Падеспань - Ростислав Жуков

Что касается пива, то испанцы его любят, судя по всему, больше всех других напитков. Интересно, что, блуждая по Мадриду, мы поначалу долго не могли встретить ни единого более-менее крупного промышленного предприятия. Наконец мы увидели здоровенный завод классического вида: краснокирпичный и с трубами. На крыше его красовались большие буквы:

«Маоу», как я писал, – название популярной марки пива: завод был пивоваренный. Находился он, кстати, рядом со стадионом Висенте Кальдерон.

Возвращаясь перед обедом в окрестности альберга, мы обычно посещали парк Кампо дель Моро, что у королевского дворца, который тоже находится недалеко от альберга.

После утомительных многокилометровых прогулок нам нравилось греться там на солнышке. Парк этот красив, ухожен и малолюден. Там имеются пруды, где плавают утки и лебеди. В парке этом среди прочих растут деревья, привезённые в Испанию издалека. Рядом с такими иноземными деревьями имеются таблички с надписями, сообщающими, откуда привезено данное дерево, и как оно называется. В частности, мы встретили там сибирскую ель, а также берёзу.

Глядя на эту если не единственную, то одну из немногих в Мадриде классическую русскую берёзу, мы живо представили, как нажравшиеся русской водки русские эмигранты, собравшись в приступе ностальгии вокруг этой русской берёзы и пуская мутную слезу, обнимают берёзу и трутся о неё давно небритыми шершавыми щеками. Мы предположили, что при большом наплыве эмигрантов они в конце концов при частых потираниях своими небритыми щеками берёзу спилят.

Таков был наш юмор, из которого можно заключить, что ностальгия была нам чужда. Здесь, в Кампо дель Моро, я порвал и выкинул в урну обратный авиабилет; что касается Шосса, то он уничтожил свой билет более «изощрённым» способом.

Говоря про Кампо дель Моро, могу сообщить также, что: а) там имеется бесплатный туалет – как войдёшь, вниз и налево; в этом туалете имеются наши с Шоссом автографы; б) в парке живёт много кошек. Сердобольные испанцы ежедневно приносят им кучу кошачьего корма и наливают воды в мисочки. Бездомные коты невероятно раскормлены. Шосс, относившийся к котам с умилением, пытался их подозвать и погладить, но коты, видно, не понимали по-русски.

Альберг «Сан Исидро» от обеда до ночи. К обеду в альберг мы возвращались всегда заблаговременно, ибо если опоздаешь, то кормить не будут.

При входе в альберг надо сообщить дежурному на вахте номер своей койки, дабы он отметил в своих бумагах, что занимающая эту койку персона явилась, и не предоставил эту койку другой персоне.

Обед обычно задерживали; мы считали минуты задержки и нервничали; после приглашения по трансляции к столу впускали сначала через отдельный вход инвалидов на креслах и их помощников. Затем открывали двери остальной ораве. Мы с Шоссом торопливо усаживались за стол, стараясь не попасть за один с Радостником.

На первое бывал либо горох, либо фасоль, либо салат, либо макароны, либо суп. На второе – рыба, сосиски, тефтели, мясо. На десерт – обычно фрукты. Кроме солонок, на столах стояли металлические кувшины с холодной водой.

После обеда мы вновь уходили гулять.

Поначалу мы не знали о существовании в альберге полдника в пять часов (кофе, либо какао, либо сок плюс печенье, либо кекс) и не ходили на него. Какова же была наша досада, когда мы наконец обнаружили, что он есть, а мы его ПРОПУСКАЛИ!

После полдника мы чаще всего сидели в библиотеке, ибо таскаться по Мадриду к этому времени нам уже было лень. Книги в библиотеке были, конечно, на испанском языке; немного книг было на английском и французском; мы читали наши два тома Станислава Лема, то и дело в ожидании ужина глядя на часы.

Задолго до приглашения по трансляции на ужин мы, как и перед обедом, уже слонялись по двору, задерживаясь возле открытых окон кухни, и нюхали там воздух, пытаясь угадать, чем будут кормить. Отсутствие выраженного запаха, что предвещало макароны, приводило Шосса в уныние. Запах рыбы нравился нам больше, ну, а если нам казалось, что пахнет мясным рагу, мы от предвкушения оного высоко подпрыгивали, сучили ногами и хлопали друг друга по плечам.

Другие плусы тоже проявляли живой интерес к тому, чем будут кормить, заглядывали в окна столовой и сообщали остальным, что там расставляют на столах, а также допытывались насчёт меню у дежурного персонала и кухонных «придурков».

– Сальчичас! – разносилось в толпе плусов.

– Сосиски – это хорошо, – говорили мы с Шоссом.

– Пескадо, – гундосили плусы.

– Рыба – это тоже хорошо, – бормотали мы с Шоссом, пробираясь поближе к запертой пока двери и одновременно стараясь держаться подальше от Радостника.

Ужин происходил в 8 часов вечера, и после него коридоры, ведущие к спальням, отпирались, и кое-кто уже шёл спать. Мы некоторое время смотрели телевизор, стреляя сигареты с таким расчётом, чтобы осталась хотя бы одна на утро, дабы скурить её после кофе, беседовали с плусами и наблюдали за жизнью альберга «Сан Исидро». Телевизор можно было смотреть до глубокой ночи.

Эх, до чего хороший был альберг «Сан Исидро» на Пасео дель Рей! Как там было спокойно и замечательно. Мы были бы рады жить там всегда.

Вызовы по трансляции. Я уже писал, что Шосса несколько раз по трансляции вызывали на вахту. Как-то раз вечером перед ужином, когда мы смотрели в салоне телевизор, на вахту вызвали сразу нас двоих.

Мы отправились туда, теряясь в догадках. Может быть, из России на «Вестерн Юнион» пришли наконец деньги, а в альберг – уведомление об этом приятном событии?

Конечно, нет, решили мы, чёрта с два нам когда-нибудь кто-нибудь что-нибудь пришлёт.

Тогда, может быть, – худо дело! – нас решили наконец отсюда выставить? Альберг – для испанцев; может, терпение руководства наконец кончилось? В самом деле, для нас сделали исключение, но не можем же мы вечно сидеть на шее «Сан Исидро»?

Выставлять нас пока не собирались; никакого перевода, конечно, тоже не было; на вахте мы увидели негра в очках.

Негр не знал ни слова по-испански, а персонал не знал ни слова на родном языке негра – английском. Нас спросили, не можем ли мы поговорить с негром по-английски. Когда Шосс сказал, что может это сделать, дежурившая в тот вечер добрая девица очень обрадовалась и принялась нас благодарить. Она попросила: а) объяснить негру, что ему разрешено провести в альберге только одну ночь; б) растолковать ему альберговские порядки; в) показать негру его спальню и койку.

Негр тоже обрадовался, когда Шосс стал говорить с ним по-английски. Негра звали Патрик, он был из Либерии. В Испанию он приехал, как доверительно сообщил нам, с той же целью, что и мы, – то есть чтобы здесь остаться. Нас же Патрик разочаровал тем, что оказался некурящим. Нас-то прежде всего интересовали табачные «спонсоры».

Наутро, дружески с нами распрощавшись, Патрик ушёл из альберга. К обеду он, впрочем, вернулся и с неудовольствием рассказал нам, что в «Карибу» (известном нам) денег ему не дали и угостили только кофе с кексом, а всё дело-то в том, что кексы он не любит. В альберг Патрика больше не пустили, и он ушёл в «Крус Роха».

Прадильо, 40. Мерседес, однако, не оставляла нас в покое. Время от времени она вызывала нас к себе и допытывалась, когда мы наконец получим свои деньги и покинем «Сан Исидро».

Когда мы сообщили ей, что билеты давно уничтожены, самолёты наши улетели без нас, и мы остаёмся жить в Испании, Мерседес была шокирована. Наивная Мерседес: кажется, наши намерения должны были быть ясными сразу.

Мерседес, сильно занервничав, стала говорить о том, что мы не можем жить в альберге, что в Испании нас ожидают большие проблемы, что здесь очень трудно получить легальный статус и, соответственно, работу… Мы вежливо слушали.

Мерседес даже привела какого-то работника из персонала, который говорил с нами, по его мнению, по-английски; мы терпеливо выслушали и его.

Мерседес стала куда-то названивать и в итоге выписала нам направления на улицу Прадильо, 40, где находился центр по делам иностранцев и беженцев.

До Прадильо, 40 (метро Альфонсо ХIII, линия 4) мы добирались на другой конец города пешком часа два. Там дело упёрлось в наше знание, точней, почти незнание испанского языка. По-испански я несколько лучше говорил, нежели сам понимал то, что мне испанцы говорили; Шосс лучше именно понимал; так и перебивались. Прогресс, конечно, шёл, но медленный; всё-таки в Испании мы находились ещё меньше месяца.

Английский язык Шосс знал лучше, чем испанский, и на Прадильо, 40 его пригласили на беседу – интервью – через английского переводчика.

Я же почему-то убоялся беседы как по-английски, так и по-испански. Что делать, иногда меня тормозит; по прошествии пары месяцев жизни в Испании точно не убоялся бы. Мне назначили интервью на другой день через русского переводчика, которого на Прадильо не было, и которого нужно было откуда-то пригласить.