Розы на снегу - Василий Топильский

— Ну, сестрички-невелички, вот и ниспослал вам господь бог братца желанного. Теперь все пополам: и соль, и сахар, и пирог с грибами, и мед с огурцами.

— А мне бы цайку цашецку в Цихацове, — прыснула быстрая и озорная Надя, высокая, худощавая брюнетка с красивыми карими глазами.

— И чего ты все время гогочешь, — одернула ее Аня, тоже высокая, но в противоположность сестре спокойная, немного даже медлительная, симпатичная шатенка. — А ты чего? — повернулась она к Запутряеву. — Вот уже полчаса все улыбаешься да улыбаешься. Аль смешинку проглотил?

— Точно, — блеснул новой улыбкой Анатолий, — с той секунды, как узнал, что за Чихачевом девичьим гарнизоном командовать буду…

Ночью Запутряев и Федоровы услышали еще раз: «В добрый путь, товарищи!» Через передний край вражеских войск проскочили на лыжах. Вел разведгруппу тайной лыжней красноармеец, тоже разведчик.

…Разведгруппа. Маленькая ячея большой прочной сети, искусно сплетенной полковником Деревянко и его помощниками в тылах фашистских армий группы «Север». Трое, пятеро, иногда чуть больше бойцов. Для некоторых из них боевое задание было первым и последним в жизни. Но большинство солдат незримого фронта «приживалось» в стане врага, показывая при этом незаурядные профессиональные качества.

…Сняв с елки антенну, Запутряев забрался под густой шатер ветвей. Первый радиосеанс прошел хорошо. Центр быстро принял сигнал «Я — ВРК… Я — ВРК…». Теперь можно и нужно выспаться. Дорога была и длинной, и нелегкой. До Партизанского края добирались на лыжах, а дальше на санях, готовые в любой момент спрыгнуть с них и вступить в бой. На железнодорожном переезде два фашиста долго и придирчиво расспрашивали Надю, правившую лошадью. Та, посмеиваясь и цокая, бойко отвечала по «легенде»:

— Да, местные. Почему не эвакуировались? Хотели, но не успели. Родители? Погибли при бомбежке. Куда путь держим? В родное гнездо — деревню Кивернево — в пятнадцати верстах от Славковицей. Там дядя. Он староста. Цто за парень? Брат двоюродный Толька. Хворый он. Откуда лошадь? Были б царвонцы. Ну, по-вашему, марки. За них церта купить можно.

Пока длился этот допрос-разговор, Запутряев, полулежа на сене, сжимал в одной руке гранату-лимонку, в другой рукоятку нагана. Не вынимала рук из коричневого пальто и Аня…

Уснуть долго не удавалось — сказывалось нервное напряжение: как-никак радиограмму пришлось давать под носом у оккупантов. Лес, в котором разведчицы оставили своего командира, был небольшим, находился между двух дорог. До Анатолия долетал шум машин, иногда громкая чужая речь.

Дважды угасал в лесу фиолетовый мартовский вечер. Дважды белка с громким хорканьем взлетала по утрам к кронам, видя, как из-под ее дома-ели вылезал человек в полушубке. Запутряев костра не разводил и к тому времени, когда раздался условленный свист, промерз до костей.

Надя появилась раскрасневшаяся, запушенная снегом, с ходу выпалила:

— Все хорошо, Толя. Дом наш цел. Собрались соседи. Ну, конечно, всплакнули по «погибшим». Дядя прибежал. Холуй он фашистский. Это — точно. А так все, как и предполагали. Только…

— Что только? — нетерпеливо спросил у нее Запутряев.

— Фашисты в деревне часто появляются.

— Ну и что?

— Чужака легко заприметят. Жить в доме рискованно.

— Аня говорила — подвал есть.

— Так то подвал.

— Вот там и будет моя штаб-квартира. А сейчас забирай рацию, — распорядился Анатолий, — и топай. Меня встречайте поздним вечером…

Кивернево — деревня небольшая. Главная улица — дорога из Порхова на Остров. Окрест поля да кустарник. Домик Федоровых стоял в центре деревни. Его посетителей могли видеть десятки глаз. Среди них и глаза предателя-соглядатая. Запутряев решил выходить из подвала только ночью, притом в случае крайней необходимости.

Мартовский снежок не лежок. Но в тот год метель не раз натужно гудела в печных трубах в марте. В апреле весна одержала верх. Лес огласился тетеревиными песнями и кукованием ошалевшей кукушки. До Анатолия эти звуки не долетали. В подвале было темно, сыро, холодно. Под ногами беспрерывно шастали крысы, а наверху по утрам зло бубнил Арся (такую кличку дали односельчане Федоровых старосте), ругая племянниц за частые отлучки.

Сто двадцать суток провел в добровольном заточении Запутряев. И каждый третий день в эфир летели его позывные: «Я — ВРК… Я — ВРК…»

Сведения, передаваемые разведгруппой в штаб фронта, были самые разнообразные, касались они главным образом вражеских частей, направлявшихся в сторону Ленинграда. Сестры (не без помощи дяди) устроились работать на очистку дороги от снега. Тут только замечай да подсчитывай, — войска шли густо.

Как-то в апреле Надя с возмущением рассказывала:

— Пристает ко мне обер один. Из Славковичей. По-русски говорит вполне прилично. Каждый раз, когда появляюсь в поселке, липнет. Гусь какой-то штабной.

— Подожди, подожди, — заинтересовался Анатолий, — ведь в Славковичах раньше никакого штаба не было. Ну, а влюбчивый обер-лейтенант — не так уж и плохо.

— Кому как, — рассердилась Надя, — а мне…

— А тебе, — продолжил Запутряев, — надлежит с офицером почаще встречаться. Это — приказ. Но будь осторожна. Помнишь, майор учил: «Не расслабляйте себя, даже когда хорошо знаете, что опасности нет рядом. Разведчик все время ходит по краю обрыва. Даже во сне…»

В Славковичах, оказывается, действительно разместился штаб механизированного корпуса гитлеровцев. Разместился весьма скрытно. Легковые машины около дома, где находились командование и оперативный отдел, не останавливались. Провода телефонной связи прокладывались ночью и только по земле.

Пять дней штаб жил спокойно в укромном месте. На шестой перестал существовать. Координаты, переданные разведгруппой ВРК, были точны.

Накануне бомбежки «фрейлейн Надя», так «мило сочувствующая новому порядку», узнала от болтливого ухажера маршрут и некоторые другие данные о частях корпуса, направленных под Старую Руссу в распоряжение командующего 16-й немецкой армией.

— Видишь, каким жирным твой гусь оказался, — посмеивался Запутряев над Надей, настраивая радиопередатчик на нужную волну.

Девушка молча светила ему электрическим фонариком и, только когда окончился радиосеанс, тихо проговорила:

— Изнервничалась я до чертиков за эту неделю. А что будет завтра, Толя?

— Завтра будет легкий день, — пообещал Запутряев.

Легкий день? Таких у разведчиков не было, да и быть не могло… В полдень следующего дня Аня и Надя уже шагали к городу Порхову. Центр радировал: