быстрее отойти к Волоколамску.

И вот тут-то на закате короткого зимнего дня колонна напоролась на кинжальный огонь русских лыжников. Немецкие танки скатывались с тракта, пытаясь отогнать наступавших, но сразу застревали в глубоком снегу. Бросились было в бой обозленные стрелки полка СС. Но из черного леса выползли два тяжелых танка КВ и стали давить их своими широкими, в полметра, гусеницами.

Хохмайстер, Айнбиндер и Радлов кинулись к артиллеристам. Обмирая от страха, лишившись способности соображать, те разбегались в разные стороны. Размахивая пистолетом, Маркус заставил их отцепить орудия от тягачей, выдвинуть на прямую наводку. Почти на руках перетащили пушки через кювет.

Оттолкнув наводчика, Маркус припал к резиновому надглазнику прицела, поймал в перекрестие лобастую башню тяжелого танка, выстрелил. Снаряд разорвался вблизи машины. Хладнокровно рассчитав поправку, Хохмайстер подработал механизмами наводки. В окуляре хорошо было видно, как снаряд ткнулся в лобовую плиту, высек искру и срикошетил. Снова выстрелить Маркус не успел. Его опередил русский канонир. Пушка взлетела в воздух, развалившись на две половины. Тугая волна отшвырнула Маркуса в сугроб. Оглушенный, утративший в горячке чувствительность к боли, он выбрался из снега и скачками понесся к другой пушке.

Тут кто-то сбил его с ног. Близко он увидел искаженное от страха веснушчатое лицо Радлова. Иоганн что-то кричал, показывая в сторону. Маркус повернулся на бок и понял: он все равно не успел бы добежать до пушки. Танк уже подмял ее, перевалился через кювет и начал крушить колонну, расшвыривая грузовики и бронетранспортеры, словно они были картонными. Солдаты, выпучив глаза и разинув беззвучные рты, барахтались в снегу, палили из винтовок и автоматов, бросали гранаты. Но камуфлированная под зиму грязно-белая громада как ни в чем не бывало раскидывала по сторонам машины, давила орудия и прицепы, брызгала пулеметным огнем. Другой КВ тем временем бил в упор по немецким танкам. Они не могли ни сманеврировать на забитой дороге, ни сойти на обочину, ни вступить в бой — их снаряды не пробивали русскую броню.

Советские лыжники в маскхалатах уже приблизились настолько, что Хохмайстер видел их темные лица. Враз затормозив, они бросили на палки самозарядные винтовки и, как на учениях, залпами открыли стрельбу.

Радлов затолкал Маркуса в вездеход, завел мотор. Айнбиндер, обвешанный патронными лентами, подбежал тоже, вскочил на подножку и стал стрелять из ручного пулемета через открытую дверцу. Иоганну удалось преодолеть кювет, вырваться на открытое поле. В русском танке уезжающий вездеход приняли за штабной, командирский. КВ легко настиг бронетранспортер, гусеницей ударил его в борт. Хохмайстер с Айнбиндером вывалились в сугроб. Танк, крутнувшись на месте, раздавил вездеход как консервную банку.

Последнее, что увидел Маркус, было обезумевшее лицо Радлова, зажатого в станине кабины. Из его рта фонтаном ударила темная кровь. Выброшенные вперед руки конвульсивно скребли воздух, как бы взывая к милосердию. КВ развернулся еще раз, разбросал вездеход с его перинами, одеялами и печкой на куски. Обдав жирной вонью сгоревшей солярки оцепеневших в снегу Хохмайстера и Айнбиндера, танк выкатил на дорогу.

Хохмайстер затрясся от бессилия. Когда тяжелая махина показала корму, ее поразила бы обычная связка гранат, а еще надежней — простейшее метательное устройство, не карабин с мортиркой, а именно устройство с гранатой, лучше кумулятивной, существуй оно и окажись под рукой. В миг сильного нервного возбуждения Маркус вдруг осязаемо представил себе это устройство — от ствола до плотно всаженной гранаты, которая выбрасывалась бы реактивной струей. Но у него пока еще не было такого оружия. Он испытал нечто подобное, когда еще в июне встретился с русской тридцатьчетверкой и понял, что нет ничего более страшного, чем бой с противником, у которого лучше техника.

Тогда он давал полный газ, но танк T-III, которым управлял Маркус, слишком медленно набирал скорость. Быстрые и маневренные русские танки успели взлететь на холм, прежде чем он смог развернуть башню. И в ту же минуту он услышал удар снаряда о броню. Выбросившись на землю, Маркус видел, как гибли хваленые «тройки». Когда в них попадали русские снаряды, раздавался глубокий затяжной взрыв, а затем ревущий гул вспыхнувшего бензина, гул, слава богу, такой громкий, что он не слышал воплей экипажа…

Глядя вслед тяжелому русскому танку, шедшему к дороге и разбрасывавшему снег фонтанами, похожими на белые усы, Маркус вдруг взвыл. От ярости, от звона в ушах, разрывающего перепонки, от пронзившей все тело боли он забился в истерике, захлебываясь злыми слезами.

— Бог мой! — завопил он. — Помоги уцелеть! Я сделаю такое, от чего станет тошно всем живым!

А вокруг гремели выстрелы, скрежетал металл, рыдали и кричали раненые, горели моторы, взрывался бензин. И чем быстрее сгущалась тьма, тем ярче полыхало пламя, расползаясь огненной змеей по длинной зимней дороге, где погибал отборный полк «Гитлерюгенд».

Вернувшись в лабораторию училища, Хохмайстер лихорадочно стал работать над новым оружием. Его мортирки и гранаты оказались маломощными перед броней средних и тяжелых русских танков. Противотанковое ружье 13-миллиметрового калибра, над усовершенствованием которого можно было бы ломать голову, тоже не удовлетворило его. Оно было громоздким, тяжелым, с низкой скорострельностью и сильной отдачей. После трех-четырех выстрелов солдат не мог стрелять из-за болей в плече.

Размышляя о том, как избежать этой энергии отдачи, Хохмайстер пришел к мысли о создании оружия, в корне отличавшегося от обычных артиллерийских систем. В нем он вознамерился воплотить реактивный принцип.

Маркус тогда уже знал, что реактивные метательные аппараты, начиненные порохом, применяли китайцы против монгольских полчищ Хубилая в XIII столетии; магараджа Майсура использовал ракеты против англичан в 1780 году; реактивные снаряды с успехом применял Уильям Конгрев при бомбардировке Булони и Копенгагена; артиллерийский генерал Константинов разработал теоретические основы, его ракеты и пусковые станки использовались в Крымской войне 1853–1856 годов; профессор Граве в 1916 году впервые изготовил из пироксилиновой массы цилиндрические шашки с продольными каналами, положив начало тому самому «твердому топливу», которое стало применяться в ракетном заряде из бездымного пороха.

Хохмайстеру попадались на глаза работы Германа Оберта, бывшего санитарного фельдфебеля в армии австрийского императора, и кайзеровского офицера Рудольфа Небеля. Свою докторскую диссертацию «Ракета в межпланетном пространстве» Оберт чуть ли не списал с книг русского изобретателя Циолковского. Однако в теорию космических полетов добавил и своё, разработав проект боевой ракеты, которая могла бы пролететь несколько сот километров и взорваться в таких городах, как Лондон и Париж. О ракетодроме в Рейникендорфе, недалеко от Берлина, Маркус читал в газетах. Именно там Небель испытывал малые ракеты. Когда эти ракеты были еще в младенческом возрасте, о них много писали и спорили в научных кругах. Но появились легкие металлы и жаростойкие сплавы для двигателей, электронные и гироскопические приборы — и открылись новые возможности. Тогда работу над перспективным оружием взяла на себя армия и сразу засекретила ее. Немалую роль в этом сыграли и Карл Беккер, его протеже Вальтер Дорнбергер, и недавний выпускник университета Фридриха-Вильгельма Вернер фон Браун.[5]