Ведьма Пачкуля и конкурс «Колдовидение» - Кай Умански

ТАЧКА. ТОЖЕ ХОЧУ.

Тишину нарушил Красавчик.

— Теперь вы знаете, — сказал он.

Гоблины кивнули.

— Гоблины и тачки, как мы и говорили, — добавил Цуцик.

Все снова кивнули и в придачу пустили слюни.

— Та-а-ачка, — шепотом протянул Косоглаз, точно пробовал слово на вкус.

— Жжжж, жжжж, — слабо произнес Обормот.

— Би-бип, — мечтательно прибавил Пузан. Вытянув перед собой руки, он крутил воображаемый руль.

— Иииииуууу — бдж! — внес свою лепту Пузан. Он закрыл глаза, вспоминая самые зрелищные аварии, которые они увидели в волшебном ящике.

— Т-а-а-а-ачка, — снова забубнил Косоглаз. — Хочу та-а-а-ачку.

— Мы в кудсе, Косоглаз, — сказал Красавчик. — Вопдос в том, где дам ее взять. Вот о чем дадо подумать.

— Та-а-а-ачка. Т-а-а-а-ачка. Т-а-а-а-ачка, — монотонно повторял Косоглаз, раскачиваясь взад-вперед.

— Его заклинило. Кто-нибудь, сядьте ему на голову, — сказал юный Цуцик.

Пузан, ко всеобщему удовольствию, вызвался приглушить не слишком содержательный Косоглазий монолог.

— Ну же, — сказал Красавчик. — Думайте. Где бедут машины?

— Покупают в машинном магазине? — предположил Свинтус.

— У дас тут дигде дет машинных магазидов, — сказал Красавчик. — И потом, у дас дет денег.

— Тогда надо стырить, — предложил Пузан. Из-под его кормы раздался громкий храп. Косоглаз заснул.

— Ду да, — сказал Красавчик. — А когда хозяева ее хватятся? Что тогда?

Гоблины тупо таращились друг на друга.

— Они станут искать улики, так? — продолжал Красавчик. Мысли из него так и перли. — Улики, котодые укажут на водов. И тут же дайдут одну вопиющую уличищу.

— Какую? — спросили все.

— Нас, дазъезжающих в тачке. Какой смысл иметь машину, если да ней не ездить.

— Ну да, — сказали все, уловив суть. — Правда.

— Иногда мне кажется, что все наши затеи обречены на неудачу, — вздохнул Обормот. — Купить нельзя, украсть нельзя. Не знаю.

— Может, нам кто-нить ее подарит? — сказал Свинтус.

— Кто? — хором спросили остальные.

— Санта?

— Не. Она в чулок не влезет, — заметил Гнус.

— Тогда Зубная Фея.

— Она только монетки дарит, бестолочь, — хмыкнул Обормот. — Когда Зубная Фея в последний раз оставляла у тебя под подушкой тачку? Бестолочь и есть.

— Повтори это еще раз, — свирепо сказал Свинтус, — и я тебе так двину, что все зубы вылетят. Покладаешь их все под подушку — глядишь, и на тачку насобираем.

— Так, значит?

— Да!

— А ну уймитесь, а не то обоим врежу, — пригрозил Пузан.

— Так, значит? (Обормот и Свинтус.)

— Да! (Пузан.)

— У дас есть только один путь, — медленно произнес Красавчик. — И он непдостой, так и здайте. Но если мы будем даботать сообща, все может получиться.

— Ого, — сказали все. — Ну?

— Мы сами сделаем машину, — сказал Красавчик.

Глава девятая

Они там музыку играют!

— Миль пардон, что, ты сказал, они делают? — проорала Чепухинда. Она смотрела «Остаться в мертвых». Достопочтенная туговата на ухо, поэтому колдовизор был включен на полную громкость.

— Играют музыку, госпожа. И поют, в зале «У черта на куличиках», — гаркнул в ответ Проныра.

Проныра — помощник Чепухинды. Мелкий бес, красный, с рожками. Пока хозяйка смотрела сериал, он поджаривал булочки с изюмом на огне, насадив их на зубцы своих бесовских вил. Чепухинда давно забросила привычку есть вне дома. Она и на собственную кухню-то не заглядывала. Сидела себе в гостиной, выкрутив ручку громкости до упора, и трескала сдобу. (Опытным путем она установила, что если ешь только перед колдовизором, твой выбор — булки: во-первых, они большие — не проваливаются между спинкой дивана и сиденьем, а во-вторых, сытнее, чем орешки.)

— Что? — крикнула Чепухинда. — Говори громче! Что они делают?

Проныра сделал потише.

— Поют. Если это можно так называть. По мне так больше похоже на кошачий концерт.

— Что значит поют? Кто им разрешил петь?

— Никто, полагаю, — сказал Проныра и пожал плечами. — А что? На это нужно разрешение?

— Ну разумеется, если делать это в банкетном зале, — твердо сказала Чепухинда. — Там ничего нельзя делать без моего разрешения. Даже чтобы там дышать, и то нужно сначала у меня спросить. Кто там был?

— Не знаю. Я не проверял. Просто мимо проходил, когда нес вам булочки.

— Надо было проверить, — проворчала Чепухинда, укоризненно тряся пальцем. — Кто бы они ни были, они нарушили правила. Все мероприятия должны быть согласованы со мной. Дай-ка мне ведьмо-ведомость. Хочу кое-что посмотреть.

Проныра не сразу отыскал ведьмо-ведомость. В последнее время они с Чепухиндой не утруждали себя домашней работой. Все как-то некогда было — промежутки между передачами всегда оказывались слишком короткими. Газеты, журналы и письма они просто сваливали на стол в кухне, вместе с грязными кофейными чашками и смятыми пакетами из-под булок.

— Здесь не мешало бы прибраться, — сварливо заметила Чепухинда с дивана. — У нас уже как на мусорной свалке. Ну же, где ведомость?

— Ищу я, ищу.

В итоге Проныра нашел ведомость — где бы вы думали? — в хлебнице. Он не слишком любезно сунул тетрадку Чепухинде в руки, плюхнулся на диван и погрузился в сюжетные перипетии «Остаться в мертвых».

Чепухинда стряхнула с ведомости крошки, раскрыла ее и пробежала пальцем по странице.

— Ничего. Как я и думала. На сегодня никаких мероприятий не запланировано. Проныра, выключи колдовизор.

— Чего?

— Выключи.

— Чего?

— Колдовизор. Выключи, говорю.

— Выключить?

— Именно.

— Но мы никогда его не выключаем.

— А сегодня выключим.

— Но скоро «Болото чудес».

— Ты его уже видел — это же повтор. Выключай и давай собираться.

— Собираться? Куда? — растерялся Проныра. — Он уже забыл, что такое выход в свет, теперь он выходил из дома только за булками.

— А сам как думаешь? В банкетный зал. Если там проходит несогласованная спевка, я хочу знать: а) почему она не зарегистрирована в ведьмо-ведомости, как полагается; б) почему меня не пригласили. Ну же, подай шляпу.

Пачкулины музыкальные вечера неожиданно стали пользоваться популярностью — до такой степени, что в очень маленькую (и не то чтобы подготовленную к приему гостей) хибару номер 1 в районе Мусорной свалки народ уже не вмещался. Каждую ночь всю последнюю неделю Пачкулин порог обивали толпы ведьм, желающих играть в группе. Горя энтузиазмом, они размахивали пакетами со сладостями и умоляли впустить их.

— Пардон, не могу, — беспечно бросала Пачкуля очередной претендентке. — Места нет. Кроме того, вокалисток у нас уже достаточно. Теперь я набираю только тех, кто умеет на чем-нибудь играть.

— Но так я умею! — пылко восклицала ведьма. — Смотри! Я принесла свои кастаньеты/ложки/треугольник/расческу и бумагу/волынку/панамскую флейту! И лимонную помадку. Ну пожалуйста!

И всякий раз Пачкуля уступала. Из-за ее нелюбви к чистоте у нее бывало не так уж много гостей. А тут вдруг столько народу, все приносят вкусненькое, умоляют пустить их в хибару, а не бьются в истерике, чтобы выпустили.

— Ну ладно, — говорила она и закатывала глаза. — Раз уж тебе так приспичило. — И прибавляла с саркастической усмешкой: — А я думала, тебе больше нравится сидеть дома и смотреть колдовизор. — Ну не могла она отказать себе в таком удовольствии.

Робкая гостья обычно отвечала:

— Ой, ну что ты, конечно нет. Куда больше мне хочется к тебе в гости. Я вчера видела Шельму/Мымру/близнецов, и она/и сказала/и, у тебя так весело. Ну, пожалуйста, разреши мне войти. Я десерт принесла…

Когда ансамбль разросся до двенадцати участниц, стало очевидно, что в Пачкулиной хибаре слишком мало места. А банкетный зал простаивал без дела — вот ведьмы и решили музицировать там.

Сейчас они репетировали новую песню. Одиннадцать стульев были расставлены полукругом перед двенадцатым, на котором сидела Пачкуля и бацала свой универсальный бреньк. Ей с переменным успехом пытались подыгрывать: Бугага и Гагабу (скрипки); Крысоловка (дудка); Вертихвостка (кастаньеты); Чесотка (ковбелл[3]); Мымра (обернутая бумагой расческа); Шельма (губная гармошка); Тетеря (треугольник); Туту (ложки); Грымза (бубен) и, наконец (что никоим образом не умаляет ее важности), Макабра на волынке.

Репетиция проходила не вполне складно. Никто толком не понимал, что играет — припев или куплет. Песню написали Пачкуля с Шельмой, называлась она «Непутевый притоп». В ней было длинное соло на губной гармошке и ускоренный Пачкулин бреньк.

Крысоловка, которая не могла играть без нот, умудрилась их потерять и теперь искала, ползая по полу. Шельма прервалась, потому что отверстия в ее губной гармошке напрочь забились помадой. Мымра тоже маялась со своим инструментом: бумага была ветхая, а расческа беззубая. Близнецы, похоже, вообще играли другую песню — впрочем, это было неважно, потому что Макабрина волынка заглушала все прочие звуки.