Пора охоты на моржей - Владилен Леонтьев

— Так велит судьба, — вслух сказал он и вынул нож из чехла…

Мальчишка из Увэлена

Повесть

С чего начинается Родина?

С картинки в твоем букваре,

С хороших и верных товарищей,

Живущих в соседнем дворе.

Первое знакомство

В один из августовских дней 1935 года в чукотском поселке Увэлен услышали раздавшийся со скалы Ёпын протяжный и радостный крик:

— Па-ра-кот! Па-ра-кот!

И тут же эта весть спустилась вниз, в поселок, расположившийся на узкой галечной косе, и пошла из яранги в ярангу. Выбегали торопливо люди и, передавая друг другу: «Паракот! Паракот!», — спешили на берег. И вот на рейде, прямо напротив Увэлена, стал на якорь огромный черный пароход «Ительмен». К нему сразу же понеслись на веслах несколько легких кожаных байдар. Толпа на берегу возбужденно шумела, переговаривалась и ждала их возвращения.

— Оо-тчо-о-ой! Как долго! — раздавались в толпе нетерпеливые возгласы.

Море спокойное, гладкое. Легкие волны ласково накатывают на берег и, журча, перебирая гальку, отходят обратно. Над водой временами пролетают с севера на юг стаи уток гаг, подымают жуткий гвалт чайки, обнаружив что-то вкусное в воде. С берега видно, как покачиваются у борта парохода желтые байдары, как спускаются по штормтрапу люди. Вот отходит первая байдара, вторая, третья, и, выстроившись в ряд, как на соревнованиях, они несутся к берегу. И не успевает байдара ткнуться носом в гальку, как, подхваченная десятками рук вместе с пассажирами и грузом, оказывается на суше. Толпа шумит, суетится. Люди пожимают приехавшим руки и говорят: «Етти!» «Здравствуй!», а увидев знакомых, радостно восклицают: «Как-ко-мей!» И самое удивительное — с байдары сходит один русский мальчишка, а второго, конопатого и толстого, подхватывает здоровенный чукча и ставит на гальку.

Это неслыханно! Впервые в Увэлен приехал русский с детьми. Увэленцы знали, что у русских, как и у всех людей, есть дети. Их видели те счастливчики, которым удалось побывать на Большой земле, но в Увэлене русских детей еще не было. «Значит, их отец приехал надолго», — решили чукчи. И тут же узнали, что их отец вон тот «амынгыкачкэн» — однорукий. Они долго и с интересом разглядывали русских ребятишек. Потом внимание взрослых было отвлечено, и они толпой пошли вслед за приехавшими к конторе, чтобы подробнее узнать, какие новые товары привез пароход-снабженец.

Русские ребятишки остались на берегу одни. Старшему было десять лет, второму — семь. Они с удивлением смотрели по сторонам и «охраняли» вещи, хотя охранять было не от кого. Разве что раздобревший за лето пес — а их по берегу бродило множество — мог подойти, приподнять заднюю ногу и оставить свой мокрый след на мягком тюке с постелью. Отец с матерью ушли в контору райинтегралсоюза, и дети ждали, когда они вернутся.

Вдруг они увидели чукотских ребятишек, направлявшихся к ним. Старший придвинулся к вещам и насторожился. Впереди важно и спокойно, засунув руки в карманы широченных брюк и выпятив грудь, шел Янкой, сын председателя райисполкома Туккая. За ним следовал худой и костлявый Кальхеиргин, в поношенной кухляночке, подпоясанной под самый пах, в истертых, облезлых нерпичьих штанах. Замыкали шествие коротконогий и толстый Тутыриль с подвижным и бойким Энмычайвыном. Незнакомцы подошли к ребятам и остановились в двух шагах. Они смело, с нескрываемым любопытством разглядывали русских мальчишек и разговаривали между собой на непонятном гортанном языке. А один из них, Кальхеиргин, сделал шаг, чуть ли не в лицо ткнул младшего пальцем, звонко рассмеялся и сказал:

— Кэргыпытку.

Ребята не поняли, что это такое, и лишь потом узнали, что «кэргыпытку» — это пестрый. У младшего все лицо облепили веснушки, и чукотским детям это было удивительно.

Кальхеиргин так увлекся изучением веснушек, что не заметил, как у него из носа медленно поехали вниз две прозрачные капельки. Он звонко шмыгнул носом, и капли бойко скрылись в курносом и слегка приплюснутом убежище.

— Платок надо носить, — наставительно заметил старший, но его слова не вызвали никакой реакции.

Изучали приезжих самым тщательным образом. Новый объект следовало рассмотреть со всех сторон, поэтому Янкой, поддернув спустившиеся штаны и придерживая их рукой, стал обходить ребят, следом за ним двинулась вся компания.

Братья в свою очередь тоже внимательно разглядывали любопытных. Но, видимо, их новых знакомых не устраивало чисто внешнее восприятие. Янкой сделал шаг и молча дернул старшего за рукав.

— Ты чего?!

Молчание. Янкой снова дернул старшего. Тогда тот тоже схватил Янкоя за рукав, и началась борьба.

Младший хотел было вступиться за брата, но кто-то неожиданно подставил ножку, и он оказался на гальке. Конечно, каждый может свалиться, если ему неожиданно подставят ножку. Потирая ушибленный бок, он встал и готов был пустить слезу, вспомнив, как коварно свалил его на землю Тутыриль. Но вот к нему, прогнав Тутыриля, готового снова схватиться, слегка прихрамывая, подошел чукча средних лет, невысокого роста, и на ломаном, еле понятном русском языке стал успокаивать:

— Нисего, ти тосе сильный путет, — похлопал он его по плечу, попробовал мускулы на руках. — Ти кто?

— Владик, — насупившись, ответил парнишка, вытирая рукавом набежавшую слезу.

— Мэ-э, Влятик! Ии-кун, да, Влятик, — закивал он головой. — А гым, я, я, — ткнул он пальцем себя в грудь. — Я — Рычып.

— Вля-а-а-тик! — повторили за Рычыпом чукотские ребятишки.

Вскоре пришли отец с матерью и с ними — несколько чукчей. Один из них был одет по-русски. Он о чем-то оживленно разговаривал с отцом. Все гурьбой направились к ярангам. Рычып зашагал следом. Пыхтя и отдуваясь, помогали нести вещи новые знакомые. Янкой тащил сравнительно тяжелый мешок, Кальхеиргин — черную сумку, Тутыриль — туго набитый портфель, Энмычайвын — ведро с посудой.

Для Владика и его брата все тут было необычно: странные жилища, кожаные лодки, лохматые собаки, какие-то кости, оленьи рога. Владик смотрел по сторонам и отставал. Отец сердито поторапливал его.

— Вот здесь будете жить, — сказал чукча, одетый по-русски, который оказался председателем райисполкома Туккаем.

Перед ними был круглый щитовой дом с небольшими окнами и конусообразной крышей, похожий на казахскую войлочную юрту. Внесли вещи. Взрослые тут же вышли, задержались Туккай и ребятишки. Мать достала из сумки конфеты леденцы, насыпала каждому по горсти в ладони, сказала «спасибо» и бесцеремонно выпроводила их на улицу.

— Располагайтесь, — сказал Туккай и, выходя, заметил: — А ты, малыш, не сердись на ребят. У нас принято у каждого нового человека проверять силу. Вот ребята и затеяли борьбу.

Друзья

Владик быстро сошелся с увэленскими ребятишками, подружился с Рычыпом.

В первый же день, как только он вышел на улицу в новой куртке, выглаженных брюках и блестящих ботинках, его сразу окликнул Янкой:

— Вля-а-а-тик! Кыетги! — махнул он рукой.

Владик не понял, что кричал Янкой, но догадался по взмаху руки, что его зовут. Вместе с ним уже были Тутыриль, Кальхеиргин и Энмычайвын. У Янкоя из кармана в карман протягивались какие-то веревочки, а у Кальхеиргина на лбу висели три косточки величиной с куриное яйцо и вся голова была обмотана шпагатом с кисточкой из утиных перьев у правого уха. Владику стало смешно, и он хотел было спросить, что это такое, как вдруг Тутыриль закричал:

— Гачгамкыт!

Ребята, сорвавшись, помчались в конец поселка. Владик побежал за ними, не понимая, что крикнул Тутыриль, куда и зачем бегут мальчишки. У какой-то яранги они присели. Янкой вытащил из карманов косточки на веревочках. Кальхеиргин быстро снял с головы такие же. Владик присел тоже и стал смотреть туда, куда глядели ребята. И тут он увидел, что над лагуной к поселку летит большая стая уток. Ребята следили за ней и перебегали с места на место. Утки уже были над самым поселком. Вдруг раздался резкий свист, утки сбились в кучу, снизились, и в стаю полетели косточки на веревочках. Косточки в воздухе разошлись и походили на растопыренные пальцы. Они не долетали до уток, но Владик увидел, как одна закувыркалась и стала падать на землю.

«Как же так? — размышлял Владик. — Никто не стрелял из ружья, а утка падает на землю. Удивительно».

Тут из-за яранги выбежал взрослый парень, схватил трепыхавшуюся утку и исчез. Ребятишки подобрали свои упавшие косточки и оживленно переговаривались. Янкой пытался что-то объяснить Владику, показывая на костяшки, бросил их пару раз вверх. И тут только Владик догадался, что так кидают костяшки в стаю, и стоит утке задеть крылом веревочки, как они тут же опутывают ее, словно связывают, и утка, живая и невредимая, падает на землю.