Колония. Файл №224 - Крис Картер

— Матери нужно дать еще немного времени, — услышал он голос отца. Сигара разгорелась, высветив тяжелые черты лица. — Побудь пока здесь.

— Ты сказал, что я должен торопиться. Что дело срочное. Что…

— Это все так, сын. Но… чуть повремени.

Да что же, в конце концов!.. Отец медленно встал, подошел к Молдеру. От него пахло хорошим табаком и твидом старого домашнего пиджака.

Это мама настояла, чтобы ты приехал, Фокс.

Он протянул руку, и Молдер пожал ее. Ладонь отца была слабая и горячая.

— Но, папа! Что же все-таки случилось? Отец сделал еще шаг вперед, Молдер вынужден был чуть посторониться — и оказался как раз напротив щели между портьерами. В комнате лицом к нему сидела мать со смятым платком в руках, а перед нею — какая-то женщина…

— Определенность — чертовски комфортабельная штука, — сказал отец. — Мы так привыкаем к ней, так стремимся сохранить, что когда она рушится — нам кажется, что рушится мир…

— С кем это там мама разговаривает? — перебил его Молдер.

— С твоей сестрой…

Молдер хотел что-то сказать, но вдруг понял, что забыл абсолютно все слова. Его перенесло с веранды прямо в комнату, и там две женщины, очень похожие, хотя одна была совсем седая, встали ему навстречу. Потом молодая вышла вперед. Она была невысокая, с длинными вьющимися волосами, перехваченными у затылка, и светло-серыми глазами. И то, что не спутаешь ни с чем: ямочка на подбородке: не в центре, а чуть правее…

— Фокс…

Под утро мать утомилась так, что чуть не упала с кресла, и Молдер отвел ее в спальню.

— Ты светишься, — сказал Молдер. Мать улыбалась, почти его не слыша.

Наверное, в ушах ее звучала другая музыка.

Потом она тревожно встрепенулась.

— Фокс, — прошептала она, — Фокс… Как ты думаешь, это она?

— Ну, а кто же еще? — удивился Молдер. — Разумеется…

Но сам он ни в чем не был уверен.

Накинув пиджак, он вышел на веранду. Солнце еще не встало. Воздух был прохладным и теплым одновременно: так иногда случается перед рассветом. Начинали просыпаться птицы.

В кресле, где любил курить отец, сидела Саманта, закутавшись в плед. Она сама напоминала какую-то птицу: красивую, но немного неловкую на земле.

— Фокс… Еще не слишком поздно, чтобы поиграть в «Стратегию»? …… улыбнулась она Молдеру, наклоняясь вперед и подбирая ноги, словно готовая в любой миг вскочить и бежать — играть в мяч, в «Стратегию», в шахматы, в которые Фокс так и не успел научить ее играть правильно…

— Чуть поздновато, — сказал Молдер. — Хотя… что нам каких-то там двадцать два года?..

— Да… Странно, папа все время молчал. Неужели ему было нечего мне сказать? Он просто сидел и смотрел…

— Что удивительного? Произошло то, чего уже перестали ждать… Ты им сразу все рассказала?

— Конечно…

Саманта, зябко ежась, встала и подошла к перилам.

— Я помнила себя с одиннадцати лет, — сказала она, глядя в небо. — А что было до того — не помнила. Это было страшно. Я жила у приемных родителей и почему-то знала, что они приемные, хотя не помнила ни маму, ни папу… ни тебя. А потом… потом страх стал усиливаться. Я боялась всего. Несколько лет назад это стало совершенно невыносимо. Мне предложили пройти курс регрессивной гипнотерапии. Ты знаешь, что это такое?

— Да уж… знаю.

— И у меня… ко мне начала возвращаться память. Иногда я думаю, что лучше бы… Понимаешь, все это: похищение, потом анализы, потом… это то, чего лучше не знать. Если уж оно с тобой случилось… то лучше не знать…

И вдруг она порывисто обернулась к Молдеру и на секунду прижалась к нему. Потом отстранилась, скрывая неловкость за улыбкой. Нос ее покраснел от слез.

— Я не говорила родителям, но тебе должна сказать. Мне грозит опасность…

— Какая?

— Один тип охотится за моим отцом и другими врачами, ты же знаешь…

— Твоим… отцом?

— Приемным отцом. Тем, кто воспитал меня. Он, видишь ли… он здесь проездом. Он из тех, кого люди называют пришельцами. Он и его друзья — эмигранты, они здесь скрываются. И вот — прибыл киллер, который убивает их. Одного за другим. Уже многие погибли. Ты с ним ветречался, Фокс. Он умеет влезть в доверие. Притвориться кем-то другим. Он не остановится, пока не убьет всех. Всех… нас. И меня тоже.

— Здравствуйте, это Дэйна Скалли. Меня сейчас нет, пожалуйста, оставьте ваше сообщение, я перезвоню позже.

— Скалли, возьми трубку. Если ты меня слышишь, возьми. Черт… Скалли, слушай внимательно. Ни в коем случае не доверяй нашему приятелю из ЦРУ. Ты меня поняла? Это может быть очень опасно. И дозвонись до меня. Обязательно дозвонись.

Если бы Скалли задержалась на полминуты, она бы услышала это сообщение — и многое из того, что произошло потом, могло бы не произойти вовсе или произойти иначе. Если бы у нее порвался шнурок на кроссовке или опять куда-то подевался ключ…

Но нет — шнурок выдержал, а ключ оказался там, где и должен был быть, — на столике у двери. Поэтому Скалли не услышала сообщения.

Четверть часа спустя:

Вы позвонили Фоксу Молдеру. Оставьте ваше сообщение после гудка.

— Молдер, куда ты пропал? Слушай меня внимательно. Я решила сменить дислокацию. Звоню тебе из автобуса. Остановлюсь в мотеле «Деревенские каникулы» на шоссе И-90 вблизи Германтауна. За мной никто не следил, по крайней мере, я не заметила ничего. Обязательно дозвонись до меня, я должна сообщить тебе кое-что очень важное…

Германтаун, штат Мэриленд

Дверь здания 32/43 была заперта на замок, но Скалли предвидела такой поворот событий и запаслась маленькой аккумуляторной дрелью. Две минуты — и дверь поддалась.

Теперь, при дневном свете, Скалли сумела рассмотреть внутренность помещения. Даже после разгрома, учиненного здесь агентом Чапелом, можно было с уверенностью сказать, что недавно здесь была какая-то биологическая лаборатория, оборудованная очень неплохо. Скалли, неслышно, по-кошачьи ступая в своих мягких белых кроссовках, переходила от одной стойки с аппаратурой до другой, от одного лабораторного стола к другому…

Чапел уничтожал далеко не все. Ему плевать было на компьютеры и комирессоры, наборы реактивов и медицинское оборудование. Но шесть опрокинутых скелетов, оставшихся от разбитых аквариумов, и какие-то связки оборванных проводов, свисающие с консолей под потолком, свидетельствовали: Чапел знал, что здесь главное…

Под ногами мягко чвакало; запах был своеобразный: смесь больничной палаты и пыльного чулана.

В жиже среди стеклянных осколков и специфического медицинского тряпья Скалли заметила наполненный чем-то мешок для инфузий. Она осторожно, двумя пальцами, подняла его. За прозрачным мягким пластиком в мутной жидкости плавал эмбрион, примерно пятимесячный. Скалли хотела сунуть его в сумку для дальнейшего анализа, но тут отчетливо почувствовала чужой взгляд. Она брезгливо уронила инфузионный мешок на пол, мотивированным жестом поднесла руку к карману, — то ли вытереть руку о полу, то ли достать платок, — и выхватила пистолет, одновременно присаживаясь и разворачиваясь в сторону взгляда. Между двумя стеллажами мелькнула чья-то фигура…